Пираты Карибского моря. Проклятие капитана - Папоров Юрий Николаевич (книга жизни .txt) 📗

Обнимите за меня графиню, которой я с нежностью кланяюсь. Завтра же напишу ей письмо.

С искренней преданностью и глубоким уважением,

Педро».

Закончив письмо, де ла Крус в ожидании, пока просохнут чернила, прочел свое послание вслух.

— Потеряй я боцманскую дудку, если мой капитан прав, — неожиданно заявил Добрая Душа.

— Это почему же, боцман?

— Извините, капитан, но зачем швырять деньги на ветер? Нам надо еще хорошенько переоборудовать нашу голубку!

— Это так, боцман, но насчет «денег на ветер» я не совсем тебя понимаю.

— Вы пишете: «Страстно мечтает приобрести корабль». Эти слова стоят лишних денег, мой капитан. На вашем месте я просил бы Марию просто сказать, что капитан де ла Крус и графиня влюблены друг в друга, и, если раньше де ла Крус искал возможность приобрести корабль, чтобы уйти в плавание, то теперь изменил свое намерение. Тогда у маркиза, если еще не появилась, то обязательно появится надежда отделаться от вас, и при этом, самое главное, он не станет заламывать цену.

— Черт возьми, хоть мне и тяжело водить пером, но твой довод заслуживает того, чтобы переписать письмо.

Поставив последнюю точку на новом послании, де ла Крус попросил Бартоло отереть ему лицо, от усилия покрывшееся испариной. Но тут же, переведя дух, он потребовал снова положить ему на колени доску с чистым листом бумаги и подать перо с чернилами.

Второе послание было адресовано жениху Марии.

«Милый Мигель,

у Вас в доме бывают офицеры с корабля маркиза де Блаказа. Я хотел бы просить Вас об услуге следующего свойства: рассказывая о том, как успешно Вы упражняетесь со мной в фехтовании, заметьте, что я ищу возможность приобрести судно, дабы заняться коммерческой деятельностью. Буду очень признателен Вам,

Педро де ла Крус».

Подпись расползлась. Капитану было трудно, он выбился из сил. Глубокая, ноющая боль в плече возобновилась с прежней силой. Он отправил боцмана с письмами и велел Бартоло дать ему двойную дозу той жидкости в бутылке, после которой боль ощущалась меньше. Через несколько минут после приема лекарства де ла Крус заснул.

С утра пришел сын палача. Он застал больного за мирной беседой с хозяином дома. Разговор они вели по-французски. Тетю рассказывал о себе. Де ла Крус безошибочно улавливал, что за внешним спокойствием повествователя скрывается не одна тайна благородного и прожившего яркую жизнь человека. Молодой капитан все больше проникался к Тетю искренним уважением.

Оказывается, Скаррон [24], которому поклонялась вся Франция и которого когда-то боготворил Педро, не раз оказывал молодому Тетю свое покровительство. Двери салона Нинон де Ланкло [25] были открыты перед Тетю, бывал он и в Версале.

— Видные придворные, преуспевающие буржуа, ученые, поэты — все собирались в доме Нинон, — говорил Тетю, когда в комнату вошел хирург.

Тетю замолчал, а де ла Крус подумал о том, что могло заставить столь почтенного человека коротать свою старость вдали от родины, в заокеанских владениях Испании.

Хуан долго осматривал больного: щупал пульс, слушал сердце, трогал пальцы левой руки, торчавшие из-под плотной белой повязки. Потом он потребовал, чтобы де ла Крус, превозмогая слабость и боль, попытался встать на ноги и прошелся по комнате, при этом не двигая левым плечом.

Когда де ла Круса снова уложили в постель, от боли ему было трудно пошевелить даже здоровой рукой.

Молодой Хуан дал капитану выпить той жидкости, которую он прописал принимать по вечерам, и капитан вскоре уснул. Проспал он весь остаток дня и всю ночь и тем самым был лишен возможности написать графине Иннес обещанное письмо.

Утром не успел Педро закончить свой завтрак, как услышал через открытое окно шум подъезжающей коляски. Бартоло лег на подоконник и подтвердил догадку капитана. В дверь дома, верхний этаж которого арендовал Тетю, уже стучался слуга графини.

Буквально через минуту Иннес в сопровождении удивленного Тетю быстро вошла в комнату. То, что она увидела, опечалило ее. Бледность придавала графине еще большее очарование, Тетю залюбовался молодой женщиной, затем, словно очнувшись, пригласил с собой Бартоло и оставил молодых людей наедине. Старому французу не надо было ничего говорить, из того, что видели его глаза, он понял, что именно связывает эту знатную красивую женщину с молодым капитаном.

Иннес подошла к постели и приложила ладонь ко лбу Педро. Капитан накрыл ее руку своей и произнес:

— Не судите меня строго, дорогая Иннес. Разве приход сестры к больному уже не приносит с собой облегчение?

Графиня быстро отняла руку.

— Вы, конечно, желаете говорить только о делах? — с укоризной спросила она. — Мы с Марией вчера побывали на корабле маркиза. Мария сделала вид, что насильно затащила меня к нему. Маркиз был весьма любезен, но я улучила минутку, чтобы оставить его наедине с Марией, и та, большая искусница в подобных делах, подала ему нужную мысль…

— Дорогая Иннес, присядьте. Прошу вас, вот сюда, на край кровати, и дайте мне вашу руку. Видит бог, небо ниспослало мне вас только потому, что я дал клятву разыскать Каталину и положить конец ее страданиям. Я не достоин вашего мизинца!

— Вижу, что болезнь повлияла на вас, милый Педро. Вы не замечаете, как противоречите самому себе. Всевышний послал меня, чтобы помочь вам, что я и делаю с великим наслаждением…

В эту минуту в дверь постучал Тетю. За ним следом в комнату вошел и Бартоло, неся на подносе чашечки с напитком:

— Холодный шоколад, мадемуазель. Больному обязательно! Прошу вас, попробуйте и вы.

— Хотя больной и лишен женской заботы, я вижу, ему хорошо у вас, мсье… Педро, вы не познакомили нас.

— Поль Эли Тетю, — хозяин дома поспешил представиться сам. — Смею заметить, с той минуты, как увидел вас, поклонник и почитатель вашей красоты.

Де ла Крус заметил, как графиня едва сдержала себя, чтобы не ответить Тетю, у которого желание сказать приятное вылилось в чисто французский комплимент, и гордой испанке это показалось не вполне деликатным. Педро попросил графиню поправить ему подушки и шуткой отвлек ее от неприятного происшествия.

Дальнейшая беседа между де ла Крусом, графиней и Тетю протекала мило и непринужденно.

Так они проговорили до наступления обеденного часа. Прощаясь, графиня сказала:

— Сеньор Тетю, разрешите мне завтра вновь посетить ваш дом. Если понадобится помощь, сообщите мне.

— Мой дом — ваш дом, графиня, — теперь Тетю ответил в испанском стиле и низко поклонился. Когда же экипаж графини отъехал от дома и Тетю вновь вошел в комнату, он неожиданно спросил де ла Круса: — Графиня ваша невеста?

— Нет, мой друг.

— Но почему бы вам, дорогой капитан, не связать свою судьбу с этой очаровательной женщиной?

Де ла Крус ответил не сразу. Он задумался, потом медленно произнес:

— Что бы ни сказал я, кроме правды, все будет недостойно вас и постыдно для меня. Да и что можно придумать?.. Графиня не похожа на других женщин и отличается от них не только внешней красотой, но и остротою ума. Эта женщина по своему образу мыслей опережает нынешнее время, по меньшей мере, на полвека.

— Поразительно!

— Да, но дело в том, дорогой Тетю, что настоящий мужчина, если он человек слова, не может принадлежать сразу двум женщинам… Бывают минуты, когда вместо счастья от того, что графиня рядом, я испытываю великие мучения.

— Не понимаю! Увольте, но вы же француз!

Де ла Крус тряхнул головой, и кудри его рассыпались по плечам, а лицо перекосилось от боли.

— Графиня знает, что прежде, чем я встретил ее, место в моей душе было занято другой. И пусть я перестану дышать и сердце мое разорвется в груди, нежели изменю той — другой — хотя бы в помыслах.

Тетю слушал исповедь молодого капитана очень внимательно. Чутьем тонкого, умудренного жизнью человека пожилой француз уловил, что де ла Крус открывает ему свою самую сокровенную тайну.