Идти полным курсом - Комм Ульрих (читаемые книги читать .TXT) 📗
Де Рюйтер обменялся несколькими фразами с Карфангером, после чего заявил алжирцу, что они выберут из числа пленников не двадцать три, а двадцать два гамбуржца и готовы обменять их на двадцать два алжирца. Но если бей желает получить своего рейса Юсуфа ибн Морада, то пусть отдает за него остальных тринадцать невольников. И добавил: «Как можно равнять рейса с простым матросом? Гамбургский капитан Берент Карфангер также считает невозможным настолько унизить своего храброго противника, чтобы обменять его какого-нибудь фор-марсового».
Посланник бея изъявил готовность немедленно отправиться к своему господину и изложить ему эти встречные требования. Де Рюйтер, в свою очередь, предложил ему захватить с собой двадцать два пленных пирата, предоставив для этой цели флейт Корнелиса ван Гадена. Прочие же гамбуржцы пусть остаются на галере, пока посланник не вернется с ответом бея.
Посланник стал возражать, что его повелитель непременно разгневается, узнав о сделке, совершенной без его предварительного согласия.
— Я тоже могу разгневаться! — повысил голос де Рюйтер. — И вашему бею в этом случае сильно не поздоровится.
Посланник понял, что благоразумнее всего будет согласиться с предложением голландского адмирала, и вскоре остатки команды пиратского корабля перешли на палубу флейта, а двадцать два невольника-гамбуржца поднялись на борт «Нептуна». Это были те, кто дольше других пробыл в рабстве.
Флейт ван Гадена возвратился лишь к полудню. Посланник изложил повеление своего господина: «Алжирский бей не может согласиться с ценой, за которую ему предлагают выкупить одного из рейсов. Однако всемилостивейший из повелителей готов пойти и на такую сделку, но лишь в том случае, если гамбургский капитан воздаст ему полагающиеся почести, как надлежит каждому, кто становится на якорь в алжирской гавани: то есть произведет салют тринадцатью пушечными залпами».
Нетрудно было догадаться, в чем заключалась хитрость бея. Для того чтобы стрелять из пушек, «Мерсвину» пришлось бы высвободиться из «объятий» голландских кораблей, а до алжирской галеры, что маячила невдалеке, было рукой подать. На ней, правда, имелось всего шесть пушек: четыре на баке и две на корме; по части артиллерии «Мерсвин» намного превосходил её. Но на галере находилось не менее сотни вооруженных до зубов алжирцев, знавших толк в абордажном бою. Кроме того, гребная галера, в отличие от «Мерсвина», не зависела от капризов ветра. Более быстрая, верткая, она в любой момент могла пронзить борт гамбургского корабля своим острым тараном, торчавшим, словно рог.
Все это де Рюйтер успел обдумать мгновенно, и в голове его созрел план ответного маневра.
— Капитан Карфангер безусловно исполнит желание бея и прикажет салютовать в его честь залпами бортовых орудий. Я же, как адмирал этой эскадры, хотел бы лишь поставить бея в известность насчет того, что корабль капитана Карфангера с сегодняшнего полудня принят в её состав и, таким образом, обязан подчиняться моим приказаниям.
Посланник низко склонился, прижимая руки к груди, затем, медленно распрямляясь, отвечал:
— Повелитель Алжира милостиво примет воздаваемые ему почести, однако он ожидает их не от одного из кораблей вашей эскадры, а от гамбуржца.
И посланник выразительно поднял глаза на алый флаг с белой башней, попрежнему развевавшийся на кормовом флагштоке «Мерсвина».
— Гамбургский флаг останется на своем месте до тех пор, пока не будет подписан договор о найме судна, в настоящий момент мой писарь как раз готовит беловой экземпляр.
Не успел он проговорить последние слова, как на палубе появился запыхавшийся писарь с поддельным договором в руках и принялся извиняться за задержку. На самом же деле адмирал всего несколько минут назад незаметно для всех успел дать ему соответствующее поручение.
Де Рюйтер взял у него из рук гусиное перо и протянул его Карфангеру. Тот собрался уже было поставить свою подпись под договором, но тут вмешался посланник.
— Постойте, постойте! Сначала извольте дать салют.
— А что от этого изменится? — насмешливо спросил адмирал. — Разве корабль перестанет быть гамбургским? Я ведь его нанимаю, а не покупаю.
И Карфангер подписал договор. Затем адмирал поставил свою подпись и, посыпая бумагу песком, обратился к посланнику бея:
— «Мерсвин» даст салют под гамбургским флагом, однако в момент последнего залпа флаг будет сменен на голландский.
Посланник понял, что игра проиграна, и со вздохом согласился.
После этого стороны перешли к согласованию деталей самого обмена пленника. Переговоры длились довольно долго, и увенчались успехом: передачей пленных гамбургских моряков.
Затем Карфангер одолжил у де Рюйтера одну пушку, так как на «Мерсвине» их насчитывалось всего двенадцать, и алжирскому бею пришлось бы целых полчаса дожидаться тринадцатого залпа; только после этого Карфангер приказал отдавать швартовы. Когда над алжирской гаванью раскатились первые залпы салюта, на топы стеньг «Мерсвина» уже карабкались матросы с флагами генеральных штатов за пазухой. На десятом залпе гамбургские флаги были отвязаны от стеньг и до двенадцатого мааты держали их полностью развернутыми в руках, а когда выстрелила тринадцатая пушка, на мачтах «Мерсвина» уже реяли голландские флаги. Гребцы в шлюпке, спущенной с флагмана, налегли на весла, и вскоре остальные тринадцать бывших невольников в радостном возбуждении перелезали через фальшборт гамбургского корабля.
Все это время Карфангер с Янсеном не спускали глаз с алжирской галеры. Как только посланник бея и Морад-реис ступили на её палубу, галера развернулась и стала быстро удаляться в направлении алжирского порта. Вздох облегчения вырвался из груди Берента Карфангера; он приказал тотчас идти к «Нептуну», не забыв распорядиться насчет того, чтобы о только что освобожденных из неволи как следует позаботились. Вскоре он снова ступил на палубу флагмана и направился в адмиральскую каюту, желая ещё раз поблагодарить де Рюйтера за помощь и проститься с ним. Он рассчитывал выйти в открытое море ещё до сумерек, чтобы наверстать хотя бы часть потраченного на заход в Алжир драгоценного времени: ведь он ещё в этом году собирался начать постройку нового корабля — флейта наподобие «Дельфина».
— Значит, вы хотите иметь такой же корабль, как «Дельфин»? — переспросил де Рюйтер. Карфангер кивнул в ответ.
— В таком случае вам нечего тратить время и талеры на постройку нового корабля, ибо двухсоттонный «Дельфин» с его не особо внушительным вооружением — всего шестнадцать пушек — можно скорее назвать быстроходным торговым судном, чем солидным военным кораблем. К тому же его все равно собирались продавать после этого рейда, следовательно, ничто не мешает вам стать его покупателем. Разумеется, только в том случае, если вы не захотите во что бы то ни стало строить новый корабль.
— Но как же вы можете без ведома генеральных штатов?.. — начал было Карфангер, но адмирал прервал его:
— Разумеется, я не собираюсь уступать вам «Дельфин» сию же минуту. Однако я в любой момент могу вывести его из состава эскадры, скажем, за отсутствием надобности в нем, — и адмирал хитровато сощурил глаза.
Тогда Карфангер осторожно спросил, как скоро флейт должен вернуться в Голландию.
— «Дельфин» поплывет вместе с вами, — ответил де Рюйтер. — Если хотите, я выдам ван Гадену документ для адмиралтейства, в котором будет засвидетельствовано ваше право на покупку флейта.
Лучшего Карфангеру и желать было нельзя, и не только потому, что «Дельфин» был именно таким кораблем, о котором он всегда мечтал. На нем можно было ещё в этом году, не дожидаясь весенней навигации, отправить фрахт в Англию.
Теперь капитану «Мерсвина» некуда было спешить, поэтому и на «Нептуне», и на «Мерсвине» веселье продолжалось до самой полуночи. Корнелис ван Гаден провел Карфангера по всем палубам «Дельфина»; гамбуржцу с трудом верилось, что корабль вскоре будет принадлежать ему.
Лишь за полночь Карфангер распрощался наконец с де Рюйтером и возвратился на свой корабль, где боцман направо и налево раздавал команды, а матросы уже крутили якорный шпиль. Тотчас же были подняты паруса, и «Мерсвин» направился к выходу из алжирской гавани.
