Приключения моряка Паганеля часть I - «Боцман и Паганель или Тайна полярного острова.» (СИ - Гораль Владимир Владимирович
Его шутка о таинственном острове, Наутилусе и капитане Немо мне ничего особо не прояснила и вообще показалась на тот момент пустым снисходительным трёпом бывалого морского бродяги с наивным салажонком. «Оставь малый» – добавил он без улыбки – «Во первых со временем сам все узнаешь, а если и чего не узнаешь, стало быть так оно и положено. Знаний не почину не унести дурачину. У тебя сейчас детское любопытство в розовой попе играет, а станешь старше поймёшь, что есть информация случайное обладание которой равносильно удовольствию обладания гранатой с вырванной чекой в закрытой комнате».
– «А чего эскимоски и урсусы нам больше без интересу?» – перешёл он на свой обычный говорок и сразу превратился в привычного и от того более симпатичного мне Устиныча. Расценив моё надутое молчание, как сдержанное одобрение к продолжению эпических повествований своей гренландской Одиссеи, боцман без промедления этим и занялся. – «Помню, что когда вернулись мы на судно капитан наш махонький и дядя этот министерский в шляпе порешили провести общесудовое собрание экипажа. Ни как и ожидалось от наших неизбалованных работяг все их предложения по поводу валютных выплат прошли, как говориться „На ура“. Тем паче, что начальство как правило не делает предложений от которых можно отказаться. Министерский, довольный тем, что всё прошло гладко распорядился выдать положенную валюту для отдыха экипажа в порту захода из расчета 2,5 доллара в день для рядового состава на десять дней стоянки».
Выходило 25 долларов на одну забубённую матросско-мотористскую личность. Это же было в конце шестидесятых и американская деньга побольше весила да и товар всякий колониальный вроде джинсов-техасов(штанов этих ковбойских по которым нынешний молодняк с ума сходит) на этот четвертной можно было сторговавшись в лавке с хозяином целых две пары купить. Как получишь свой паспорт моряка, да за кордон сходишь первый раз сам всё увидишь и всё пощупаешь, хотя последним не увлекайся…
Я вон тогда пару купил себе для работы, (им же как робе сносу нет) так в Мурманске заведующий складом такелажным Вахтанг Шавлович, как узрел меня в них, так прицепился хуже рыбы-прилипалы:«Как брата» – говорит – «прошу, продай „Ливайс“. Cын день и ночь клянчит, с ума свёл» .Я отвечаю: «Ты чего Шавлович? Они мной второй месяц ношены-переношены, все в краске-сурике». А он мне: «Ничего, в скипидаре – растворителе отстираю, линялые даже моднее. Устиныч бери 100 рублей, а то умру от темперамента. На твоей совести будет, батоно!» «Ну я же не фарцовщик-барыга какой, денег не взял, а на складе у Вахтанга такелажем дифицитным разжился, такелажными блоками лёгкими немецкими, ГДР-овскими. Так о чём это я?»
Боцман потряс стриженной седой головой, как бы ставя мысли на место. Мне на миг показалось, что он сейчас не так уж увлечён собственным повествованием, что свойственно всем хорошим рассказчикам. Скорее его все ещё занимало недавнее странное происшествие с донным эхолотом, а точнее загадочные показания его самописцев. – «Ну я и говорю. К вечеру получили мы от начальства на руки паспорта моряков и положенный инструктаж о поведении советских моряков за границей, на берег гренландского Готхопа сошли как в песне одиннадцать советских моряков».
Тут я, как автор, должен кое-что пояснить: По правилам, разработанным компетентными органами, советские моряки за границей во избежании ЧП, должны были передвигаться по территории заграничного порта захода в группах по пять человек. Назначался и старший группы, который отвечал за всех, как впрочем и все отвечали за каждого.
Если в группе что-то случалось или не дай бог кто-то становился невозвращенцем(просил политического убежища), то по полной программе получал(не считая капитана) прежде всего старший группы, вплоть до лишения права на заграничные рейсы на многие годы, а то и пожизненно, а в худшем же случае несчастному старшему грозило увольнение с флота с волчьим билетом, что было равносильно запрету на профессию. Не в чём не повинные члены проштрафившейся пятерки, как правило лишались загранрейсов как минимум на три года.
Помню, как в отделе визирования в комнате получения паспортов моряка для заграничных рейсов, висел, потрясший меня плакат-памятка, где кроме длиннейших списков книг и записей рокгрупп, запрещённых к ввозу в СССР находился и список моряков, наказанных пожизненным запретом выезда за границу. Причина – неумышленная порча загранпаспорта(паспорта моряка) и подробности «тяжких преступлений» – У одного двухгодовалая дочка разрисовала папин паспорт цветными карандашами, у другого жена не проверив карманы мужа(хорошая жена) постирала паспорт с вещами…
Когда я получал свой паспорт моряка на собрании-инструктаже выступал солидный, убелённый сединами офицер-особист, курировавший Мурманский рыбфлот. Он нёс нечто. По его патриотическому мнению выходило, что поскольку загранпаспорт красного цвета, то он является священной частицой знамени советской Родины, а за утрату знамени на фронте расстреливали. В наше же «доброе время» всего лишь навсегда закрывают загранвизу, хотя лично он ставил бы к стенке и как говориться – «недрогнувшей рукой». Здесь этот садо-златоуст сделал паузу, заставив потенциальных «смертников» вяло поаплодировать. Мне представилась поставленная к стенке двухлетняя крошка с цветными карандашами в руках, посягнувшая на «частицу Знамени». Этот пассаж, как мне известно повторялся многие годы и всякий раз при вручении паспортов очередной группе моряков. Начальству этого патриотически настроенного идиота наверняка были известны его лирические отступления, однако никто не нашёл нужным его вразумить. По принципу «Себе дороже».
Глава 12. «Нуук»
Я оставил моего доброго приятеля боцмана Бронислава Устиныча в тот момент его гренландских приключений, когда он произнёс фразу:«На берег гренландского Нуука (Годхоба) сошли, как в песне одиннадцать советских моряков. Кстати тогда» – продолжал боцман – «клеша снова в моду входили и мурманские менты частенько именовали наших морячков клёшниками. И опять, как в песне, идём мы большой, тёплой компанией по Нууку. „Идём сутулимся по узкой улице, а клёши новые ласкает бриз“. Лето как никак, хотя и полярное».
Особых достопримечательностей не замечалось, да и городом это трудно назвать, скорее посёлок. Одна улица, дома всё деревянной постройки в один, два этажа. Более всего этот городок Нуук походил на города Дикого Запада из американских вестернов. Складывалось такое смутное впечатление, что из ближайшего салуна вот-вот вывалится компания подгулявших ковбоев в широкополых шляпах и начнет от избытка своих ковбойских чувств палить в воздух из огромных длинноствольных кольтов. Однако смотрим в низине новостройка – длинный дом на сваях, пятиэтажный и современный из стекла и бетона, прям дворец посреди хижин.
Хотя главное отличие пожалуй было. Как и наш родной заполярный Мурманск располагался этот Нуук (Годхоб) не на равнине, а на самых натуральных, привычным нам северянам сопках. От того, как и наш Мурманск(правда Мурманск, что Нью-Йорк по сравнению с этим городком) был покрыт этот Нуук широкими крутыми лестницами, как корабль трапами. Так, что особо не нагуляешься по лестницам этим, да и воздух, как и в наших высоких широтах малость разряженный. Кто постарше эту нехватку кислородную через свою одышку быстренько ощущал. А нам молодым всё это не мешало и лестницы мы эти перемахивали без одышки, как у себя дома.
Идём мы себе и навстречу разный народ местный. Датчан-европейцев много, в основном понятно – мужики, но и дамочки попадаются. И те и другие одеты по мужицки в штанах-джинсах по летнему делу, да куртках-кухлянках или брезентовых алясках, собачьим мехом подбитых. Эскимосы те с фантазией. Смотрим – сидит на крыльце бабка, длинным чубуком дымит, на голове платок пёстрый, китайский с драконами и сверх того советская полковничья папаха из серой мерлушки. Пригляделись, а на папахе той сзади ценник с надписью ВоенТорг. Ну говорю, ребята, не первые мы тут, не первые.
