Золотая Кастилия (сборник) - Эмар Густав (прочитать книгу txt) 📗
Он смотрел на нее с минуту со странным выражением, потом наклонился к ней, нежно поцеловал ее в лоб и бережно приподнял:
— Горесть освящает; вы очень страдали, бедная женщина, — сказал он с волнением. — Будьте прощены.
— Моя мать! Это моя мать! О, сердце говорило мне это! — вскричал молодой человек, бросаясь в раскрытые объятия донны Клары. — У меня есть мать! Боже мой! Боже мой! У меня есть мать!
— Сын мой! Ах, наконец-то! — вскричала в то же время донна Клара, прижимая его к груди.
Они смешали свои слезы и поцелуи.
— Увы! Вот после многих лет первая секунда радости, дарованная мне небом, — прошептал Монбар, опуская голову на грудь. — Могу ли я возвратить счастье этим двум обожаемым существам?
Донна Клара вдруг отстранилась от своего сына и, указывая на Монбара, который смотрел на них, улыбаясь, прошептала:
— А он?
— Отец мой! Да, да! Мой отец! О, я его люблю!
Все трое соединились в одном объятии. На несколько минут все было забыто; счастье от неожиданного соединения переполняло их сердца.
Монбар первым взял себя в руки и вернул свое обычное хладнокровие.
— Теперь… — сказал он.
— О, ни слова больше об этом, отец! — с жаром вскричал молодой человек. — Я нашел обожаемую мать, отца, которого я люблю и уважаю; чего более могу я желать? Что еще могу я узнать? Ничего. А герцог Пеньяфлор, палач моего отца, тиран моей матери, развратитель моей юности? Это чудовище, и я не желаю ничего о нем знать!
— Хорошо, сын мой! — радостно вскричал Монбар.
— Сын мой, — сказала донна Клара, положив обе руки на его плечи и смотря на него с мольбой, — это чудовище — мой отец! Если Господь иногда позволяет отцам проклинать своих детей, он приказывает детям благословлять отцов.
— Матушка, — ответил молодой человек дрожащим голосом, между тем как Монбар устремил на него взгляд со странным выражением, — Господь отвергает чудовищ человечества; вы ангел прощения, а мой отец и я…
— Молчи! Молчи! — вскричала она, закрывая ему рот рукой. — Не богохульствуй…
— Я повинуюсь вам, матушка. Адмирал, — продолжал он торжественным тоном, поклонившись Монбару, — я ваш, адмирал; мое место в сражении возле вас. Я требую этого места как принадлежащего мне по праву.
— Вы займете его, — ответил Монбар.
— О! — прошептала с горестью донна Клара. — Как неумолимы они оба!
В эту минуту дверь каюты отворилась и в дверях появился Филипп д'Ожерон.
— Простите, что я вошел так неожиданно, адмирал, — сказал он, поклонившись.
— Вы всегда для меня дорогой гость, любезный Филипп, — ответил Монбар. — Что вы хотите?
— Адмирал, выслушайте меня, прошу вас… Дело в том, что кормилица доньи Хуаны в первый раз, когда мы были в Маракайбо, отдала мне довольно дорогой перстень. До сих пор я не решался расстаться с ним, но так как через несколько часов у нас будет жаркая битва, в которой я, возможно, погибну, а по этому перстню, быть может, удастся узнать родителей несчастной девушки, то я подумал, что обязан отдать этот перстень вам, чтобы вы могли присоединить его к бумагам дона Фернандо д'Авила, относящимся к донье Хуане.
— Где же этот перстень?
— Вот он, — сказал Филипп, снимая его с пальца и подавая Монбару с едва слышным вздохом.
— Ваше желание будет исполнено, друг мой, — ответил Монбар, взяв перстень, — и если, сохрани Бог, вы будете убиты в сражении, я клянусь вам заботиться, как отец, об участи любимой вами женщины.
— Благодарю вас, адмирал…
Боясь, что не может дольше сдерживать своего волнения, молодой человек поспешно поклонился и выбежал из каюты.
— Узнаете вы этот перстень? — спросил Монбар донну Клару. — Единственный подарок, который я сделал вам и который отнял у вас ваш отец во время вашего обморока.
— Что все это значит? — спросила она с беспокойством.
— Герцог, поручив донью Хуану дону Фернандо, сказал ему, что она дочь ваша и дона Стенио де Безара.
— О, он лгал! — воскликнула она.
— Знаю, но эта ложь казалась ему необходимой, чтобы отвлечь подозрения, между тем как ваш единственный сын был воспитан возле него с целью сделать из него палача и убийцу своего отца.
— Ах! — вскричала она с ужасом.
— Это правда, — холодно сказал молодой человек.
— Этот перстень, отданный впоследствии кормилице доньи Хуаны, должен был, по мнению герцога, еще сильнее запутать ситуацию. Понимаете ли вы теперь все коварство этого адского замысла?
— О, это ужасно! — прошептала она горестно. — Но эта молодая особа?…
— Я решительно не знаю, кто она; вероятно, также похищена для гнусных планов мщения против вас и против меня… Вы и теперь все еще готовы простить вашего отца?
— Повторяю вам, он мой отец, а Господь в своем неисчерпаемом милосердии сделал из прощения самую сладостную и самую великую добродетель.
Монбар устремил на нее взгляд, исполненный глубокой нежности, поцеловал ее в лоб и вышел из каюты, оставив донну Клару наедине с сыном.
Разговор матери с сыном продолжался несколько часов, пролетевших для них как одно мгновение; только когда солнце исчезло за горизонтом и темнота окутала землю, Монбар опять пришел в каюту.
— Вы счастливы? — спросил он донну Клару, улыбаясь.
— Так счастлива, — ответила она, — что опасаюсь за будущее.
— Будущее принадлежит Богу.
— Это правда, — сказала донна Клара, опуская голову; внезапно встрепенувшись и указывая Монбару на сына, она сказала твердо: — Поручаю его вам.
— Вооружитесь мужеством; я ручаюсь вам за него, — ответил он спокойно. — Капитан, — обратился он к молодому человеку, — велите поднять три зажженных фонаря на фок-мачте, пора сниматься с якоря.
Франкер тотчас вышел исполнить полученное им приказание.
— Вам надо немного отдохнуть, — заметил Монбар, — эти волнения убивают вас.
— Нет, — ответила донна Клара, указывая на распятие, висевшее на стене, — я буду молиться Тому, Кто держит нашу участь в своих руках, сжалиться над нами.
Монбар поклонился и вышел, ничего не ответив.
Приказание, отданное адмиралом, было тотчас исполнено. При появлении трех фонарей на фок-мачте все корабли начали выстраиваться по предписанному порядку и прошли мимо Маракайбо.
Шли всю ночь. К трем часам утра легли в дрейф на два часа. На восходе солнца все увидели испанскую эскадру, расположившуюся на якоре перед Голубиным островом, укрепления которого, полностью восстановленные, казалось, грозно ощетинились пушками.
Вице-король, корабль которого находился в центре узкой горловины, отделяющей Сторожевой остров от Голубиного, грозно принял неприятеля, дерзость которого казалась ему безумной.
Брандер шел во главе флибустьерского флота. Командующий испанским соединением, приняв его за адмиральский корабль, позволил ему приблизиться, удивляясь, что с такой многочисленной командой и на таком коротком расстоянии он не начинает битвы. Он предположил, что флибустьеры, по своему обыкновению, хотят идти на абордаж. Убежденный в этом, он велел приостановить пальбу с намерением разгромить флибустьеров, когда они подойдут борт о борт. Эта ошибка испанцев принесла огромную пользу Монбару; действительно, нескольких выстрелов, хорошо направленных, было достаточно, чтобы потопить этот корабль.
К несчастью для себя, испанцы поняли свою ошибку, только когда брандер подплыл к ним вплотную. Все их усилия остановить его или изменить направление его хода были бесполезны.
Флибустьеры под командой Франкера отцепили брандер от буксирного судна, бросили энтер-дреки в снасти корабля вице-короля и, бросившись в лодку, отплыли как можно); дальше от места взрыва.
Операция была проведена так искусно, что когда вице-король хотел оттолкнуть брандер, было уже слишком поздно; однако он не потерял хладнокровия и велел матросам с топорами немедленно вскочить на брандер, чтобы обрубить его мачты и прорубить отверстие на дне. Но брандер уже загорелся внутри; первые удары топором проложили путь огню, который вырвался наружу с клубами дыма.
