Остров сокровищ(сборник) - Стивенсон Роберт Льюис (книги бесплатно .txt) 📗
— Вы слишком мало выходите на воздух,— сказал Аттерсон.— Вам бы следовало побольше гулять, разгонять кровь, как делаем мы с Энфилдом. (Мой родственник мистер Энфилд, доктор Джекил.) Вот что: берите-ка шляпу и идемте с нами.
— Вы очень любезны,— со вздохом ответил доктор.— Я был бы в восторге… Но нет, нет, нет, это невозможно, я не смею. Право же, Аттерсон, я счастлив видеть вас, это большая радость для меня. Я пригласил бы вас с мистером Энфилдом подняться ко мне, но у меня такой беспорядок…
— В таком случае,— добродушно ответил нотариус,— мы останемся внизу и будем продолжать беседовать с вами, не сходя с места.
— Именно это я и хотел предложить,— с улыбкой согласился доктор, но не успел он договорить, как улыбка исчезла с его лица и сменилась выражением такого неизбывного ужаса и отчаяния, что стоящие внизу похолодели. Окно тотчас захлопнулось, но и этого краткого мгновения оказалось достаточно. Нотариус и мистер Энфилд повернулись и молча покинули двор. Так же молча они шли по улочке, и только когда оказались на соседней большой улице, оживленной, даже несмотря на воскресенье, мистер Аттерсон, наконец, посмотрел на своего спутника. Оба были бледны, и во взгляде, которым они обменялись, крылся страх.
— Да простит нас бог, да простит нас бог! — сказал мистер Аттерсон.
Но мистер Энфилд только мрачно кивнул и продолжал идти вперед, по-прежнему храня молчание.
Последняя ночь
Как-то вечером, когда мистер Аттерсон сидел после обеда у камина, к нему неожиданно явился Пул.
— Бог мой, что вас сюда привело, Пул? — изумленно воскликнул нотариус и, поглядев на старого слугу, добавил: — Что с вами? Доктор заболел?
— Мистер Аттерсон,— ответил дворецкий,— случилась какая-то беда.
— Садитесь, выпейте вина,— сказал нотариус.— И не спеша объясните мне, что вам нужно.
— Вы ведь знаете, сэр, привычки доктора,— ответил Пул,— как он теперь ото всех запирается. Так вот: он опять заперся в кабинете, и мне это не нравится, сэр… очень не нравится, право слово. Мистер Аттерсон, я боюсь.
— Успокойтесь, мой милый,— сказал нотариус.— Говорите яснее. Чего вы боитесь?
— Я уже неделю как боюсь,— продолжал Пул, упрямо не отвечая на вопрос.— И больше у меня сил нет терпеть.
Весь облик Пула подтверждал справедливость его слов; он и держался иначе, чем обычно, и с той минуты, как он впервые упомянул о своем страхе, он ни разу не посмотрел нотариусу в лицо. Он сидел, придерживая на колене полную рюмку, к которой даже не прикоснулся, и смотрел в пол.
— Больше сил моих нет терпеть,— повторил он.
— Успокойтесь же,— сказал нотариус.— Я вижу, Пул, что у вас есть веские основания так говорить, я вижу, что случилось что-то серьезное. Скажите же мне, в чем дело!
— Я думаю, тут произошло преступление,— хрипло ответил Пул.
— Преступление! — воскликнул нотариус раздраженно, так как он был очень испуган.— Какое преступление? О чем вы говорите?
— Не смею объяснить, сэр,— ответил Пул.— Но может, вы пойдете со мной и сами посмотрите?
Вместо ответа мистер Аттерсон встал, надел пальто и взял шляпу; при этом он с большим удивлением заметил, какое невыразимое облегчение отразилось на лице дворецкого, но еще больше нотариус удивился, когда Пул поставил рюмку на стол, так и не пригубив вина.
Была холодная, бурная, истинно мартовская ночь, бледный месяц опрокинулся на спину, словно не выдержав напора ветра, а по небу неслись прозрачные, батистовые облака. Ветер мешал говорить и так хлестал по щекам, что к ним приливала кровь. Кроме того, он, казалось, вымел с улиц прохожих — во всяком случае, мистеру Аттерсону никогда не доводилось видеть эту часть Лондона такой пустынной. Пустынность эта угнетала его, ибо никогда еще он не испытывал столь настоятельной потребности видеть и ощущать вокруг себя людей — как он ни разубеждал себя, им властно владело тягостное предчувствие непоправимой беды. Площадь, когда они добрались до нее, была полна ветра и пыли, чахлые деревья за садовой решеткой хлестали друг друга ветвями. Дворецкий, который всю дорогу держался шагах в двух впереди, теперь остановился посреди мостовой и, несмотря на резкий ветер, снял шляпу и обтер лоб красным носовым платком. Как ни быстро он шел, росинки пота, которые он вытирал, были вызваны не усталостью, а душевной мукой — лицо его побелело, голос, когда он заговорил, был сиплым и прерывистым.
— Что ж, сэр,— сказал он.— Вот мы и пришли. Дай-то бог, чтобы все оказалось хорошо.
— Аминь,— ответил нотариус.
Дворецкий осторожно постучал, дверь приоткрылась на цепочке, и кто-то негромко спросил:
— Это вы, Пул?
— Да, да,— сказал Пул.— Открывайте.
Прихожая была ярко освещена, в камине пылал огонь, а возле, словно овцы, жались все слуги доктора — и мужчины и женщины. При виде мистера Аттерсона горничная истерически всхлипнула, а кухарка с воплем «Благодарение богу! Это мистер Аттерсон!» кинулась к нотариусу, будто намереваясь заключить его в объятия.
— Как так? — кисло сказал нотариус.— Почему вы все собрались здесь? Весьма прискорбный непорядок, ваш хозяин будет очень недоволен.
— Они все боятся,— сказал Пул.
Последовало глухое молчание, никто не возразил дворецкому, и только горничная, уже не сдерживаясь больше, зарыдала в голос.
— Помолчите-ка! — прикрикнул на нее Пул со свирепостью, показывавшей, насколько были расстроены его собственные нервы; более того, когда столь внезапно раздалось рыдание девушки, все вздрогнули и повернулись к двери, ведущей в комнаты, с таким выражением, словно ожидали чего-то ужасного.
— Ну-ка, подай мне свечу,— продолжал дворецкий, обращаясь к кухонному мальчишке,— и мы сейчас же со всем этим покончим.
После этого он почтительно попросил мистера Аттерсона следовать за ним и через черный ход вывел его во двор.
— А теперь, сэр,— сказал он,— идите тихонько: я хочу, чтобы вы слышали, но чтобы вас не слышали. И вот что еще, сэр: если он вдруг пригласит вас войти, вы не входите.
Нервы мистера Аттерсона при этом неожиданном заключении так дернулись, что он чуть было не потерял равновесия; однако он собрался с духом, последовал за дворецким в лабораторию и, пройдя через анатомический театр, по-прежнему заставленный ящиками и химической посудой, приблизился к лестнице. Тут Пул сделал ему знак остановиться и слушать, а сам, поставив свечу на пол и сделав над собой видимое усилие, поднялся по ступеням и неуверенно постучал в дверь, обитую красным сукном.
— Сэр, вас хочет видеть мистер Аттерсон,— сказал он громко и снова судорожно махнул нотариусу, приглашая его слушать хорошенько.
Из-за двери донесся голос.
— Скажите ему, что я никого не принимаю,— произнес он жалобно и раздраженно.
— Слушаю, сэр,— отозвался Пул почти торжествующим тоном и, взяв свечу, вывел мистера Аттерсона во двор, а оттуда направился с ним в большую кухню.
Огонь в большой плите был погашен, и по полу сновали тараканы.
— Сэр,— спросил он, глядя мистеру Аттерсону прямо в глаза,— это был голос моего хозяина?
— Он очень изменился,— ответил нотариус, побледнев, но не отводя взгляда.
— Изменился? Еще бы!— сказал дворецкий.— Неужто, прослужив здесь двадцать лет, я не узнал бы голоса хозяина? Нет, сэр. Хозяина убили; его убили восемь дней назад, когда мы услышали, как он вдруг воззвал к богу; а что теперь там вместо него и почему оно там остается… это вопиет к небесам, мистер Аттерсон!
— Вы рассказываете странные вещи, Пул; это какая-то нелепость, любезный,— ответил мистер Аттерсон, прикусывая палец.— Предположим, произошло то, что вы предполагаете, предположим, доктор Джекил был… ну, допустим… убит. Так зачем убийце оставаться там? Этого не может быть. Это противоречит здравому смыслу.
— Вас трудно убедить, мистер Аттерсон, но все равно я вам докажу!— ответил Пул.— Всю эту неделю, вот послушайте, он… оно… ну, то, что поселилось в кабинете, день и ночь требует какое-то лекарство и никак не найдет того, что ему нужно. Раньше он — хозяин то есть — имел привычку писать на листке, что ему было нужно, и выбрасывать листок на лестницу. Так вот, всю эту неделю мы ничего, кроме листков, не видели— ничего, только листки да закрытую дверь; даже еду оставляли на лестнице, чтобы никто не видел, как ее заберут в кабинет. Так вот, сэр, каждый день по два, по три раза на дню только и были что приказы да жалобы, и я обегал всех лондонских аптекарей. Чуть я принесу это снадобье, так тотчас нахожу еще листок с распоряжением вернуть его аптекарю— дескать, оно с примесями — и обратиться еще к одной фирме. Очень там это снадобье нужно, сэр, а уж для чего— неизвестно.
