Первый выстрел - Тушкан Георгий Павлович (читаем книги онлайн txt) 📗
Из ворот графской дачи выбежала графиня и, махая платочком, стала что-то кричать. Юра мгновенно скатился с горы — посмотреть поближе. Вышла бонна и перед лошадью офицера присела в глубоком книксене. Потом закатила глаза и, восторженно всплеснув руками, ухватила коня под уздцы. Разъезд остановился. Офицер нервно поглядывал на сбежавшихся татар, мальчишек, на Османа с винтовкой в руках.
Бонна его успокоила: большевики и матросы исчезли, едва услышав о приближении храбрых солдат кайзера. А графиня ухватила коня под уздцы с другой стороны и пригласила господина офицера и солдат в дом отдохнуть минут десять за стаканом доброго вина… Она берет офицера в плен!
Офицер скомандовал. И кавалеристы, их было десять, спешились и последовали за ним. Офицер смущался и то и дело щелкал шпорами и кланялся. Графиня увела его в столовую, а бонна угощала солдат на веранде. Они жадно и много ели и пили, дружно поднимая бокалы, кричали: «Данке шон» и «Хох!». Юра улучил момент и водрузил солдатскую каску на голову. Но посмотреться в зеркало не успел, бонна раскричалась и выгнала его.
На дворе было интереснее. Здесь стояли толстые лошади и возле них молодой кавалерист.
Прибежала Лиза и объяснила, что эти кавалеристы — знаменитые германские «черные гусары». Юра потрогал было стоявшие пики черных гусар, но часовой крикнул: «Цурюк!» Это слово скоро стало Юре ненавистным.
Занятия в школе временно прекратились. Родители боялись выпускать детей в город: мало ли что может случиться? Юра слонялся вокруг дачи. Хотя бы из друзей кто-нибудь прибежал!
Через день к Бернистам приехал с визитом командир гусарского полка, пожилой офицер, тоже с подкрученными усиками. Он подкатил в экипаже, держа саблю меж колен и опираясь на ее эфес обеими руками, как на палку. Позади коляски гарцевали на конях три гусара с пиками у стремени и широкими саблями в блестящих никелированных ножнах.
Конечно, Юра был тут как тут. Этот офицер не щелкал шпорами, не кланялся. Он был сух и чопорен, сидел на кресле как-то боком, отставив левую ногу.
На вопрос графини, как ему понравился Судак, он ответил:
— Да! Наш Судак, — офицер сделал упор на слове «наш», — мне очень нравится.
Графиня начала ему рассказывать о настроении местных жителей, о землевладельцах, колонистах.
Офицер засмеялся и сказал:
— Я все знаю. Наши люди уже давно сидят в Крыму, и единомышленников у нас здесь много… Очень приятно видеть даму, так хорошо понимающую миссию, которую возложил бог на немецкую нацию.
Офицер охотно пробовал вина разных сортов и сроков выдержки, очень хвалил.
— Такое вино будет иметь в Германии огромный успех. Колоссаль! Пью за возрождение монархии в России! Мы поможем! Хох! За родственные германскую и русскую императорские фамилии! Хох!
Графиня сияла. Она подняла бокал и, улыбаясь, сказала:
— Спасибо, господин полковник. В ответ поднимаю бокал за вашего мудрого кайзера Вильгельма и его победу! Он ведь кузен нашему бедному императору Николаю.
Юре все было видно и слышно, огромные низкие окна веранды были распахнуты настежь. Он ушам своим не верил. Отец Франца Гута, который повсюду говорил, что он за победу России, позавчера кричал: «Да здравствует кайзер!» Макс, твердивший, что он за большевиков, тоже кричал: «Да здравствует кайзер!» Графиня, твердившая, что каждый русский патриот должен воевать с немцами до победного конца и что большевики «продались немцам», вдруг пьет за кайзера. «Никому нельзя верить!»
А графиня продолжала:
— Услышаны наши молитвы, и вы пришли. Теперь конец этим рабоче-крестьянским большевикам, конец «товарищам». Задушены навсегда! Представляете? Они отменили все звания и сословия. Они называли меня «гражданкой», так же как мою кухарку…
2
С большим трудом Юра отпросился в город, к Коле. Возле магазина Триандофило стояла небольшая толпа. На стене висело объявление на русском и немецком языках. Оно было подписано командиром немецкого гусарского полка.
«Наверное, тот самый, гость графини», — подумал Юра.
Население Судака извещалось, что по приговору военно-полевого суда за противодействие немецким военным властям повешены Дмитрий Иванович Козюренко и Семен Гаврилович Боев.
Люди говорили:
— Так то ж дядя Митро, винодел. И хромой Сеня. Один старик, другой на одной ноге… Какие ж они вояки против немецкой силы!
— Ой, товарищи!.. — воскликнула подошедшая женщина. И сразу осеклась. Оглянувшись, она продолжала: — Ой, люди! Во дворе комендатуры они висят, бедолаги!
Многие побежали посмотреть на повешенных, но Юра остался. Ему было страшно. Юра знал столяра Сеню. Безногого, всегда веселого, всем улыбающегося георгиевского кавалера, ковылявшего на деревяшке. Левую ногу он потерял на войне. Его любили все судачане. Его жену и ребятишек — их было пятеро, мал мала меньше — тоже все знали и любили. Оказывается, Сеня записался в Красную Армию, и его назначили начальником всевобуча, чтобы он обучал будущих красноармейцев. И только за это человека, который никому не сделал зла, повесили. Зачем?
Занятия в гимназии возобновились. В классе теперь верховодили ученики-немцы, говорили они только по-немецки и на вопрос, заданный товарищами, отвечали по-немецки. Принципиально! Потому что государственным языком теперь являлся не только русский, но и немецкий. Но, выйдя к доске, учителю отвечали на хорошем русском языке.
Когда Юра впервые услышал от Франца Гута, что Крым навсегда останется под протекторатом Германии или ее колонией, он не поверил и засмеялся. Не понимал он также, почему немецкие офицеры и солдаты платят на рынке за все полцены. «Право завоевателей», — объяснил Франц. Тоже «завоеватель»!
Франц очень гордился тем, что его отец был участником «конгресса» крымских немцев. Сам германский министр земледелия приехал. Он объявил, что Крым и прилегающие к нему украинские территории по побережью Черного и Азовского морей войдут в великую Германскую империю, как особая Черноморская область, — Шварценмергебит. На лохматой карте, вокруг которой собрались молчаливые угрюмые ребята, Франц обвел границы этой области толстым черным карандашом для рисования, а посредине карты нарисовал худого когтистого орла с распростертыми острыми крыльями — немецкий «адлер».
Городок жил в тревожной, выжидающей тишине. О всех событиях судили по слухам, по рассказам проезжавших «очевидцев». Своей газеты в Судаке не было, да и что она могла бы сообщить? Крымские газеты того времени были куцыми листками, многое в них надо было читать между строк.
После занятий Сережа позвал Юру и Колю к себе переклеить марки в новый альбом. Трофим Денисович все еще не возвращался. Как уехал с Юсуфом, так с тех пор и нет его…
— Где же они могут быть? Почему не вернулись? — волновался Юра.
Сережа отмалчивался, пожимал плечами, но не выказывал особого беспокойства, его мать тоже. Юра даже удивился.
Переклеив марки, Юра собрался домой. Мальчики вышли на площадь. Пусто. Возле входа в церковь белеют объявления.
— «К жителям Тавриды и Крыма! — прочитал Юра. — Мы друзья вашей страны… Мы враги разнузданных элементов… Германская армия пришла восстановить спокойствие и порядок…»
Внизу листка напечатано: «Командующий германскими войсками в Тавриде и Крыму генерал Кош».
Рядом висел приказ:
…При неисполнении туземными жителями распоряжений и приказов, изданных военными начальниками, к ним будет применяться судопроизводство на основании законов германского государства.
…Когда туземные жители обвиняются в преступных деяниях против германского войска и лиц, входящих в него, к ним будет применяться законное судопроизводство по законам германского полевого суда…
Командующий ген. Кош.
Мальчики вчитывались в эти строки, добираясь до их смысла.
