Кодекс Люцифера - Дюбель Рихард (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗

Иоланта оглядела переулок: немногие прохожие, казалось, скорее просто идут мимо, чем хотят заключить здесь сделку. Тощий парень, взъерошенный, как бездомный пес, и пьяный, как два десятка ландскнехтов, спотыкаясь и то и дело останавливаясь, медленно брел со стороны берега реки – очевидно, это был подсобный рабочий, чьи услуги оплачивались кубком вина или который сразу же инвестировал полученные им пару монет в оборот спиртных напитков. Случай подвернулся. Она задержала дыхание и мотнула головой… Но в ту же секунду горничная снова показалась в дверях лавки, таща на буксире невысокого темнокожего человечка. Группа бездельников прошла между Иолантой и тремя интересовавшими ее людьми, а когда она снова смогла увидеть, что происходит, все трое уже стояли друг возле друга и разговаривали. У мальчишки теперь не было шансов подойти к Агнесс незамеченным, и он опять привалился к стене и не шевелился.

Иоланта увидела, как мужчина отрицательно покачал головой. Агнесс взволнованно заговорила с ним. Мужчина снова покачал головой. Теперь попытать счастья решила горничная. Что бы они ни хотели купить или продать, им не удалось заинтересовать этим торговца. Она почти не видела черт его лица; ей удалось разглядеть лишь его темные блестящие, лоснящиеся волосы и какой-то сверток, который он держал в руках. Очевидно, они отвлекли его от каких-то дел и счастья ему это не прибавило. Он отвернулся к парню наблюдавшему за его кувшинчиками с пряностями, и тот поспешно встрепенулся, положил булку с колбасой на столик и приготовился выполнять поручения хозяина. Колбаса покатилась по наклонной части столика и упала на землю.

И тут без всякого предупреждения вокруг столика с пряностями начался хаос. Он пришел в образе лохматого пьяницы и не менее лохматого бездомного пса, по поводу трезвости которого ничего нельзя было сказать наверняка. Помимо внешнего вида у них были еще одна общая черта – волчий голод и общая цель – колбаса, тяжелая и жирная. Она упала на землю, как мешок, закатилась в ближайшую щель в булыжной мостовой и осталась там лежать.

Пес, взявшийся непонятно откуда, метнулся вперед и просвистел между ногами пешеходов, как молния. Пьяный был менее проворен, но обладал преимуществом, потому что уже стоял более или менее недалеко от столика и ему оставалось только наклониться. Когда его пальцы сомкнулись вокруг колбасы, в них вонзились острые зубы пса.

Увлеченность пса захватила пьяного. Он удержался на ногах, но исполнил неожиданный пируэт с вытянутой рукой, на конце которой дополнительным грузом висел пес, вцепившийся в колбасу. Когда он закончил первый оборот, очевидно, боль наконец дошла до его сознания. Он осоловело уставился на то, что еще недавно было его рукой с зажатым в ней многообещающим перекусом, а теперь непонятным образом превратилось в изголодавшегося маленького пса, яростно сжимавшего челюсти и негромко рычавшего. Испуг породил второй оборот, на этот раз с определенной целью – стряхнуть пса. Но пес стряхиваться не желал. Ноги пьяного переплелись. Второй оборот закончился – и раздался треск, идущий от кувшинчика с пряностями, сбитого со столешницы телом пса. Одна из нетвердо стоявших ног наступила на кувшинчик, выдержавший падение, но не сумевший пережить подобную грубость. Поднялось облачко желтого порошка.

– Эй, ты! – проревел охранник.

Пес весил немного, возможно, меньше куска колбасы, и, похоже, решил во что бы то ни стало одержать победу в борьбе за руку и колбасу или погибнуть героем. За безрезультатным оборотом последовало энергичное встряхивание. Уши пса летали, челюсти не разжимались. Пьяный размахнулся свободной рукой и врезал псу кулаком по черепу.

– А-а-а-о-о-о!

Иоланта не слышала щелчка, с которым зубы пса еще глубже вонзились в руку пьяницы, но подумала, что он наверняка прозвучал. Пьяный исполнил нечто вроде танца с саблями, а взлетающий и опускающийся пес служил интересной вариацией.

– Проваливай! – заорал охранник.

Его господин стоял возле двух дам как вкопанный. Пьяный нанес рукой и псом удар снизу по столику. Последний состоял из трех частей; ближайшая к нему часть тут же взметнулась ввысь, а стоявшие на ней горшочки катапультировали прямо в стену дома, оставив после себя красные пятна стоимостью в несколько дневных заработков.

– Madre de Dios! [55] – воскликнул темнокожий мужчина, сунул Агнесс свой пакет и одним прыжком очутился возле пьяного.

Тот развернулся, начав третий оборот и наметив смертный час пса – закончиться оборот должен был мощным ударом животным о мостовую, а такого не смог бы выдержать даже пражский бездомный пес. Впрочем, как раз в этот момент на его пути оказался темнокожий хозяин лавки пряностей.

Пес врезался ему в лицо тряпичным мешком, полным блох Торговец отшатнулся. Пьяный сделал шаг вперед. Пес задергался. Хозяин лавки пряностей оглянулся, чтобы посмотреть, что случится, сделай он еще шаг назад, понял, что как раз натолкнется на оставшиеся две части стола, и попытался схватиться за пьяного. Но вместо того чтобы стоять на месте, пьяный влетел ему в объятия. Тысячную долю секунды после этого все, казалось, пришло в равновесие, когда возможно было любое развитие событий, пока сила тяжести и инерции не вступила в действие и скульптура из двух мужчин и собаки не опустилась изящно на столешницу.

Столешница подскочила, как катапульта. Два кувшинчика с пряностями взлетели вертикально вверх, третий пролетел между охранником и обеими дамами, а за ним протянулся хвост из высушенных трав. Владелец лавки пряностей и пьяный хватали ртом воздух, и оба смотрели в небо. Затем они рванулись прочь друг от друга, а высоко подскочившие горшочки рухнули как раз между ними на мостовую и разлетелись на тысячу благоухающих осколков. Наступила тишина, затем раздались треск третьего горшочка, приземлившегося где-то в стороне, звук, обычно возникающий, когда сильно сжатые зубы выпускают запястье, и торопливый стук когтей пса, улепетывающего по мостовой, когда их обладатель (совершенно невредимый) решил убраться подобру-поздорову вместе со своей отважно завоеванной добычей.

Темнокожий человечек вскочил на ноги и рывком поднял пьяного. Тот держался за запястье и жалобно стонал. Темнокожий мужчина дал ему пинка под зад, и пьяный отлетел куда-то в направлении удравшего пса. Прозвучали первые раскаты смеха. Последняя часть стола, до этого момента стойко державшаяся, издала печальный стон и медленно завалилась набок, разбрасывая по мостовой последние горшочки с пряностями…

Тут Иоланта неожиданно поняла, что мальчишка уже созвал кошелек с пояса Агнесс и бежит по направлению к ней.

Она бы ни за что не схватила кошелек, не сунь его парнишка прямо ей в руки. Затем он круто развернулся и исчез ближайшем переулке. Сегодня вечером он появится вместе с парочкой приятелей перед домом Иоланты, готовый начать швыряться камнями в том случае, если договор окажется обманом. Иоланта взяла себя в руки и поспешила к Агнесс, стоявшей не шевелясь, будто громом пораженная, и молча глядевшей вслед мальчишке. Она все еще держала в руках сверток, который ей сунул хозяин лавки.

– Не беспокойтесь, я отобрала у него… – начала было Иоланта и резко остановилась, будто налетев на стену.

Сверток в руках Агнесс зашевелился и заплакал. Это был ребенок.

Они стояли друг напротив друга на расстоянии едва ли пяти шагов. Их взгляды встретились поверх ребенка. Подсознательно Иоланта отождествляла себя с Агнесс, пыталась установить духовную связь с этой молодой дамой, за которой наблюдала добрых полдня, потому что знала, как много у них общего, а именно – холодный, убийственный интерес отца Ксавье.

Вид Агнесс, держащей в руках ребенка, привел Иоланту в состояние шока. Рука ее с украденным кошельком опустилась. В это мгновение они стали союзницами, сестрами, потому что Агнесс была той целью, к которой стремилась Иоланта, – снова взять на руки ребенка, своего ребенка.

Глаза Агнесс расширились, будто, обменявшись взглядами, они также обменялись мыслями и чувствами.