Булатный перстень - Плещеева Дарья (читаем книги онлайн txt) 📗
Нерецкий отчаянно закивал, как будто волнение навеки сомкнуло ему уста.
— Приведи детей, мой друг, — попросил сенатор. — Они, поди, захотят проститься с Сашеттой. Удивительно, как они вас полюбили. Вы станете со временем отличной матерью, Сашетта, у вас природная склонность к материнству.
— Как вы узнали? — удивилась Александра. — Оттого, что я всегда целую и балую вашего Павлушку? Я ему из Спиридонова игрушек пришлю, у меня там есть мужик, который режет из липы игрушки на продажу…
— Нет, дело не в моем Павлушке. Давайте условимся — если через год вы вспомните наш разговор и повторите вопрос, я отвечу. А если нет… Ну, дай бог, чтобы не вспомнили.
Ржевский высказался как-то загадочно, и стоило бы расспросить его, не дожидаясь года, но тут оказалось, что дети уже не в учебной комнате, а возле гостиной, и стоило Глафире Ивановне распахнуть дверь, как они и ворвались.
Старшие обступили Александру с поздравлениями, но она искала взглядом своего любимца. Павлушку известие о свадьбе явно огорчило, он стоял у дверей, сунув в рот палец.
— Пусти-ка, — сказала Александра Нерецкому, подошла к Павлушке и опустилась на корточки. — Ну-ка, вынь пальчик, нехорошо, ты уже большой.
— Ты повенчаешься на этом господине? — спросил мальчик.
— Да, дружочек, — тут она поняла, что нельзя сейчас обижать мальчика. — Но твой перстенек я буду носить всегда. Погляжу на него — и тебя вспомню. И подарки тебе пришлю. Видишь, он и сейчас при мне — на, погляди.
— А батюшка сказал, что у тебя теперь будет малое дитя.
— Будет, светик мой, конечно же, будет, — согласилась Александра.
— И что за дитятей нужен глаз да глаз, потому что, потому что…
Теперь до Александры дошла мысль Ржевского. Она обернулась.
Сенатор, слышавший этот разговор, усмехался.
— Батюшка правду говорит. Вот и за тобой глаз да глаз нужен, а то забалуешься. Давай уговоримся — когда я вернусь, то привезу тебе славную игрушку, ящичек с дыркой, смотришь в дырку — там картинки сменяются, а ты выучишься читать.
— Давай, — согласился Павлушка. Модное оптическое развлечение его заинтересовало.
Александра выпрямилась и подошла к Ржевским.
— Каждый сам знает, где и как будет счастлив, — сказала она. — Я свое счастье выбрала, мне иного не надобно, в решениях я не переменчива, коли что сказала — так оно и будет.
— Да, с таким решительным норовом иначе и быть не может, — согласился сенатор. — Стало быть, мы свадебный подарок в Спиридоново пошлем?
Александра посмотрела на Нерецкого, он смущенно улыбнулся.
— Думаю, мы до Успенского поста с этим делом управимся. Если поспешим, — ответила Александра.
— Так ведь и впрямь спешить надо.
Затем были обычные прощальные церемонии с обещаниями писать длинные письма и слать друг другу всякие гостинцы, из столицы — городские, из Спиридонова — деревенские.
Наконец Александра и Нерецкий оказались наедине — в экипаже.
— Где они тебя держали? — спросила Александра.
— Я потом расскажу.
— Что за секрет?
— Да не хочу вспоминать! — вдруг выкрикнул он. — Думаешь, мне это приятно?
Александра схватила его за руки.
— Все будет хорошо, вот увидишь! Дурное забудется, а впереди — самое лучшее! — как можно убедительнее заговорила она. — Главное — мы вместе!
— Да, да…
Она привезла свое сокровище домой, и опять поднялся переполох, опять забегала дворня. На сей раз уже было ясно — неприятности завершились, барыня выходит замуж, и Нерецкому кланялись в пояс, смотрели на него с превеликим почтением, а он смущался, даже покраснел, когда бойкие девки затеяли прикладываться губами к барскому плечику.
— Снимай с себя все, — приказала Александра, — сейчас я отправлю Фросю в Гостиный, тебе купят хорошее исподнее. А это все — выбросим, чтоб и следа не осталось.
Конечно, можно было отстирать заношенные рубаху и порты. Но мудрее было избавиться от всего, что могло напомнить о тюремном заключении.
— Да, Фрося! На обратном пути к Меллеру забеги! Скажи — сей же час чтобы все бросил и ко мне шел! Привезешь его на извозчике!
— Да, голубушка-барыня! И к Кондратьеву?
— Да, пусть пришлет мальчика с образцами. Скажи — лучшее сукно хочу, аглицкое, самых модных оттенков.
— И сапожника привезти?
— Сапожника — потом, а купи-ка ты в рядах еще пантуфли…
Они обе разом уставились на ноги Нерецкого, и он смутился окончательно.
Наконец суета ненадолго улеглась. Александра осталась в спальне наедине с женихом, снова закутанным в ее зимний шлафрок. Оба знали, что это — ненадолго, вот-вот прибежит мальчик из кондратьевской лавки с образцами товара, потом Фрося привезет Меллера, потом еще что-то произойдет — из тех радостей простой домашней жизни, которыми тоже пренебрегать во имя идей нельзя.
Нерецкий смотрел на невесту преданными глазами, ожидая, что она примет сто разумных решений, сделает все сама, обнимет и поцелует, и купидоны запляшут вокруг, и комната вдруг наполнится счастьем; он же, Нерецкий, постарается быть ласковым и нежным любовником, затем — ласковым и нежным супругом, а пошлые заботы житейские навеки останутся за дверью спальни — по крайней мере, для него.
Александра смотрела на него примерно так же — ее мечта сбылась, она заполучила любимого, его изумительный голос будет звучать лишь для нее одной, его трепетность, кротость, талант теперь — ее собственность, осталось сорвать с него и с себя все, что мешает страсти…
И навеки забыть про Поликсену Муравьеву, бедную Мурашку. Да и про Маврушу Сташевскую заодно. Вольно ж ей бегать неведомо где! Пусть с ней теперь тетушка Федосья Сергеевна разбирается. Нужно до отъезда написать тетушке письмо, рассказать о явочных и назвать частного пристава, который обещался лично проследить за розыском.
Все забыть, всех забыть…
Вот же он — драгоценный, ненаглядный!
— Мой… — тихо сказала Александра.
— Твой… — так же тихо ответил Нерецкий.
Глава двадцать четвертая
ЛЮБОВЬ И СОВЕСТЬ
О чем еще могла мечтать Александра? Все сбылось.
Однако мысль о Поликсене все же не пропадала. Александра уже поняла, что напоминать Нерецкому об этой истории не надо, а вот самой нужно успеть сделать все, чтобы ее судьба как-то устроилась. Но, поскольку времени до отъезда очень мало, написать Ржевскому и приложить к письму деньги. Пусть заплатит низшим чинам, чтобы шустрее бегали, а потом, изловив, отправили дурочку в Москву к теткам! Вместе с младенцем — не в Воспитательный дом же отдавать. Жаль, что уже нет возможности самой приискать для него порядочное бездетное семейство, все ж не чужой, дитя любимого мужчины…
И даже лучше можно поступить — отдать дитя на время, а когда появятся свои, принять на воспитание. Вырастить достойного человека — и не трястись над ним, а приучать к суровой простоте, как родная мать, царствие ей небесное, приучала, как госпожа Ржевская детей приучает, беря за образец порядки в Смольном, и преподавать дитяти науки практические, чтобы поменьше идей, побольше дела, — не дай бог, отцовскую возвышенность унаследует…
— Тебя что-то беспокоит? — спросил Нерецкий.
— Меня? — разумные соображения мигом вылетели из головы. — Нет, все хорошо. Все хорошо, и я счастлива.
— И я счастлив.
Они стояли, обнявшись, слушали дыхание друг друга, слушали биение сердца, и Александре вдруг захотелось умереть в этот самый миг — когда все сбылось, душа воспарила, чтобы там, в вышине, в раю, и остаться, не опускаться более на землю для будничных хлопот.
Но не удалось — в дверь поскреблась Фрося.
— Голубушка-барыня, герр Меллер тут! Извольте выйти!
Вот так и начинается новая жизнь, подумала Александра, жизнь благоразумной замужней барыни, домовитой хозяйки, заботливой жены, преданной матери. И это хорошо — лишь бы только хватало времени на акварели. Но на пороге новой жизни нужно расплатиться с долгами прежней жизни, тем более что предстоит скорый отъезд. Нужно послать записочку Федосье Сергеевне насчет Мавреньки. Может, старуха что-то уже знает. Хорошо бы смольнянка к ней прибежала… Но ежели бы так — тетка написала бы язвительное письмо. Или у них с Мавренькой какой-то уговор? Затем — условиться с госпожой Рогозинской, хозяйкой дома, о том, что квартира и службы всю осень будут стоять пустые, так чтобы поставила своего сторожа. Мудрый совет Ржевского перебраться в Москву Александре не полюбился. Еще что?
