Княгиня Монако - Дюма Александр (читать книги онлайн бесплатно полные версии .txt) 📗

Когда у меня есть силы, я отправляюсь во дворец Карнавале, где обитает г-жа де Севинье; там можно отвести душу за беседой, как нигде во Франции. Госпожа де Гриньян — кумир этого храма, и все там ей поклоняются; я не знаю, насколько она этого заслуживает, но бесспорно одно: она не подает вида, что ее это интересует, и живет, преисполненная блаженством от сознания собственной красоты. Таким образом она дольше сохранится. Тем лучше для нее!

XIX

Я прибыла в Париж с величайшей радостью; там состоялась наша встреча с Пюигийемом, ставшим графом де Лозеном; он казался уже далеко не столь влюбленным в меня, как перед моим отъездом, и Гиш не замедлил мне сообщить, делая вид, будто это его не касается, что мой кузен слывет поклонником Атенаис де Тонне-Шарант, ставшей теперь маркизой де Гондрен де Монтеспан. Она называла его своим воздыхателем, и он не возражал против подобного титула. Почему я не была дальновидна? Маркиза считала себя жестокой, но ей было приятно, что ее обожают, что все об этом знают, а меня считают покинутой. Она уже удостаивала меня своей ненавистью, и я платила ей тем же изо всех сил, отнюдь не малых в такого рода обстоятельствах.

Мадам со слезами на глазах бросилась мне на шею, а Месье, со своей стороны, назвал меня своей судьбой и прибавил, что он ждал меня с нетерпением.

— С тех пор как вы уехали, прекрасная княгиня, я проигрываю все, что ставлю на карту.

Не знаю, откуда взялась такая любовь, она показалась мне странной: Месье никогда не говорил мне ничего подобного с тех пор, как мы охладели друг к другу. Я вскоре продолжу рассказ о принце с принцессой, но прежде хочу поведать о своем романе с королем, чтобы больше к этому не возвращаться. Эту историю перепевали на все лады, и я дерзну рассказать ее, чего бы мне это ни стоило. Отнюдь не лестно для моего самолюбия признаваться в собственном падении. Правда, я в этом не одинока — многих других женщин постигла та же участь. Я не устояла, став жертвой интриг, а может быть, по вине своего характера или, возможно… словом, вы сейчас все узнаете.

Это произошло уже в следующем году; в ту пору король, которому надоела Лавальер, стремился отдохнуть от нее, насколько это было возможно, если только не расстаться с ней совсем. Он осматривался вокруг, чтобы никто не чувствовал себя обделенным, и я должна сказать, что каждая дама добивалась благосклонности его величества: все они прихорашивались, наряжались и делали замысловатые прически, стараясь превзойти друг друга. После родов и возвращения из Монако я очень похорошела; король проявил ко мне неподдельный интерес, которого он не проявлял ни к кому. Он редко со мной заговаривал, но зато не сводил с меня глаз. Мадам, несмотря на свои любовные отношения с моим братом всегда следившая за направлением взгляда его величества, сообщила мне об этом довольно сухо. Явный фаворит короля Лозен бегал с нашим государем по крышам в покои фрейлин, на свидания с Ла Мот-Уданкур, которая слушала его во все уши. В то же время Лозен, для которого честолюбие было на первом месте, содействовал успеху г-жи де Монтеспан, рассчитывая с ее помощью удержать короля в своей власти и оградить его от других. Хитрец рассчитывал возвыситься таким способом, но Бог распорядился иначе.

Как-то раз мы были в Сен-Жермене и развлекались в весьма приятном обществе. Даже Месье не проявлял свое вечное недовольство. Рядом с ним находились шевалье де Лоррен и г-жа де Грансе, которая уже позволяла всем считать себя любовницей принца (на самом деле она была любовницей шевалье — самого высокомерного, самого наглого и самого бессовестного из придворных, не говоря уж о его коварстве, в чем нам еще предстоит убедиться). Мадам веселилась с Гишем и де Вардом; Лавальер нездоровилось, и она не выходила из своей комнаты; г-жа де Монтеспан еще держалась в тени; с нами были также г-жа д'Эдикур, г-жа де Субиз и две-три другие признанные претендентки на королевское сердце, но в то время удача была отнюдь не на их стороне.

Мы с Лозеном не разговаривали уже три недели. Меня переполняли возмущение и ярость, но я никак этого не показывала.

Король предложил нам покататься в коляске после полуночного разговенья в лесу. Ему нравились подобные развлечения, особенно в отсутствии королевы. Стояла теплая ясная ночь; луна светила не менее ярко, чем в Монако; все мы были молодыми и более или менее влюбленными, все мы находились в восторженном состоянии. Король уже начал пользоваться небольшими колясками, которые он предпочитает ныне всем прочим экипажам; они весьма удобны, когда роман только завязывается, так как рассчитаны лишь на двоих. В настоящее время его величество лично правит лошадьми. Прежде же у него был надежный кучер, которому под страхом весьма сурового наказания возбранялось поворачивать голову. Этого кучера звали Симон, и он остался в моей памяти. Он умер, упав с лошади.

Весь вечер его величество уделял мне внимание, и я ликовала. Он до боли напоминал мне Филиппа, но я остерегалась говорить об этом кому бы то ни было. Я была не в силах забыть угрозы Сен-Мара. Когда все собрались на прогулку, король подошел ко мне и сказал так тихо, чтобы его услышала только я:

— Сударыня, не угодно ли вам сесть в мою коляску?

Зардевшись от гордости и радости, я ответила «Да» весьма выразительно, бросив при этом взгляд на наблюдавшего за мной Лозена. Король подал мне руку и повел меня к экипажу с присущими ему почтением и учтивостью (у него не было в этом равных, особенно по отношению к женщинам, которые ему нравились). Прежде чем сесть в коляску, он сказал Симону вполголоса:

— Поезжай прямо, по аллеям, не обращая внимания на остальных, и постарайся, чтобы тебя потеряли из вида.

И кучеру, и придворным было известно, что это значит. Если, садясь в карету, государь не говорил: «Господа, все следуют за мной!» — то был приказ держаться на расстоянии от него.

Я поняла, куда мы направляемся, и сначала меня охватила какая-то грусть. Я любила Лозена и с гордостью принесла бы ради него жертву, отвергнув короля, но было ли это в ту минуту возможно? Разве Лозен не бросил меня и не следовало ли мне играть роль покинутой женщины? Могла ли я отвергнуть величайшего короля в мире и самого учтивого мужчину королевства ради любовника г-жи де Монтеспан? По правде сказать, я бы сочла это для себя оскорбительным.

— Сударыня, — спросил король, как только мы оказались достаточно далеко от всех и нас никто не мог услышать, — правда ли, что вы любите господина де Лозена?

Этот вопрос привел меня в смущение. Король не выносил соперников ни в настоящем времени, ни в прошлом. Отрицать то и другое казалось мне немыслимым, я не знала, что ответить, и пролепетала нечто невразумительное.

— Я достоин вашего доверия, — продолжал государь, — не бойтесь, я всегда умел хранить секреты и остаюсь таковым по сей день. Отвечайте же. Невозможно было уклониться от ответа.

— Ваше величество, мы с графом должны были пожениться, мы родственники и росли вместе в одном доме, и вы понимаете…

— Да, детские шалости, мне это понятно.

Я видела при свете луны, что король нахмурил лоб и свел брови; мне стало не по себе. Гордость всегда заставляла его величество ревновать.

— А сейчас? — продолжал он.

— О! Сейчас я больше не люблю его, государь.

Я произнесла это как нельзя более непринужденно, полагая, что это действительно так. Король улыбнулся.

— Вы в этом полностью уверены?

— Я убеждена в этом.

— А вы случайно не любите господина Монако?

Слово «случайно» показалось мне более забавным, чем выражение «что бы там ни говорили» Триссотена. Я тоже улыбнулась и сказала:

— Подобные случайности происходят не со всеми, ваше величество.

— Ах, да, я позабыл об этой сумасбродке госпоже де Мазарини.

В то время мой муж был с этой особой в Италии, после чего он последовал за герцогиней в Англию и находился при ней, пока она не прогнала его, как лакея, чтобы угодить своему давнему любовнику Сент-Эвремону и полдюжине молодых ветреников, которых она любовно опекала.