Базалетский бой - Антоновская Анна Арнольдовна (читать книги онлайн без регистрации txt) 📗
Дальше излагалось требование: сдать Гори, очистить добровольно Биртвиси, Цхури и другие крепости, занятые при Симоне. Раз нет царя-магометанина, нет войска Ирана, то все должно быть возвращено законному царю Картли. И еще: пусть Моурави вспомнит, что лишь часть трофеев принадлежит полководцу, остальное – царской казне. Для принятия от Моурави трофеев выедут, куда он укажет, князья Вачнадзе, Джандиери и Мачабели с дружинниками и писцами…
Заразительнее всех тогда хохотал Дато, а Гиви так катался по тахте, что его пришлось окачивать вином. Но рассвирепевший Димитрий кричал на весь замок, чтобы слышал гонец: «Арбу, полторы арбы пусть не забудут прислать за трофеями кахетинские маймуни!»
Ответ Саакадзе был вежлив. Он просил князя Чолокашвили запомнить: Моурави даже при дворе грозного и коварного шаха Аббаса не слыл глупцом. Моурави может вернуться в Носте, но не раньше, чем царь Теймураз передаст глашатаям ферман для оповещения Картли о том, что царь Теймураз, в знак признательности, просит Великого Моурави вновь занять прежнее положение, отдает под его знамя царское картлийское войско, разрешает возобновить Высший совет из почетных князей, принимавших мечом или золотом участие в изгнании персидских войск. И еще: пусть церковь, если хочет возвращения Моурави, скрепит ферман Теймураза и во всех церквах оповестит народ, что считает Георгия Саакадзе – Великим Моурави, верным сыном родины и доверяет ему охрану святой церкови от врагов, будь то персы, турки или еще кто-либо.
"После этого я, Георгий Саакадзе, преклонив колено перед алтарем, поклянусь на мече служить опорой царю Теймуразу, водворить в царстве мир, способствовать расцвету торговли и зодчества и расширить царство Грузии «от Никопсы до Дербента».
Теперь о трофеях. Хоть мой отважный «барс» и подсказывает, чтобы присланы были за ними полторы арбы, но, я полагаю, и одного ишака будет довольно, ибо, кроме пустых мешков из-под моих личных монет, истраченных на ведение войны с персами, ничего не осталось".
Неудача заманить Саакадзе возмутила царя Теймураза, и он, подстрекаемый Зурабом, объявил Носте царским владением, повелев Зурабу немедля выступить в Гори. Но, выслушав тайный план Зураба об уничтожении Саакадзе, царь направил в Гори картлийские дружины под началом князя Джавахишвили.
Пока князь двигался с воинственным намерением завоевать Гори, его замок подвергся нападению и в двух его деревнях сгорели дотла амбары с зерном, шерстью и маслом. Лишь благодаря княгине Джавахишвили уцелел замок: она вышла к азнауру Квливидзе и заявила, что мужчин в замке нет, а Моурави никогда не нападает на беззащитных женщин, примером чему – замок Зураба, заклятого врага Моурави, и что если азнаур отведет дружины, то она клянется своим именем послать гонца вслед князю Джавахишвили, дабы он, пока не поздно, поспешил возвратиться в свой фамильный замок.
Квливидзе учтиво поклонился и увел азнаурские дружины. Джавахишвили тут же вернулся в замок. «Пыл пылом, а шерсть шерстью!» – мудро изрек Качибадзе-старший. И больше ни один князь не соглашался выступить против Моурави. Это и еще начавшееся возмущение среди картлийцев: «Всюду посылают нас, оберегая кахетинцев!» – поколебало Теймураза, и он все благосклоннее прислушивался к заверениям Зураба, обещавшего привести в полную покорность Картли, если только он, царь Теймураз, осчастливит Кахети и вновь обоснуется в своем стольном городе Телави, а его, Зураба, оставит управителем Картли, – пока царь в Тбилиси, неудобно ему, Зурабу, действовать решительно. Необходимо торопиться, убеждал царя шакал, ибо среди картлийских дружинников началось брожение и они вот-вот прибегут к Саакадзе. И потому ему, Зурабу, будет удобнее в отсутствие царя разделаться с Саакадзе.
Обо всем этом сообщил Саакадзе не кто иной, как Шадиман. Оказывается, несмотря на побоище, у него в Метехи остался невредимым один из немногих, мсахури-марабдинец, умеющий подслушивать даже через глухую стену. Далее Шадиман предлагал Саакадзе свои дружины: правда, в достаточном количестве он не мог уделить, хотя дело и общее, ибо каждый день сам ждет нападения шакала Зураба, но четыреста дружинников вышлет при первом требовании Моурави.
Вспоминая прошедшее, Саакадзе невольно улыбнулся: «У меня и у Шадимана оказалось общее дело! Что ж, Шадиман всегда был открытым противником, он не вторгался, как Зураб, в мою душу, не учился у меня воинскому искусству, не навязывался в друзья. А сейчас, Шадиман прав, дело у нас общее: ни ему, ни мне Теймураз не нужен, ибо для этого кахетинского царя Картли навсегда останется падчерицей. Если не удастся Шадиману вернуть царя Луарсаба, – а его наверно не вернуть, как не вернуть вчерашний день, – он должен ухватиться за имеретинского царевича, ибо утопающий хватается с одинаковой радостью и за бревно и за тростинку. А духовенство? Будет за Теймураза. Но если… обещать некоторым власть и умело натравить на кахетинских церковников?..»
Любезный его ответ Шадиману дышал искренним доброжелательством:
"Нет сомнения, дело у нас общее. Но, дорогой Шадиман, у меня также остался в Метехи верный человек, – сейчас тебе об этом можно сказать, и потому знаю о жаркой схватке князей с шакалом. Владетели наотрез отказались поддержать алчное желание Зураба разгромить Марабду, ибо ты, как они сказали царю, всю жизнь яростно боролся с Георгием Саакадзе за княжеские привилегии.
Теперь подумай, дорогой: узнав, что ты оказываешь мне помощь, не ринутся ли они на твой замок? Конечно, ринутся! Ибо им недешево обходится благородный порыв защищать чужой замок. Поверь мне, Шадиман, я лучше тебя изучил твоих князей и потому из дружбы к тебе, блистательному, никогда не воспользуюсь желанием мастера «ста забот» помочь «барсу» из Носте. Мое пожелание: дожить бы нам с тобою до возобновления нашей исконной борьбы, и тогда четыреста клинков марабдинцев да пригодятся тебе против азнауров!
Но если удастся найти настоящего царя, то, как не раз говорил: «от Никопсы до Дербента!» Вместе, князь, возвысим любезное нам обоим царство Картли…"
«Значит, с Шадиманом? Да! Пусть умчатся, как дым, колебания! Разве не я утверждал: если надо для народа – всем должен стать! На все решиться! Не щадить ни себя, ни близких, ни врагов! Рушить преграды! И… пусть прольется кровь. Она всегда будет литься, пока живет несправедливость».
Георгий вздрогнул, кто-то настойчиво повторял его имя: «Пьют за мое здоровье… Где? В замке могущественных князей!»
Стоя, Саакадзе высоко поднял чашу и искренне пожелал процветать духу витязей в юном поколении мужественной семьи Мухран-батони.
Праздничный обед кончился. Моурави обнял и трижды облобызал Кайхосро:
– Чадо мое, сколь ты любезен моему сердцу! Кайхосро Мухран-батони, и никто другой, оправдает мои чаяния.
– Моурави, ты не ошибся, ибо мое желание стать достойным твоей любви. – Кайхосро, помолчав, добавил: – Окажи нам честь, проверь мои приготовления к встрече с шакалами и лисицами.
Дневной пир закончился в саду. Молодежь танцевала на разостланном огромном ковре, похожем на голубое озеро, окаймленное зарослями роз.
Дато увлекся лекури так, словно приехал на свадьбу, а не на серьезную беседу. Не отставал и Гиви, захваченный веселостью и красотой княжон.
Пришли из деревень моподые и пожилые, пришли и старики. Дружинники показывали ловкость в борьбе и стрельбе из лука. Стройные девушки пели, танцевали и грызли преподнесенные им сладости. Разостлали добавочные ковры, выкатили бурдюки, на огромных подносах вынесли всевозможные яства, щедро угощая крестьян.
Наигрывая на гуда-ствири, седой старик пел сказ о льве и шакале.
Около Моурави, окруженного князьями, поставили золотой кувшин с вином, хранившимся в марани шестьдесят лет. Фрукты и сладости подали в ажурных серебряных вазах. Золоченые чаши, украшенные тонкой резьбой и старинными изречениями, отражали последние лучи уходящего солнца.
