Благовест с Амура - Федотов Станислав Петрович (бесплатные версии книг TXT) 📗
— А теперь, сын мой, прошу к столу, поднимем чаши во славу русского оружия и русского человека, и такоже помянем воинов, павших на поле брани.
На следующий день архиепископ отслужил в храме Николая Чудотворца благодарственный молебен и попросил лейтенанта передать в Иркутске поздравительное письмо генерал-губернатору, а в Москве — послание митрополиту Московскому и Коломенскому Филарету.
— Прошу преосвященного отслужить такой же молебен в дорогой его сердцу Троице-Сергиевой лавре, — доверительно пояснил он Максутову, вручая пакет. — Я уверен: он будет счастлив исполнить мою просьбу, поелику вы защитили не только Петропавловский порт и Авачинскую губу, не только Камчатский полуостров, а и всю Россию на ее восточных рубежах. Вы защитили честь и славу России. Несите весть о том по всему Отечеству.
Архиепископ расцеловал взволнованного лейтенанта и благословил его на исполнение почетной миссии вестника радости. Так оно и вышло: на всем пути до Петербурга, в каком бы крупном городе Максутов ни останавливался, его рассказ о битве и победе на далекой Камчатке становился главным событием. Всех угнетало отсутствие хороших новостей с театра тянущейся уже второй год войны — что с Севера, где англичане сожгли городок Колу, что с Балтики, что с Дуная, что из Крыма, — поэтому весть с Тихого океана была лучом солнечного света из мрачных туч, а юный лейтенант — живым героем.
Генерал-губернатору лейтенант вручил сразу два пакета: помимо поздравления архиепископа еще и копию рапорта Завойко генерал-адмиралу Константину Николаевичу.
Муравьев, еще не вскрывая конверты, первым делом спросил:
— Скажи главное, лейтенант: мы победили?
— Победили, ваше превосходительство! — с нескрываемой гордостью сказал Максутов.
— Слава богу! Генерал-губернатор обнял и расцеловал покрасневшего лейтенанта. — Слава вам, товарищи!
— Вот… — пробормотал лейтенант, оставаясь в объятиях генерала, — меня и направили с рапортом в Петербург… Генерал-майор Завой ко и капитан-лейтенант Изыльметьев…
— Изыльметьев? — отстранился и наморщил лоб Муравьев. — Не знаю такого.
— Командир фрегата «Аврора», он принял участие в обороне порта.
— А-а, припоминаю. Фрегат должен был прийти к Путятину.
— Так точно! Но из-за болезни многих членов команды зашел в Петропавловск, и генерал-майор Завойко оставил его в помощь гарнизону.
— Узнаю решительность Завойко, — засмеялся Муравьев. — Ладно, лейтенант, спасибо тебе, иди отдыхай. Понадобишься — вызову.
— Согласно предписанию мне надо ехать в Петербург, — возразил Максутов.
— Надо — поедешь. Возьмешь также мое донесение государю и представление на всех героев. Ну, и отпраздновать нужно сие событие. Ступай, дорогой, отдохни, а вечером, в семь часов, жду тебя к ужину.
После ухода Максутова Николай Николаевич вскрыл конверты и, лишь прочитав первые строчки рапорта Завойко, бросился к Екатерине Николаевне.
— Катюша! — ворвался он в будуар жены. Она отдыхала после обеда, сидя в кресле с книгой в руках. — Катенька, я хочу, чтобы мы прочитали это вместе. Рапорт Василия Завойко, вот только сейчас его доставил курьер, лейтенант Максутов.
Екатерина Николаевна захлопнула книгу:
— Скажи сначала: наши победили?
— Наши победили! — восторженно воскликнул Николай Николаевич.
— Ура-а! — закричала во весь голос Катрин. Вскочила, поцеловала мужа и тут же уселась рядом с ним на оттоманку. — Читай!
«18 августа сего года военная эскадра из шести французских и английских судов: трех фрегатов большого размера, трехмачтового парохода, одного фрегата малого ранга и брига стала на якорь на рейде Авачинской губы», — невольно торжественно повысив голос, прочитал Николай Николаевич и удивился: — Я же в это время был еще в Аяне и ничего не знал. Почками приболел и выехал лишь двадцатого, а Завойко уже начал воевать. Представляешь? Вот что значит — нет связи!
— Ну, нет и нет! Читай дальше!
— «С сего числа по 25-е эскадра бомбардировала Петропавловский порт и делала два решительных нападения десанта с целью овладеть городом и военными судами: фрегатом «Аврора» и транспортом «Двина», — находившимися в Малой губе, но нападения неприятеля отражены во всех пунктах, город и суда сохранены». — Муравьев снова остановился, поскольку не мог удержаться от комментария: — Господи! Кучка солдат отразила шесть вымпелов! Откуда силы взялись! — И продолжил: — «Эскадра, потерпев значительные повреждения, потеряв несколько офицеров и до 350 человек, оставив в Петропавловском порте английское знамя десантного войска, 27-го числа того же месяца снялась с якоря и скрылась из вида…»
Они читали долго, вдумчиво. Вместе вспомнили и нарисовали расположение сопок, Малой губы и порта, Николай Николаевич определил, где находились батареи, и похвастался, что еще тогда, в 49-м, лично указывал их будущее местоположение.
— Да ты у меня молодец! — ласково улыбнулась Екатерина Николаевна. — Тебя бы вместо Меншикова главнокомандующим.
— Что поделаешь, тут его величество промахнулся, — скромно отозвался муж под заливистый смех жены. — А вот я с Завойко в точку попал! Только такой и нужен Камчатке губернатор. Какие же они там герои! Какие герои!
— Завойко, правда, твоя большая удача, — серьезно сказала Екатерина Николаевна.
— Не только моя. — Муж помахал вторым конвертом. — Его рекомендация.
— А что это?
— Письмо от его высокопреосвященства Иннокентия.
— Ах, какой замечательный человек! — с чувством сказала Екатерина Николаевна. — Мы редко встречаемся, но каждый раз я готова склонить голову перед его мудростью и каким-то особенным расположением к людям. Что он пишет?
— Еще не знаю. Вот и почитаем.
«С искреннею величайшею радостью честь имею поздравить вас с дивною, славною и нечаемою победой над сильнейшим врагом, нападавшим на нашу Камчатку, — писал преосвященный. — Прежде всего слава и благодарение Господу Богу, даровавшему силу и крепость нашим камчатским героям и благословляющему все ваши благие намерения и начинания! Кто теперь не видит, что если бы вы не сплыли и не сплавили с собою по Амуру хлеб и людей, то теперь в Петропавловске были бы только головни и пепел. И потому не знаешь, чему более радоваться — открытию ли Амура, столь благовременному, или спасению Камчатки, так ясно доказывающему пользу открытия Амура? Затем честь и слава вам как главному виновнику всего этого… Слава богу за все и про все!
Любопытно крайне, что вы намерены теперь делать относительно сохранения Камчатки, людей и славы защиты, ибо я уверен, что Государь Император вполне предоставит это вам, а мне кажется, что гордые и упрямые враги наши во что бы то ни стало постараются уничтожить Камчатку…
Призываю на вас и на все ваши благие дела, начинания и намерения благословение Божие…»
— М-да-а, — задумчиво произнес Муравьев, закончив чтение. — Владыко прав: тут есть над чем поразмыслить. Ну, в этом-то году Камчатке больше ничто не угрожает, а вот чего ожидать в следующем?
— А в следующем, я думаю, тоже будет сплав, — сказала Екатерина Николаевна, — и я обязательно поплыву вместе с тобой.
— Сплав, разумеется, будет, но я планировал занять его переселенцами. Без них амурское дело просто не выживет. Миша Волконский уже ими занимается. Кстати, очень толковый чиновник получается из этого мальчика. Муравьев усмехнулся. — Наверное, прозвучит цинично, но не сослали бы Сергея Григорьевича в каторгу, вырос бы Миша обычным избалованным княжонком, а Сибирь и служба из него нужного Отечеству человека делают. Вот увидишь, он еще далеко пойдет! Да… Так вот, о сохранении Камчатки. — Генерал встряхнул головой. — Мы, конечно, подождем, как Европа отзовется, но полагаю, что ни Англия, ни Франция обиды не стерпят, захотят взять реванш и придут в Камчатку много большими силами и много раньше, чем нынче. И героизм Завойко со товарищи город уже не спасет, а помочь ему я не успею…
Муравьев вскочил и заходил взад-вперед, заложив руки за спину. В будуаре ему было тесно, он цеплялся то за кресла, то за угол столика, но был настолько поглощен размышлениями, что не обращал на помехи никакого внимания.
