Сын графа Монте-Кристо - Лермин Александр (первая книга TXT) 📗
Глаза их встретились. Певица встала и грациозным поклоном ответила на рукоплескания своих восторженных слушателей.
— Дозвольте мне, мадемуазель,— сказал де Собранн,— представить вам одного из ваших поклонников, который желал бы иметь честь…
Виконт не сводил с Дженни глаз, которая тоже смотрела на него, ожидая, быть может, комплиментов или похвалы.
Но тут произошло нечто странное. Толпа гостей немного раздвинулась — Дженни и Сперо остались как бы одни… и вот… с одной из люстр упала свеча… Она коснулась платья певицы, и легкая материя мгновенно вспыхнула…
Крик ужаса огласил зал.
В этот момент Сперо с быстротой молнии бросился вперед, сорвал с окна тяжелую драпировку и, набросив ее на певицу, сжал ее в своих объятиях. Пламя тотчас же погасло, и певица осталась невредимой.
Дженни стояла посреди зала, на ее бледном лице еще блуждала улыбка, и она как будто не сознавала только что миновавшей ее опасности. Закутанная в малиновую драпировку, она выглядела как королева.
Сперо отошел в сторону — как отступает верующий, нечаянно коснувшийся божества.
Дженни протянула ему руку и сказала:
— Благодарю вас!
В это время из толпы, пробивая себе дорогу, вышел человек в ливрее темного цвета, по-видимому, старый слуга, хотя фигурой и выражением лица он напоминал изнеженного и самодовольного служителя алтаря.
— Вы ранены?
— Нет, друг мой,— ответила она.— Это была простая случайность, и я спасена благодаря присутствию духа виконта Монте-Кристо.
При этом она указала на Сперо.
Виконт вздрогнул: голос певицы напоминал голос того человека, от которого он получил таинственное предостережение.
Между тем, в толпе гостей заговорили:
— Кто этот лакей, принимающий столь живое участие в своей госпоже?
— Это господин Жак,— ответил репортер,— он всегда сопровождает госпожу Зильд, он состоит при ней в качестве управляющего, и его фамилия, кажется, Маслэн…
— Виконт,— сказала Дженни, обратившись к Сперо,— закончите ваше доброе дело и проводите меня до кареты…
И, грациозно подобрав складки драпировки, она оперлась о руку виконта и направилась к выходу.
Управляющий шел впереди, он был очень бледен и едва держался на ногах.
— Еще раз благодарю вас, виконт,— сказала певица, садясь в карету.— Мы еще с вами увидимся, не так ли?
Как под влиянием таинственных чар, Сперо взял протянутую руку и поцеловал ее.
С лестницы спускались гости. Гонтран с Кармен под руку шел за господином де Ларсанжи, а за ними следовали граф Веллини и его секретарь, синьор Фаджиано.
— Виконт,— сказала Кармен,— от имени всех бывших на бале дам благодарю вас… Вы показали себя героем.
Г-н де Ларсанжи закашлялся и сказал:
— Вы поступили прекрасно, виконт!
— Виконт — достойный сын своего отца,— прибавил синьор Фаджиано.
Эти слова, сказанные итальянцем, неприятным образом подействовали на Сперо… У юноши слишком были напряжены нервы и его слегка лихорадило.
Проводив своих гостей, Гонтран подошел к нему.
— Милый Сперо,— сказал он,— хотите, я провожу вас домой?
— Пойдемте,— ответил виконт,— мне душно, и небольшая прогулка освежит меня.
Он отослал карету и вместе с Гонтраном вышел на улицу.
Никто не заметил человека, притаившегося за воротами, который сжал кулаки и, следя за удаляющимся виконтом, прошептал:
— О да, ты достойный сын своего отца! Но, клянусь, недалек тот день, когда я отплачу тебе за все!
Этим человеком был секретарь графа де Веллини, синьор Фаджиано.
6. Старые знакомые
Маслэн и Дженни вернулись домой.
Войдя в комнату, певица в изнеможении опустилась на диван и склонила голову.
Управляющий запер дверь и, подойдя к камину, машинально стал мешать угли. Это был старый человек. Довольно толстый и приземистый, с круглым бледно-матовым лицом, он производил какое-то неопределенное впечатление.
Ему могло быть лет восемьдесят, а между тем его лоб и лицо не были покрыты морщинами. Седые волосы, коротко остриженные, припухшие глаза и какая-то нервная подвижность — такая внешность привела бы в тупик любого физиономиста. Что-то демоническое было в этом человеке.
Скрестив на груди руки, управляющий с состраданием и болью глядел на свою госпожу.
— Вы страдаете? — тихо проговорил он.
Дженни вздрогнула.
— Нет,— ответила она и затем, как бы пробудившись от тяжелого сна, продолжала:
— Вы еще раз повезли меня туда… в это общество, которое никогда не будет моим, и я никогда больше не поеду к этим людям…
— Они преклонялись перед вами, как перед королевой! — возразил управляющий и, стиснув зубы, опустил голову.
— Зачем вы мне это говорите? К чему напоминаете о том, чему никогда не бывать?
— Но все пришли в восторг от вашего голоса и таланта.
— Какое мне до этого дело! Уйдите, оставьте меня!
Тон ее был резок, почти груб. И в самом деле, по какому праву этот лакей взял такой тон? Маслэн понял это и сказал с грустью:
— Не раздражайте себя, Дженни! Вы знаете, что я всегда буду повиноваться вам во всем…
— Да, я это знаю. Простите меня — я говорила с вами резко и грубо, но вам известно, как я глубоко страдаю!
Он встал, она же простонала:
— О, почему меня не сожгло это пламя? Тогда настал бы конец всем моим мучениям!
Дженни прислонилась к стене, закрыла лицо руками и зарыдала.
У Маслэна тоже на глазах появились слезы.
Засунув руку за сорочку, он, заглушая жгучую боль, ногтями раздирал себе грудь. Маслэн любил эту чудную красавицу, которая изнемогала под бременем тайного горя. И вместе с тем он не мог утешить ее.
— Дженни… мадемуазель Дженни! Что с вами? Что случилось? Может быть, кто-нибудь вас обидел или оскорбил?
Последние слова он произнес, возвысив голос, и в его глазах сверкнула молния.
— Нет, — прошептала Дженни.
— В таком случае вы просто испугались падения свечи… ради Бога, успокойтесь, я знаю, что вас томят тяжелые и мрачные мысли… Но вы молоды, рождены для счастья! Забудьте прошлое, это необходимо, я прошу вас!
Дженни немного оправилась и смахнула с глаз слезы.
— Да, да… вы правы… я забуду, я должна забыть! Буду благоразумной, простите меня!
Она протянула ему руку. Маслэн отступил.
— Отдохните,— сказал он,— мы завтра поговорим обо всем. Вы знаете, насколько я предан вам…
— О да, знаю! До завтра. Я очень устала.
Управляющий вышел из комнаты и поднялся на верхний этаж. Он жил в мансарде, под самой крышей. Обстановка мансарды была самая скудная: железная кровать, стол, стул и чемодан, запертый надежным замком.
Войдя, Маслэн запер за собой дверь. Затем он опустился на стул и задумался. Но вдруг, вскочив, ударил кулаком о стол:
— Как же быть? Что предпринять?
Постояв с минуту в тяжелом раздумье, он вынул из кармана связку ключей и открыл чемодан. Там лежало платье и белье, а под ними — мешок и портфель.
Управляющий встряхнул мешок в руке, пожал плечами, развязал его и достал оттуда десяток луидоров, из портфеля — три стофранковых билета.
— И это все,— сказал он с горькой улыбкой.— А завтра нам надо уплатить пятьсот франков! Что с нами будет?… Что ожидает ее? Я бессилен… Бедная Дженни! С какой радостью отдал бы я жизнь за одну только ее улыбку! Впрочем, с ее талантом и красотой, если бы она только захотела… Но ей во всем мешает ее прошлое, созданное мною, и которое она не может забыть! Но я не хочу, чтобы она была несчастлива, не хочу, чтобы она умерла!
Он машинально пересчитывал луидоры и вдруг вздрогнул. Где-то раздался стук.
Управляющий поспешно бросил мешок и портфель в чемодан, запер его, подошел к двери и отворил ее настежь. На темной лестнице было пусто.
— Кто там? — вполголоса спросил Маслэн. Ответа не было.— Мне, вероятно, послышалось,— решил управляющий.
Стук возобновился: послышались частые удары в окно. Он подошел и увидел за стеклом какую-то фигуру. Неужели это вор?
