Завоевание Англии - Бульвер-Литтон Эдвард Джордж (книги без регистрации txt) 📗
Один молодой тан, знакомый с романским языком, вышел из рядов и скрестил меч с менестрелем. Тельефер, ловко отразив удар, подбросил свой меч в воздух и, с невероятной быстротой и силой опять подхватив его, рассек пополам голову сакса. Затем, переехав через труп, Тельефер с хохотом и криком стал вызывать другого противника. На зов вышел второй тан, и его постигла участь товарища.
Ужаснувшиеся ратники стали переглядываться между собой. Этот веселый боец-менестрель со своими фокусами казался им не рыцарем, а злым духом. Не исключено, что этого единоборства, в самом начале сражения на виду всего войска, было бы достаточно, чтобы смутить дух англичан, если бы Леофвайн, посланный перед тем в укрепления с поручением, не возвратился к своему отряду.
Беспечное и неустрашимое сердце его было возмущено самоуверенной надменностью норманна и очевидной трусливостью саксов. Он пришпорил коня и, прикрывшись щитом, направил свою небольшую лошадку на коня норманнского гиганта.
— Иди петь песни демонам, зловещий певец! — крикнул он по-романски.
Тельефер тут же бросился к нему, но его меч сломался о щит Леофвайна. Пронзенный насквозь, Тельефер свалился мертвым под копыта своей лошади.
Горестное восклицание пробежало по всему войску, и даже сам Вильгельм, выехавший вперед, чтобы полюбоваться удальством Тельефера, был сильно расстроен.
Леофвайн подъехал к передовым рядам врага и бросил в них свой дротик так ловко и так метко, что рыцарь, находившийся шагах в двух от герцога, повалился на землю.
— Любы ль вам, норманны, шутки саксонских фокусников? — спросил Леофвайн, медленно повернув коня и возвращаясь к саксонскому отряду.
Он повторил всем всадникам прежнее приказание: избегать прямой стычки с норманнской конницей, а тревожить ее и истреблять отставших. Закончив с распоряжениями, он затянул живую, веселую песенку и поехал к укреплениям с совершенно спокойным и радостным лицом.
Глава VIII
Осгуд и Альред приближались на рассвете к усадьбе, стоящей не больше чем в полумиле от саксонского войска. На ней размещались лошади, на которых возили тяжелое оружие, снаряды и запасы. На ней собрался также народ обоих полов и всевозможных званий; некоторые тревожились, другие, напротив, болтали и шутили, третьи же молились.
Сам хозяин, с сыновьями и с годными к военной службе сеорлами, присоединился к королевскому войску, к отряду графа Гурта.
Позади дома стояла небольшая, пришедшая в ветхость церковь. Двери ее были раскрыты, предоставляя убежище на случай опасности. Сейчас в ней толпились молившиеся.
Сеорлы понемногу переходили к тем своим собратьям, которые, облокотившись на низкий забор, устремили взоры на щетинившееся оружием поле. Невдалеке от них и в стороне от толпы стояла в глубокой задумчивости никому не известная женщина, лицо которой было закрыто плотным покрывалом.
Земля дрожала от движения войск норманнов; крики бойцов, как громовые раскаты, носились по воздуху. Два отшельника, следовавшие за саксонским войском, доехали, наконец, из укреплений до усадьбы. Не успели они сойти с лошадей, как их окружили толпы любопытных.
— Битва началась, — произнес один из них торжественным голосом. — Молитесь за Англию; никогда еще она не была в такой опасности, как теперь.
Незнакомка вздрогнула при этих словах отшельника и поспешила подойти к нему.
— А король? — воскликнула она дрожащим голосом. — Где король?
— Дочь моя, — ответил отшельник. — Место короля у своей хоругви, но, когда я оставил его, он был во главе передового полка. Где он теперь, мне неизвестно… Но думаю, что там, где битва жарче и опасность грознее…
Старцы сошли с коней и вошли во двор, где их опять окружили жены сражающихся, забрасывая обоих вопросами о битве.
Добродушные старцы успокаивали и утешали всех, сколько было возможно, а потом вошли в церковь.
В это время сражение разгоралось все жарче.
Обе рати Вильгельма, состоявшие из союзных войск, пытались — правда, напрасно, — окружить английский передовой полк и разбить его с тыла. Отважное войско оказалось тем самым вообще без тыла; оно отовсюду представляло собой плотный фронт; щиты образовали сплошную неприступную стену.
Вильгельм знал, что его войска не смогут проникнуть в укрепление, пока передовой полк твердо стоит на месте. Убедившись в его силе, он счел необходимым изменить образ действий. Он присоединил своих рыцарей к другим отрядам, разбил войско на множество колонн и, оставив большие промежутки между стрелками, велел тяжелой пехоте окружить треугольник и прорвать его ряды, чтобы дать коннице возможность идти в атаку.
Гарольд, находясь среди своих кентских удальцов, продолжал ободрять их. Как только норманны начали приближаться, король соскочил с коня и пошел пешком туда, где должно было ожидать сильнейшего натиска.
Наконец норманны подошли и начался ближний бой… В сторону дротики и копья! Замелькали мечи и секиры. Норманнская пехота валилась, как трава под косой, поражаемая твердой рукою ратников Гарольда. Тщетно в промежутках между вражескими колоннами их настигала, как гром, сила храбрых рыцарей; тщетно сыпались беспрерывные тучи стрел и сулиц.
Воодушевленные присутствием короля, сражавшегося наравне с простыми ратниками, глаза которого в то же время всегда готовы были усмотреть опасность, а голос — предупредить о ней, жители Кента дрались отчаянно и в строгом порядке. Норманнская пехота заколебалась и стала отступать; англичане же, заметив это, удвоили усилия и продолжали теснить врагов шаг за шагом. Воинственный крик саксов: «Вперед, вперед!» раздавался все громче и уже почти заглушил слабеющий клич норманнов: «Эй, Роллон, Роллон!»
— Клянусь небом! — воскликнул Вильгельм. — Наши ратники — просто женщины в доспехах! Эй, дротики на выручку! За мной, в атаку, сиры д’Омаль и де Литжен! За мной, Брюс и де Мортен! Смелее, де Гравиль и Гранмениль!
И Вильгельм, во главе своих именитейших баронов и рыцарей, налетел, как ураган, на щиты и дротики саксов. Но Гарольд, находившийся перед тем в самых дальних рядах, в одно мгновение очутился в центре опасности.
По его приказанию весь первый ряд опустился на одно колено, держа перед собой щиты и направив дротики в грудь коням. В то же время второй ряд, схватив секиры обеими руками, наклонился вперед, чтобы рубить и разить. Стрелки же, находившиеся в середине треугольника, пустили густой залп стрел — и половина храбрых рыцарей свалились с коней.
Брюс зашатался в седле; секира отсекла правую руку д’Омаля, а Малье де Гравиль, сбитый с лошади, покатился к ногам Гарольда. Только Вильгельм, обладая невероятной силой, сумел пробиться до третьего ряда и всюду разносил смерть своей железной палицей, пока не почувствовал, что его конь зашатался. Он кинулся назад и, едва успел вырваться из тисков неприятеля, отскакав в сторону, как конь его, весь израненный, свалился на землю.
Рыцари тотчас окружили Вильгельма; человек двадцать баронов соскочили с лошадей, чтобы отдать их ему. Он схватил первого попавшегося под руку коня и, вскочив в седло, поскакал к своему войску.
В это время де Гравиль лежал у ног Гарольда: застежки его шлема лопнули от напряжения, и шлем свалился с головы. Король уже было хотел поразить его, но, взглянув на рыцаря, узнал в нем своего прежнего гостя.
Подняв руку, чтобы остановить своих ратников, Гарольд обратился к рыцарю:
— Встань и иди к своим: нам некогда брать пленных. Ты назвал меня неверным своему слову рыцарем, но как бы там ни было, я — сакс. Я помню, что ты был моим гостем и сражался рядом со мной, a потому дарю тебе жизнь. Иди!
Де Гравиль не сказал ни слова, но умные глаза его устремились на Гарольда с выражением глубокого уважения, смешанного с состраданием. Потом он встал и медленно пошел, ступая по трупам своих земляков.
— Стой! — крикнул Гарольд, обращаясь к стрелкам, направившим свои луки на рыцаря. — Стой! Этот человек отведал нашего хлеба-соли и оказал нам услугу. Он уже заплатил свою виру.
