Уэверли, или шестьдесят лет назад - Скотт Вальтер (читать книги бесплатно полностью без регистрации .txt) 📗
Всегда, мой дорогой Филипп, преданная тебе сестра Дюси Толбот.
Прочитав это письмо, Уэверли остолбенел. Вывод для него был ясен: все эти несчастья свалились на полковника лишь потому, что он отправился его разыскивать. То, чего нельзя было поправить, уже само по себе было достаточно жестоко полковник Толбот и леди Эмили долгое время оставались бездетными и были вне себя от радости при мысли о ребенке. Теперь их надеждам не суждено было сбыться. Но и это разочарование было ничто по сравнению с угрожавшим несчастьем. И Эдуард с ужасом думал, что первопричиной всех этих зол является именно он.
Прежде чем он нашел в себе Силы ответить, полковник уже совершенно овладел собой, хотя по его затуманенному взору все еще видно было, как глубоко он страдает.
– Это такая женщина, дружок мой, – сказал он, – из-за которой и воину не стыдно плакать. – Он протянул ему миниатюру. На ней было изображено лицо, вполне заслуживающее такой похвалы. – А между тем, – продолжал он, – этот портрет – лишь слабое отражение очарования, которым она обладает… или обладала… быть может, об этом уже нужно говорить в прошедшем… Но да свершится воля господня!
– Вы должны ехать, сейчас же ехать к ней на помощь. Еще не поздно… Не должно быть поздно…
– Ехать? Мне? Вы забыли, что я пленник и дал слово…
– Приставлен к вам я… Я освобождаю вас от вашего слова. Я буду отвечать за вас.
– На это вы не имеете права, и честь моя не позволит мне взять свое слово обратно. Ответственность падет на вас.
– Ну и что ж? Если надо будет, отвечу головой – воскликнул Уэверли в бурном порыве чувств. – На мне уже лежит смерть вашего ребенка, не делайте же меня убийцей вашей жены!
– Нет, мой дорогой Эдуард, – сказал Толбот, ласково взяв его за руку, – вы тут ни при чем, и если я в течение двух дней скрывал от вас свое горе, то именно потому, что боялся, как бы вы по своей преувеличенной чуткости не посмотрели на него с этой точки зрения. Вы никак не могли предвидеть, что я отправлюсь из Англии, чтобы разыскивать вас. Вы ведь едва знали о моем существовании. Небу известно, как тяжело человеку отвечать ужe за прямые последствия своих поступков, которые можно было предвидеть, но отвечать еще и за все то, что они косвенно влекут за собой, – этого великое и милосердное существо, которое одно может видеть взаимную связь человеческих дел, не положило своим бренным созданиям.
– Но как могли вы оставить леди Эмили, – сказал Уэверли с глубоким чувством, – в положении, когда она наиболее драгоценна для мужа, чтобы разыскивать какого-то…?
– Я только выполнил свой долг, – спокойно ответил полковник Толбот, – и не сожалею, не должен сожалеть об этом. Если бы путь благодарности и чести был всегда ровным и легким, в том, что я следую по нему, не было бы никакой заслуги. Но часто он идет вразрез с нашими интересами и страстями, а иногда и с самыми святыми чувствами. Таковы испытания жизни, и это последнее, хоть и самое горестное (здесь слезы невольно навернулись ему на глаза), не первое, которое мне довелось испытать. Но об этом мы поговорим завтра, – сказал он, крепко сжимая обе руки Уэверли. – Доброй ночи. Постарайтесь забыться на несколько часов. В шесть рассветает, а теперь уже третий час. Спокойной ночи.
Эдуард ушел, не осмелясь произнести ни слова.
Глава 56. Хлопоты
Когда полковник Толбот вышел на другой день к завтраку, слуга Уэверли сказал ему, что наш герой ушел из дому на рассвете и еще не возвращался. Утро было на исходе, когда он прибежал, запыхавшийся, но сияющий, что сильно удивило полковника.
– Вот, – воскликнул он, бросая бумагу на стол, – вот результат моих утренних хлопот… Алик, собирай вещи полковника. Живей, живей!
Полковник с удивлением пробежал бумагу. Это был пропуск, выданный принцем полковнику Толботу на проезд до Лита или любого иного порта, находящегося в руках войск его королевского высочества. Предъявителю разрешалось свободно сесть на любое судно, отправляющееся в Англию или в иные края. Полковник Толбот, со своей стороны, должен был дать слово в течение двенадцати месяцев не браться за оружие против дома Стюартов.
– Господи, – воскликнул полковник с сияющими глазами, – как вам удалось его добыть?
– Я отправился к принцу на утренний прием в тот час, когда он обычно встает. Оказалось, что он уже уехал в лагерь Даддингстон. Я пустился за ним следом, испросил и получил аудиенцию… Впрочем, я вам и слова больше не скажу, пока не увижу, что вы принялись укладываться.
– Но должен же я узнать, могу ли я воспользоваться этим пропуском и как вы его добыли?
– О, в крайнем случае вам ничего не стоит снова вынуть свои вещи… Ну вот, теперь, когда я вижу, что вы занялись делом, можно продолжать. Когда я впервые упомянул ваше имя, глаза принца засверкали почти так же, как две минуты назад сверкали ваши. «Он не проявлял сочувствия нашему делу?» – спросил он серьезно. «Ни в малейшей степени, и надеяться на это не приходится». Лицо его помрачнело. Я попросил вашего освобождения. «Невозможно, – сказал он, – это слишком значительное лицо. Ведь он друг и наперсник таких-то и таких-то. Ваша просьба совершенно безрассудна». Я рассказал ему свою историю и вашу и попросил его поставить себя на мое место. У принца есть сердце, и притом доброе сердце, что бы вы ни говорили, полковник Толбот. Он взял лист бумаги и собственной рукой написал вам пропуск. «Я не стану доверяться своим советникам, – сказал он, – они будут отговаривать меня от справедливого поступка. Я не потерплю, чтобы друг, которого я так высоко ценю, как вас, носил на себе тяжесть мучительных мыслей, которые будут терзать его в случае дальнейших несчастий в семье полковника Толбота. При таких обстоятельствах я не хочу держать в плену храброго врага. А кроме того, – добавил он, – мне кажется, я без труда оправдаю себя в глазах моих осторожных советников, сославшись на хорошее впечатление, которое такая мягкость произведет на умы влиятельных английских семей, с которыми связан полковник».
– Вот тут-то и проглянул политик, – заметил Толбот.
– Во всяком случае, он закончил так, как подобает сыну короля: «Берите этот пропуск. Условие я добавил ради формы. Но если полковник возражает против него, пусть едет, не давая никаких обязательств. Я пришел сюда воевать с мужчинами, а не для того, чтобы приводить в отчаяние или подвергать опасности женщин».
– Ну, я никогда не думал, что мне придется быть настолько обязанным прет…
– Принцу, – с улыбкой перебил Уэверли.
– Шевалье, – поправился полковник. – Это удобное наименование, которым многие особы королевской крови пользуются при путешествиях, и мы можем употреблять его оба. Сказал он еще что-нибудь?
– Только спросил, может ли он оказать мне еще какую-либо услугу, и когда я ответил, что нет, пожал мне руку и заметил, что хорошо было бы, если бы все его сторонники были столь же нетребовательны; а некоторые из моих друзей просят не только все, что он может дать, но еще многое другое, что совершенно не в его власти и где бессильны даже самые могущественные государи. «В самом деле, – продолжал он, – если судить по безрассудным просьбам, которые ежедневно ко мне поступают, ни один монарх не уподобляется так божеству в глазах своих сторонников, как я».
– Бедный юноша! – сказал полковник. – Должно быть, он начинает чувствовать всю трудность своего положения. Ну, Уэверли, это нечто большее, чем добрая услуга, и я ее не забуду, если вообще Филипп Толбот способен что-либо запомнить. Моя жизнь… Но нет, пусть леди Эмили благодарит вас за нее… Эта услуга стоит пятидесяти жизней!.. При таких обстоятельствах я даю свое слово без малейшего колебания. Вот оно (он написал его по всей форме), а теперь скажите, как мне отсюда выбраться?
– Все это предусмотрено: ваши вещи уложены, лошади дожидаются вас, и я, с разрешения принца, нанял лодку, которая доставит вас на «Лисицу». Я специально послал для этого нарочного в Лит.
