Список Мадонны - Форан Макс (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
Он замолчал, потому что понял, что говорит глупости. Девушка просто смотрела на него, подняв правую руку к плечу и трогая лапки черной птицы, молча сидевшей там и следившей за каждым его движением.
Мартин заговорил снова:
— Посмотри. Я рисую это растение. — Он взял карандаш и обратной его стороной принялся чертить что-то на голой земле. — Смотри. Рисунок. Я рисую. — Он сделал быстрый набросок, голову и плечо без туловища и птицу, сидевшую на плече. Показывая на него жестом, он сказал: — Твоя птица. Это твоя птица.
Никакого ответа не последовало. Только пристальный взгляд этих каре-желтых глаз и блеск глаз черной фигуры на ее плече. Мартин никогда не чувствовал себя таким смущенным и так нелепо. Как глупо было вот так стоять и лепетать что-то этой незнакомой молчаливой девушке с птицей на плече. Все это было смешно. Поэтому он продолжил делать единственное, что мог, — рисовать. Он склонился над своей работой, заставляя себя концентрироваться на рисунке, не зная, стояла ли она все еще здесь или уже ушла. В конце концов он не вытерпел и оглянулся. Она сделала маленький шаг в его направлении. Боже, как красива она была своей дикой неприрученной красотой. Ее глаза вспыхнули, встретившись взглядом с ним, и он уловил запах меда. Затем он почувствовал это, пустоту в голове, будто он вот-вот упадет. Это не было плохим предчувствием, но он остро ощущал что-то внутри себя, вокруг себя, вокруг этой девушки. Он закрыл глаза и подождал, пока это странное тревожное чувство не покинуло его. Когда он открыл их, она исчезла.
В следующем месяце Мартин больше десяти раз бывал в Парраматте, и каждый раз незнакомая молчаливая девушка выходила из чащи подобно темному призраку. И несмотря на то что он рисовал в разных местах по берегам ручья, она всегда появлялась, как будто знала, где он должен был быть. Он каждый раз разговаривал с ней и рисовал что-нибудь на земле, избегая ее глаз, лишавших его присутствия духа. Когда она пришла в пятый или шестой раз, ему впервые удалось дотронуться до ворона. Он боялся этой птицы, но чувствовал, что контакт с ней мог бы помочь ему в отношениях с девушкой. Черные перья были на удивление мягкими и теплыми, и птица не вздрогнула от его прикосновения. После этого девушка, казалось, стала не такой осторожной, хотя все еще не произносила ни слова.
Мартин положил икону Девы Марии в сумку в тот теплый октябрьский день, когда Бэддли готовился совершить, как он считал, свою последнюю поездку в Парраматту. Комендант изменился в худшую сторону до неузнаваемости, его посещали приступы неконтролируемой ярости и потери рассудка. Патриоты называли его «дьяволом». Даже Мартин, к которому он прежде всегда относился с одобрением, теперь вызывал в нем напряженное молчание. Все чаще он произносил в его адрес злобные тирады. Он стал подозрительным ко всем и вплоть до сегодняшнего дня собирался взять себе в качестве кучера Лепайльера. Он изменил свое решение в последнюю минуту, и именно тогда Мартин и подумал о Деве Марии. Язвы на ногах Бэддли не зажили, и теперь он обычно сначала заглядывал в больницу на их обработку, а потом ехал в сумасшедший дом. И хотя очевидно, что он все еще мог выполнять свои обязанности коменданта Лонгботтома, но назвать его здоровым человеком было уже нельзя.
Они прибыли в Парраматту вскоре после полудня. Времени было мало, поскольку комендант выразил желание вернуться в Лонгботтом этим же вечером. Мартин ощущал незнакомое ему чувство безотлагательности. Ему нужно было найти ту девушку. Оставив пролетку на ее обычном месте в конюшне сумасшедшего дома, он быстро пробежал четверть мили до ручья. Он остановился там, где большая скала из песчаника нависала над безмятежной гладью воды, и принялся ждать. Дева Мария блестела на солнце. Почему он делает это? Почему он отдает эту католическую икону, подаренную ему матерью, немой девушке-аборигенке? От матери, которая не могла быть его, девушке, которую он не знал. Мартин повернул икону и потер пальцем острую заусеницу в том месте, где была левая рука. Хотя они обе не разговаривали, у них было что-то общее. Он чувствовал это. И поскольку, возможно, он не увидит ее больше, то почему бы не подарить ей что-нибудь? Тут он заметил заклеенное глиной место, напомнившее ему о бумаге внутри. Да, эта иконка хранила тайну. Фамильная вещь с загадкой внутри. Как и сама девушка, чья загадка таилась в ее глазах, способных силой своего взгляда вызывать ощущения, которые ему не приходилось чувствовать до этого. Ему было интересно, что она будет делать, когда он отдаст ей икону.
Он почувствовал ее присутствие и повернул голову. Она была рядом, менее чем в полутора метрах от него. На ней было другое платье, белое и просвечивающее. Она подошла ближе и позволила Мартину погладить ворона на ее плече.
— Возможно, я больше не приду сюда. Я принес тебе кое-что. Подарок. — Мартин протянул Деву Марию девушке. — Она принадлежала моей матери, но я хочу, чтобы она осталась у тебя. Она красивая, правда?
Глаза девушки неотрывно смотрели на Пресвятую Деву, в ее взгляде было то, чего Мартину никогда не приходилось видеть. Он был полон восторга. Ее темнокожая рука протянулась и приняла икону. Вторая ее рука отпустила лапку ворона и присоединилась к первой. Двумя руками она подняла Пресвятую Деву на уровень своих глаз так, что лицо Девы Марии было всего в нескольких сантиметрах от ее собственного. Лицо девушки преобразила лучистая улыбка. Бездонные глаза наполнились наслаждением, радость заблестела на великолепных белых зубах. И она заговорила. Это было всего лишь одно слово, которое Мартин совсем не понял, но оно было наполнено благоговейным трепетом.
— Курикута.
Полуденное солнце отражалось в широких спокойных плесах реки, на берегу которой сидели двое. Один, темноволосый и одетый в белое, писал что-то в большой тетради в коричневой обложке, второй, выше первого, светлее его и моложе, рисовал странные желтые цветы, которые росли на жестком прямом кусте. Их даже трудно было назвать цветами, они больше походили на грозди тонких желтых трубочек, выходивших из твердого центрального конуса. На площадке за ними была разбита небольшая палатка. Жестяной котелок висел на перекладине над дымящимся костром, рядом с которым лежали кухонные принадлежности, ломоть черного хлеба, несколько картофелин, мясо и стояла канистра с водой. За этой открытой площадкой во все стороны раскинулся буш, огромный и с виду пустой, при поверхностном взгляде он мог показаться везде одинаковым.
Оба человека были погружены в свои собственные мысли, для них было бы большим удивлением узнать, как схоже они выглядели со стороны. Бернард Блейк был настолько близок к счастливому состоянию, насколько мог себе представить. Только с Томасом Риваролой он мог чувствовать себя таким довольным. Ему действительно нравился этот юноша. Мартин Гойетт слушал его с интересом и пониманием. Он не перебивал, относился к нему с почтением и, к счастью, был лишен свойственной Нейтчу угодливости. Он задавал великолепные вопросы и был достаточно мягок, не попадая при этом под влияние. Да, он был доволен тем, что он использовал все свое очарование, что делал крайне редко, для того, чтобы убедить Беде Полдинга разрешить ему вести переговоры с губернатором Джорджем Гиппсом. В результате Мартину Гойетту был выдан специальный двухдневный пропуск, позволявший ему покидать лагерь для временной работы. Полдинг и Гиппс, оба, казалось, были впечатлены его планом создать иллюстрированное пособие по местной флоре. Он понимал, что это будет способствовать достижению их общей цели использования образованных жителей в деле подъема статуса колонии, являвшейся сегодня в сознании всех ужасным местом заключения. Кроме всего прочего, он напомнил им обоим, что так получилось с Фрэнсисом Гринуэем, прежним заключенным, а ныне известным архитектором. Определенно, то, что юноша был прекрасным художником, хорошо чувствовавшим цвет и тонко передававшим детали, делало изначально отвлеченный план ценным научным исследованием. Мысль о Ламар не покидала его сознания. Воодушевление от работы над пособием и то, что у него неожиданно появился ученик, возвращало его на дорогу судьбы, с которой его заставил свернуть Ламбрусчини и которую, хотя и неосознанно, преградил Томас. Он чуть было не потерял эту дорогу после смерти Сигни. Он на миг задумался, и перед глазами появился размытый образ. Если бы он не знал его, то мог бы подумать, что глаза подводят. Однако с глазами все было в порядке, это была Сигни. Он все еще плакал о ней по ночам, или вот как сейчас, память о ней заставляла все танцевать перед глазами, принимая расплывчатые формы. Бернард посмотрел на запад, на холмы, покрытые, хоть и ненадолго, блестящей весенней зеленью. Ламар была где-то там, она ждала его, ждала их. Он посмотрел на голову со светлыми волосами в паре метров от него и улыбнулся. Тихий голос шептал из-за плеча. Да, он последует за тобой всюду. Потом он повернулся к бумаге со словами перед ним. Он должен был завершить эти заметки до захода солнца.
