Тайна королевы - Зевако Мишель (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗

И Леонора спросила девушку:

— Как вас зовут, дитя мое?

(Как вы понимаете, она прекрасно знала ответ на этот вопрос.)

— Меня прозвали Мюгеттой, или Мюгеттой-Ландыш.

— Но это же не имя, данное при крещении!

— Его дали мне парижане, — просто ответила девушка. — Хотя когда я была маленькой, у меня было другое имя.

Леонора вспомнила, что Фауста называла имя ребенка Кончини и Марии Медичи: при крещении девочку назвали Флоранс.

— И как же вас звали?

— Это имя стерлось из моей памяти. Вот уже несколько лет, как я пытаюсь его вспомнить, но все напрасно. Еще час назад я не смогла бы назвать его вам.

— А теперь?

— Теперь пелена тумана, окутывавшая мою память, спала, и я внезапно вспомнила его: меня звали Флоранс, сударыня.

— Однако это странно, — задумчиво произнесла Леонора и с улыбкой заключила: — Что ж, я так и буду вас называть.

XXXVII

ВОКРУГ МАЛЕНЬКОГО ОСОБНЯКА КОНЧИНИ

Обе женщины добрались до вестибюля. Дверь дома была распахнута настежь. Они вышли.

Во дворе ждали носилки. Возле их дверцы, обнажив голову, стоял Кончини и беседовал с королевой, небрежно откинувшейся на подушки. Позади носилок гарцевали четверо здоровенных, вооруженных до зубов молодцов: эскорт королевы.

У другой дверцы, положив руку на эфес шпаги, восседал на коне Стокко. Время от времени он бросал взор своих жгучих черных глаз на двух босоногих монахов-кармелитов, которые, скрестив руки на груди и скрыв свои лица под капюшонами, стояли у поворота на улицу Вожирар. Впрочем, принимая во внимание, что неподалеку отсюда находился монастырь кармелитов, присутствие этих монахов было вполне объяснимо.

Леонора сделала знак Флоранс обождать в сторонке, и девушка, потупившись, замерла на пороге. Леонора же быстро направилась к носилкам. Увидев ее, Кончини тотчас уступил ей свое место.

Мария Медичи тревожно и тихо спросила по-итальянски:

— Ну что, удалось тебе что-нибудь выведать?

— Сударыня, — ответила Леонора, — могу вас заверить, что она ничего не знает.

— И все-таки я сомневаюсь, — настаивала Мария.

— Не волнуйтесь, сударыня. Даже если она о чем-то и подозревает, вам все равно не стоит бояться этой крошки. Убеждена, что она скорее проглотит собственный язык, нежели произнесет хоть слово, компрометирующее ее мать, — она не знает ее, но заранее обожает.

Уверенность Леоноры немного успокоила Марию. Равнодушно встретив известие о том, что дочь любит ее, Мария лишь тяжко вздохнула:

— Дай Бог, чтобы ты не ошиблась… Но мне было бы значительно спокойней, если бы я знала точно, что ей неведома вся правда.

Леонора вполголоса рассказала королеве, как прошла ее беседа с Флоранс.

Все это время девушка терпеливо ожидала. Она была уверена, что обе женщины говорили о ней, и ей очень хотелось подойти поближе к носилкам, чтобы разглядеть свою мать. Но она побоялась это сделать, дабы ее пристальный нежный взор не привлек к ней внимание Кончини или Леоноры. И она мужественно смотрела в сторону улицы Вожирар. В этот момент за спиной у нее раздался тихий голос:

— Если вам дорога жизнь, молчите, не говорите никому, что вам известно имя вашей матери.

Девушка обернулась и с изумлением увидела Кончини, незаметно проскользнувшего в дом. На миг представ перед ней, он приложил палец к губам, призывая ее хранить молчание. Затем он поклонился и негромко произнес:

— После я вам все объясню.

Потом он быстрым шагом вернулся к носилкам. Разговор королевы, Леоноры и Кончини возобновился. Наконец флорентиец усадил жену в носилки и, обернувшись, громко объявил:

— По моей настоятельной просьбе Ее Величество согласилась принять вас в число ее фрейлин. Идите, дитя мое, вам выпала большая честь сопровождать королеву.

Флоранс приблизилась, и Кончини протянул ей руку, чтобы помочь подняться в носилки.

В эту минуту с улицы Вожирар на улицу Кассе выехала телега; ею правила женщина. Это была матушка Перрен. Она прибыла вовремя: в эту минуту девушка как раз скрывалась в носилках.

— Мюгетта! — воскликнула матушка Перрен, придерживая лошадь.

— Перрен! — ответила Флоранс.

— А что Лоизетта? — вновь прокричала добрая женщина, спрыгивая на землю.

Как мы уже видели, девушка совершенно забыла о ребенке, равно как и о своем нареченном. Умоляюще сложив руки, она воскликнула:

— О, сударь!..

Не давая ей закончить, итальянец быстро произнес:

— Не беспокойтесь, я сам отдам ребенка вашей служанке.

— Благодарю вас, сударь, — порывисто ответила она.

Кончини тихо повторил те же слова, что она уже слышала от Леоноры:

— Знайте, никогда нельзя заставлять дожидаться королеву.

— Королева! — ахнула достойная Перрен.

Она смотрела по очереди то на Кончини, то на свою «мадемуазель Мюгетту», то на носилки, но ничего не понимала.

Девушка совсем не заботилась о соблюдении правил этикета. Сейчас она упрекала себя, что позабыла о малютке Лоизетте и своем женихе Одэ. Чувствуя, что без нее носилки не тронутся с места, она, не обращая внимания на настойчивые приглашения Кончини, бросилась к матушке Перрен и, заключив ее в объятия, зашептала на ухо:

— Кончини — мой отец… Молчи… Ты скажешь Одэ, что меня увезли в Лувр… Скажешь ему, что мое настоящее имя Флоранс… Хорошенько присматривай за моей дочерью… поцелуй ее за меня… Ах! Обязательно скажи Вальверу, что тебе вернули Лоизу… пусть он, если сочтет нужным, предупредит шевалье де Пардальяна. Не забудь мое имя: Флоранс… Прощай, моя добрая Перрен.

И оставив старуху в полной растерянности, Флоранс с помощью Кончини забралась в носилки.

Отвлечемся на несколько минут от Кончини и Перрен, стоявших возле распахнутых дверей маленького особняка и смотревших вслед носилкам, удалявшимся по улице Вожирар, и вернемся к двум монахам-кармелитам, которых мы только что видели.

Один из них был стройный, гибкий и юный: вероятно, это был послушник. Другой был настоящий гигант атлетического сложения; натянувшаяся ряса плотно облегала его могучее тело.

Оба монаха, поглощенные молитвой, стояли, не шелохнувшись. Погруженные в благочестивые размышления, они, казалось, не видели ничего из того, что происходило возле маленького особняка Кончини. На самом же деле глаза их, скрытые капюшонами, зорко следили за всем, что творилось кругом. Они все видели и все слышали. Когда же носилки тронулись, молодой монах произнес на чистейшем кастильском наречии:

— Видишь, д'Альбаран, Леонора не теряет времени: вот она уже и увезла маленькую цветочницу.

А д'Альбаран с обычным своим спокойствием ответил:

— Только прикажите, сударыня, и мы нападем на эскорт и быстро расправимся с этими четырьмя петушками. Мы зададим им хорошенькую трепку, а вы увезете девушку к себе.

Улыбаясь своей неповторимой улыбкой, Фауста — а именно она скрывалась под монашеским одеянием — отказалась:

— О чем ты говоришь, д'Альбаран!.. Напасть на носилки королевы Франции? Такие вещи не делаются сгоряча.

— Значит, нам надо следить за носилками? — спросил д'Альбаран.

— К чему? Мы и так знаем, куда они направляются. Мне гораздо интереснее узнать, увезет ли эта крестьянка с собой Лоизетту. Поэтому потерпите еще немного, д'Альбаран, и смотрите и слушайте.

И они остались на своем наблюдательном посту.

Спустя несколько минут матушка Перрен вышла из дома Кончини. На руках у нее сидела малышка Лоизетта; она радостно улыбалась, обнимая за шею добрую крестьянку. Кончини сдержал свое обещание: он сам вручил ребенка достойной Перрен. Умея при необходимости быть щедрым, Кончини дал старухе набитый золотом кошелек:

— Надеюсь, он позволит забыть те неприятности, которые я невольно причинил вам, а также купить сладостей и игрушек этой очаровательной малышке.

Матушка Перрен, не чинясь, приняла деньги.

— Раз он отец мадемуазель Мюгетты, которую теперь зовут мадемуазель Флоранс, значит, я вполне могу взять у него золото, — заключила она.