Шпион, или Повесть о нейтральной территории - Купер Джеймс Фенимор (чтение книг .txt) 📗
— Лжец! Я сам достану себе коня, если мне понадобится. Лучше бы ты обратился к богу, ибо пришел твой смертный час. — И с этим утешительным напутствием он крепко ударил своим высоким сапогом по бочонку, и клепки его разлетелись в разные стороны, а скиннер завертелся в воздухе. Руки у него не были связаны, он ухватился за веревку и изо всех сил подтянулся кверху.
— Будет, капитан, — сказал он заискивающим голосом, хотя уже начал хрипеть, а ноги его дрожали. — Хватит вам шутить, вы уж достаточно посмеялись надо мной. Руки у меня устали, и я долго не продержусь.
— Слушайте-ка, господин разносчик, — обратился капитан к Бёрчу тоном, не допускавшим ослушания, — вы мне тут не нужны. Вот вам бог, а вот порог — марш отсюда! И только посмейте тронуть этого пса — живо повиснете на его месте, хотя бы двадцать сэров Генри ждали ваших услуг.
С этими словами он вышел из сарая и направился к дороге вместе с сержантом, а разносчик бросился вниз, к берегу реки.
Но, едва Бёрч добежал до кустов, которые помогли ему скрыться от ковбоев, как почувствовал непреодолимое желание увидеть, чем кончится эта жестокая сцена.
Оставшись один, скиннер принялся со страхом озираться вокруг стараясь угадать, куда скрылись его мучители. Кажется, в первый раз у него в уме мелькнула страшная мысль, что ковбои серьезно решили его прикончить. Он стал молить, чтобы они отпустили его, бессвязно обещая сообщить им какие-то очень важные сведения, и перемешивал свои жалобы с вымученными шутками, не желая верить, что положение его и вправду так ужасно, как кажется. Но, когда он услышал удаляющийся топот лошадей и, глядя по сторонам, увидел, что некому прийти ему на помощь, он задрожал всем телом, а глаза его от ужаса выкатились из орбит. Он делал отчаянные усилия, чтобы дотянуться до балки, однако так обессилел от прежних попыток, что это ему не удалось; тогда он попробовал перегрызть веревку зубами, но тоже безуспешно, и наконец повис всей тяжестью на вытянутых руках. Теперь он уже не кричал, а вопил:
— Помогите! Перережьте веревку! Капитан! Бёрч! Добрый разносчик! Долой Конгресс! Сержант! Помогите, ради господа бога! Ура королю! О боже, боже! Смилуйтесь, помогите! Помогите! Помогите…
Голос его замирал. Он попытался просунуть одну руку между веревкой и шеей, и это ему отчасти удалось, но другая рука сорвалась и повисла вдоль туловища. По телу его пробежала долгая судорога, и вскоре на веревке висел уже страшный труп.
Бёрч смотрел на эту сцену как завороженный. Когда послышались последние крики скиннера, он заткнул себе уши и бросился со всех ног на дорогу. Долго крики о помощи звучали у разносчика в голове, и прошла не одна неделя, прежде чем это ужасное зрелище изгладилось у него из памяти.
Отряд ковбоев безмятежно двигался по дороге, как будто ничего и не случилось, а тело скиннера висело, тихонько покачиваясь на ветру, висело долго, пока в сарай случайно не забрел какой-то бродяга.
Глава 33
Пусть на твоей могиле
Всегда растут цветы,
Друзья тебя любили -
Для них не умер ты.
Пока происходили описанные выше события, капитан Лоутон, выйдя из деревни Четыре Угла, медленно и осторожно вел свой маленький отряд навстречу неприятелю. Он так успешно маневрировал, что ему вскоре удалось провести врага, тщетно пытавшегося его окружить; в то же время капитан ловко скрыл малочисленность своего отряда и держал противника под страхом нападения американской армии. Такой осмотрительной тактики Лоутон придерживался, следуя строгому приказанию, полученному им от своего командира. Когда Данвуди покидал отряд, было известно, что англичане не спеша продвигаются вперед, и майор приказал Лоутону кружить возле них, пока он сам не вернется назад вместе с пехотным полком, который поможет ему отрезать врагу отступление. Капитан буквально следовал этому приказу, но все время мучился от нетерпения, ибо при своем горячем нраве выходил из себя всякий раз, когда его не пускали в атаку.
Во время этих переходов Бетти Фленеган неустанно следовала за отрядом, пробираясь между скалами Вест-Честера в своей тележке, и то спорила с сержантом о нравах и обычаях злых духов, то вступала в схватки с доктором по поводу разных способов лечения, и не проходило часу, чтоб между ними не возникало недоразумений. Однако теперь пришло время покончить со спорами, ибо приближалась минута, когда американцы должны были помериться силами со своими врагами. Отряд ополченцев из Восточных штатов вышел из укрытий и двинулся на неприятеля.
Встреча Лоутона со вспомогательным отрядом пехоты произошла в полночь, и капитан немедленно начал совещание с командиром пехотинцев. Выслушав мнение капитана, презрительно отозвавшегося о доблестях противника, начальник пехотного отряда решил не дожидаться прихода Данвуди с его конницей и напасть на англичан, чуть только рассветет и можно будет разглядеть расположение их войск. Когда было принято это решение, Лоутон покинул дом, где происходило совещание, и присоединился к своему небольшому отряду.
Драгуны капитана привязали коней неподалеку от большого стога, сена и улеглись под его защитой, собираясь ненадолго соснуть. Доктор Ситгривс, сержант Холлистер и Бетти Фленеган устроились в сторонке, разложив несколько попон на плоском камне. Лоутон, завернувшись в плащ, растянулся во всю длину своего богатырского тела возле хирурга и, облокотившись на руку, погрузился в глубокие размышления, следя глазами за плывшим по небу месяцем. Сержант сидел, вытянувшись в струнку из уважения к доктору, а маркитантка то поднимала голову, чтобы высказать одно из своих излюбленных изречений, то вновь опускала ее на ящик с джином, тщетно пытаясь уснуть.
— Таким образом, сержант, — говорил Ситгривс, продолжая начатую беседу, — если вы наносите противнику удар саблей снизу вверх, то ваш удар не получает дополнительной силы от веса вашего тела и потому менее губителен, хотя все же содействует целям войны, ибо выводит врага из строя.
— Что за глупости! — заметила маркитантка. — Не верьте ему, сержант. Разве грех убить врага во время битвы? И разве регулярные щадят наших ребят? Спросите вот капитана Джека, сможет ли наша страна добиться свободы, если наши ребята не будут драться что есть мочи. Для этого я и даю им столько виски!
— Конечно, нельзя предполагать, что такая невежественная женщина, как вы, миссис Фленеган, способна понять тонкости хирургической науки, — ответил доктор с таким презрительным спокойствием, что его слова еще сильнее уязвили Бетти. — Не можете вы разбираться и в сабельных ударах, и потому обсуждение вопроса о правильном употреблении этого оружия не имеет для вас ни теоретического, ни практического значения.
— А мне нет дела до всей этой болтовни. Одно я знаю: битва — не забава и нечего раздумывать, как ты бьешь и куда ты бьешь, лишь бы попасть во врага.
— Завтра у нас, кажется, будет горячий денек, капитан Лоутон? — спросил доктор.
— Да, это более чем вероятно, — ответил капитан. — Эти ополченцы то ли со страху, то ли по неопытности очень плохо дерутся, и настоящим солдатам приходится отдуваться за них.
— Уж не больны ли вы, Джон? — воскликнул доктор и, взяв руку капитана в свою, по привычке пощупал ему пульс; но спокойные, равномерные удары говорили о полном здоровье, и физическом и духовном.
— У меня болит сердце, Арчибальд, когда я думаю о безумии наших командиров, считающих, что можно вступать в бой и одерживать победы с помощью парней, которые машут ружьями словно цепами, зажмуривают глаза, когда спускают курок, а равняясь, выстраиваются и зубчатую линию. Мы полагаемся на этих людей и даром проливаем кровь наших лучших воинов.
Доктор слушал, пораженный. Его удивлял не столько смысл, сколько тон этих слов. Обычно перед битвой капитан был полон задора и оживления, в отличие от неизменного хладнокровия во всех других случаях. Но сегодня в голосе его слышалось уныние, а в манерах проглядывала усталость, что резко противоречило его всегдашнему поведению. Хирург на минуту замолчал, думая, как бы ему воспользоваться этим изменением в настроении капитана, чтобы убедить его драться по придуманной им системе, а затем сказал: