Скиталец - Корнуэлл Бернард (серии книг читать бесплатно txt) 📗
— Твой друг Уилл тоже хороший человек, — продолжил Мордехай, — но, боюсь, лучником ему больше не быть.
Юноша кивнул. Уилл Скит выжил, но остался калекой.
— Я порой думаю, что было бы лучше... — начал Томас.
— Если бы он умер? — закончил его мысль старый еврей. — Не желай смерти никому, Томас, она таки наступит сама, достаточно скоро и безо всяких пожеланий. Сэр Уильям отправится домой в Англию, и, несомненно, твой граф позаботится о нем.
«Такова участь всех старых солдат, — подумал Хуктон. — Вернуться домой и доживать свои дни, пользуясь щедротами лордов, которым они служили».
— Когда здесь все закончится, — сказал Томас, — я отправлюсь под Кале, где идет осада, и погляжу, не понадобится ли лучникам Уилла новый командир.
Мордехай улыбнулся.
— Ты не будешь искать Грааль?
— Я не знаю, где он, — отозвался лучник.
— А что книга твоего отца? — спросил целитель. — Она не помогла?
Томас дотошно изучал копию, которую сделала Жанетта. Он думал, что отец, должно быть, использовал какой-то шифр, хотя как ни старался, не мог обнаружить ничего похожего на код. А может, книга была просто плодом больного воображения, подборкой случайных записей, имевших какой-то смысл лишь в больном сознании отца Ральфа? Так или иначе, но в одном Томас был уверен: его отец верил в то, что обладал драгоценной чашей.
— Я буду искать Грааль! — заявил он. — Хотя порой мне кажется, что единственный способ найти его — отказаться от поисков. Полностью их прекратить.
С крыши донесся царапающий звук. Лучник, встрепенувшись, поднял глаза. Кот бросился на пташек, но не рассчитал и чуть не свалился с крыши, тогда как птичья стайка вспорхнула в воздух.
— Очередное знамение? — предположил Мордехай, посмотрев на спасшихся птиц. — И конечно, доброе.
— Кстати, — сказал Томас, — а что ты сам знаешь о Граале?
— Я еврей. Что я вообще могу знать о чем бы то ни было? — невинно спросил Мордехай. — А что будет, Томас, если ты таки найдешь Грааль? — Не дождавшись ответа, старый лекарь продолжил: — Как думаешь, мир станет лучше? Неужто в нем для победы добра и блага недостает только Грааля? И это все?
Ответа по-прежнему не было.
— По-моему, Грааль — это что-то вроде абракадабры, — печально пробормотал еврей.
— Вроде дьявола?! — Томас был потрясен.
— Абракадабра никакой не дьявол! — отозвался Мордехай с неменьшим удивлением. — Это просто слово, которому приписывают магическую силу. Некоторые глупые евреи верят, что если написать его не в строчку, а в форме треугольника и повесить писульку на шею, то вылечишься от лихорадки! Какая чушь! Единственное средство от простуды — теплая припарка из коровьего навоза, но народ возлагает надежды на заклинания, амулеты, и боюсь, что и на знамения тоже, хотя я лично не думаю, что Господь Бог действует с помощью амулетов или открывает Себя через знамения.
— Твой Бог, — сказал Томас, — очень далеко отсюда.
— Боюсь, что так.
— А мой близко, и Он являет Себя.
— Значит, тебе повезло, — заключил Мордехай. На скамье рядом с ним лежали прялка и веретено. Взяв прялку, он попытался спрясти нить из шерсти, обмотанной вокруг его головы, но у него ничего не получилось. — Тебе повезло, — повторил лекарь, — и я надеюсь, что, когда войска Карла Блуа прорвутся, твой Бог окажется поблизости. Что касается всех остальных, то мы, наверное, обречены?
— Если французы прорвутся, — сказал Томас, — тебе останется или укрыться в церкви, или переплыть реку и убежать.
— Я не умею плавать.
— Тогда церковь — твоя единственная надежда.
— Сомневаюсь, чтобы ваша церковь сулила какую-то надежду еврею, — печально промолвил Мордехай, положив прялку. — Лучше бы Тотсгему сдаться и дать нам всем уйти.
— Он не пойдет на это.
Мордехай пожал плечами.
— Значит, мы все умрем.
Однако не далее как на следующий день у старого еврея появилась возможность спастись. Тотсгем объявил, что всякий, считающий тяготы осады непосильными, может покинуть город через южные ворота. Около сотни человек — старики, женщины и дети — воспользовались этим разрешением, но едва они вышли за стены, как путь им преградил отряд ратников герцога Карла в кольчугах и шлемах с опущенными забралами. Перепуганным мирным жителям объявили, что Блуа запретил выпускать кого-либо из Ла-Рош-Дерьена, пока город находится в осаде. Надо признать, что в решении Карла свой резон имелся, ведь чем больше ртов останется в крепости, тем скорее у Тотсгема выйдут припасы. Так или иначе, пожелавшие уйти оказались в затруднительном положении, ибо Тотсгем приказал закрыть за ними ворота, и теперь позади них находилась каменная стена города, а впереди — стальной строй вражеской конницы.
В тот вечер, в первый раз с тех пор, как камень убил жену красильщика и ее возлюбленного, обстрел города прервался и из лагеря Карла, с трубачом и под белым флагом, прибыл для переговоров посланец. По приказу Тотсгема английская труба пропела отбой, над южными воротами подняли такой же белый штандарт, и из них навстречу бретонцу вышел представитель англичан. Человек герцога без долгих предисловий указал на толпившихся между городом и осаждающим войском беженцев и заявил:
— Этих людей не пропустят через наши позиции. Они умрут здесь с голоду.
— И таково милосердие твоего господина по отношению к людям, которых он считает своими подданными? — спросил посланник Тотсгема, английский священник, говоривший по-бретонски и по-французски.
— Его милосердие велико, — ответствовал представитель герцога. — Передай своему господину, что если он сдаст город до сегодняшней вечерней службы, то ему и всем его людям будет позволено свободно уйти с оружием, знаменами, лошадьми, семьями, слугами и всем их имуществом.
Это было великодушное предложение, но священник не стал даже раздумывать над ним.
— Я скажу ему это, — промолвил клирик, — но только если ты передашь своему господину, что запасов провизии у нас на год, а оружия хватит, чтобы убить каждого из вас по два раза.
Француз поклонился, священник тоже ответил ему поклоном, и на этом переговоры завершились. Требюшеты возобновили свою разрушительную работу, а с наступлением ночи Тотсгем приказал открыть городские ворота, и неудавшиеся беженцы под насмешки тех, кто оставался в городе, вернулись назад.
Томас, как и все остальные в Ла-Рош-Дерьене, нес дежурство на крепостных стенах. Это было скучное занятие, ибо Карл Блуа позаботился о том, чтобы никто из его воинов не приближался к городу на расстояние выстрела из английского лука. Стрелять было не в кого, и лучнику не оставалось ничего другого, кроме как наблюдать за работой громадных метательных машин. Приведение их в боевое состояние требовало огромных усилий и немалого времени, но постепенно над деревянным частоколом поднималась клеть со свинцовыми грузами, а длинное плечо подтягивалось к земле. Некоторое, достаточно долгое время оно находилось вне пределов видимости, и казалось, будто ничего не происходит. Но тут неожиданно частокол содрогался, с травы взлетали вспугнутые птицы, и длинный рычаг машины взмывал в воздух, выбрасывая по дуге очередной валун. После этого раздавался чудовищный грохот падающего противовеса, за которым следовал глухой удар камня о разрушаемую стену. Бреши заваливали чем попало, но они неуклонно расширялись, и Тотсгем приказал возводить позади них новые стены. Кое-кто из солдат, включая Томаса и Робби, хотел произвести вылазку.
— Соберем человек шестьдесят, — предлагали они, — и с первыми лучами рассвета совершим стремительный бросок к машинам. Мы всяко успеем облить одну или две из них маслом и смолой, а потом поджечь горячими головешками. Тотсгем, однако, отказался, заявив, что его гарнизон слишком мал и он не может позволить себе потерять даже полдюжины людей. Когда бойцы Карла полезут в проломы, на счету будет каждый воин.
Однако он все равно терял людей. К третьей неделе осады Карл Блуа завершил работы по сооружению укреплений вокруг всех четырех лагерей, которые теперь были полностью укрыты за земляными валами, живыми изгородями, частоколами и траншеями. Герцог очистил местность между своими лагерями от любых препятствий и мог быть уверен в том, что, когда английское войско придет своим на выручку, лучники окажутся в чистом поле, где невозможно найти укрытие. Поскольку теперь его собственные лагеря были укреплены, а метательные машины неустанно громили городские стены, герцог решил усилить натиск на Ла-Рош-Дерьен и выслал вперед арбалетчиков. Они действовали вдвоем: стрелок с арбалетом и его напарник с павезой — щитом, настолько высоким и прочным, что он защищал их обоих. Павезы были расписаны иногда священными текстами, но по большей части оскорблениями на французском, английском, а порой (поскольку стрелки были генуэзцами) и на итальянском языках. Их стрелы ударялись в стены, со свистом проносились над головами защитников и вонзались в соломенные кровли ближайших к стене городских строений. Иногда генуэзцы стреляли огненными стрелами, так что Тотсгему пришлось выделить шесть маленьких отрядов исключительно для тушения пожаров. Когда ничего не горело, они черпали в реке воду и поливали соломенные крыши домов, находившихся ближе всего к стенам и, соответственно, более всего подвергавшихся опасности.
