Ватажники атамана Галани - Хапров Владислав Викторович (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Изображая из себя скромного толмача богатого иноземного купца, я принялся зазывать покупателей.
— Господа, из далёкой Англии купец Джон Смит, — при этих словах я пихнул Тихона вбок, и прошептал, — поклонись, — тот невозмутимо отвесил неуклюжий поклон, — привёз на продажу кобылу знаменитой британской породы «цезарианский тяжеловоз». Порода сия была выведена по повелению самого Гая Юлия Цезаря, чтобы перевозить на большие расстояния осадные машины: баллисты, катапульты, тараны и прочие. Вместе с римскими легионами она попала в Британию, где и разводиться уже в течение почти что двух тысяч лет.
— Ух, вдохновенно врёшь, — восхищённо прошептал Тихон. — Я бы такого в жизнь не придумал.
— «Цезарианский тяжеловоз» отличается от других пород тем, что возя груз в половину больше чем остальные, он тем не менее жрёт овса в два раза меньше.
Круживший некоторое время вокруг да около, богатый крестьянин, наверняка промышлявший извозом, тут же оживился.
— Неужто и вправду вдвое меньше? — недоверчиво спросил он.
— Так сказал господин Смит, но, может, я его неправильно понял. Сейчас переспрошу.
Я, обратился к Тихону на англицком языке, и тут же один раз подмигнул ему. Надо отдать должное, тот держался молодцом. Абсолютно невозмутимо и с важным видом он ответил:
— Е-ес.
Покупатель пощупал мускулы кобылы, посмотрел ей зубы.
— Хороша, хороша, — сказал он.
Лошадка действительно была неплоха, хотя конечно овса она потребляла не меньше положенного, а груза тащила не больше чем остальные.
— А бумаги у неё какие-нибудь есть?
«Вот привереда», — подумал я.
Хорошо, что, предвидя это, я заранее позаботился и о бумагах. Имея немалый опыт составления официальных документов, я накануне подделал паспорт, где на англицком и русском языках было написано, что кобыла по кличке «Дженни» является чистокровным представителем породы «цезарианский тяжеловоз», ну и так далее и тому подобное.
Покрутив бумаги в руках, он уважительно посмотрел на печать и вернул их мне.
— Даю за неё рубль с полтиной.
Я перевёл, и мне даже не понадобилось два раза подмигивать. Тихон и без того возмущённо взревел:
— Но-у!
— Господин Смит не доволен, — поспешно затараторил я. — Он говорит, что бы вы засунули свой рубль с полтиной в место, которое расположено ниже спины, но выше колен.
Крестьянин не обиделся, только удивлённо поинтересовался.
— Неужто он всё это сказал?
— Англицкий язык очень краткий, — ответил я. — То, что по-русски будешь объяснять пол дня, там можно выразить одним словом. Он согласен продать лошадь не менее чем за шесть рублей.
Крестьянин плюнулся.
— За шесть рублей я себе табун куплю.
— Ага, табун дохлых кляч. А тут порода. Британцы теперь на них пушки да мортиры таскают. Одна лошадь, одна мортира.
— Да неужто? — ахнул покупатель.
— Я перевёл его вопрос на англицкий и подмигнул.
Тихон бойко закивал головой.
— Е-ес, е-ес.
Крестьянин ещё раз любовно осмотрел лошадь, погладил её по чёрной лоснящейся гриве.
— Даю два с полтиной.
— Четыре.
— Три.
— Три с полтиной.
Я снова обратился к Тихону на англицком языке и подмигнул.
— Е-ес, — довольно протянул Тихон.
— Жалко кобылку, — сказал он, когда крестьянин увёл лошадь. — Теперь ей хорошего житья не будет.
При расставании я подарил Тихону одежду и парик, которые он тут же побежал пропивать в ближайший кабак, а сам, облачившись в крестьянскую рубаху и лапти, послушный наказу его сиятельства Антона Мануиловича Девиера, пустился греховодить по кружалам, где собирались бурлаки и кормщики, дабы послушать разговоры об атамане Галане.
О воровских казаках говорили много. Я всё слушал и мотал на ус. Однако Галаню не поминали, и я уже начал сомневаться так ли это имя известно на Волге.
И тут мне неожиданно повезло. Я сидел на полу у стены, притворяясь спящим беспробудным сном питухом. Рядом стоял недопитый штоф. Вдруг слышу сели поблизости два человека, заказали яблочного вина. Я приоткрыл один глаз и глянул на них. Первый был одет как купец в добротное сукно и начищенные до блеска сапоги. Только у купцов глаза лживые, бегающие, вечно ищущие, что бы урвать, а у этого лютые, как у зверя. На втором был засаленный кафтан, явно с чужого плеча, на поясе висела латунная чернильница и пучок перьев, а из-за голенища сапога выглядывала рукоятка тесака.
— Ты значит, Данила купцом заделался, — сказал тот, что с чернильницей и перьями. — А говорили, будто ты у Галани в десятниках ходишь.
— Я и ходил. Только хабара не пропивал, откладывал. А затем торговлю завёл, — стал похваляться бывший разбойник. — В Астрахань овёс вожу, из Астрахани соль. Но основной барыш получаю от скупки у Галани всякого добра. Жинка у меня красавица, на сносях сейчас.
А тебя что в наши края снова привело?
«Писарь», как я прозвал собеседника Данилы, придвинулся поближе к своему товарищу и зашептал, так тихо, что я едва сумел разобрать:
— В бегах я. В Москве на меня всех ищеек спустили. Ты бы Данила рассказал, как Галаню найти.
— Помогу чем смогу, — ответил купец. — Галаня нынче поход в Персию затеял. Ему толмач нужен. Он тебя с распростёртыми объятиями примет. Ты когда-то пустил словечко, что по-персидски балакать умеешь.
— Запросто. Я пацаном у одного перса в лавке работал. Научился по ихнему не хуже чем по нашему.
— Где ныне стан Галани не ведаю, — продолжил Данила. — Плыви в Саратов, я пристрою тебя на свою расшиву. Там найдёшь купца Лукьяшку Герасимова, у него лавка напротив Троицкого собора. Скажешь ему тайное слово, какое — шепну позже. Он тебе подскажет что делать.
Сговорившись, купец Данила и его приятель допили вино и, выйдя на улицу, направились к пристаням. Следить за ними я не решился, больно часто последний из них оглядывался. Вместо этого я выждал до полудня и отправился на берег наниматься бурлаком на расшиву купца Данилы.
Пристани тянулись от устья Оки до Благовещенского монастыря. Над ними возвышался лес мачт. Здесь стояли суда всевозможных типов: быстроходные струги, большие имевшие палубу расшивы, коломенки и мокшаны крытые двухскатной крышей, а так же сделанные из не просмоленных брёвен беляны, которые по прибытии к месту назначения сразу разбирали на дрова. На них по толстым доскам тянулись вереницы грузчиков. Нижегородские воротилы, будь то Пушковы, Олисовы, Болотовы или Оловяшниковы владели целыми флотилиями.
Каждый купец имел на пристанях свою контору. Я принялся расхаживать из одной в другую. Везде был слышен глухой ропот. Куда не сунься — платят сущие гроши. Купцы совсем оборзели. У самих сундуки от червонцев ломятся, а те, кто на них спину гнёт, пояса затягивают.
Раньше было лучше. Уйдёт мужик на заработки, вернётся с деньгами, если конечно по дороге всего не пропьет. Можно купить лошадь, взамен старой клячи, которая едва тянет соху, коровёнку ещё одну, цыпляток выводок, да парасю с хряком. Коли утаит крестьянин большую часть заработанного от загребущих лап помещика да государства, а на этого у каждого свои способы есть, будет хозяйство его крепкое и ладное. Нынешних же судовых заработков хватает только на то, чтобы напиться с горя.
В конце концов, я отыскал контору купца Данилы, увидав, как тот выходит из её дверей. На столе, устланном заляпанной кляксами скатертью в беспорядке валялись испорченные перья. За столом сидел приказчик, явно страдавший мигренью, от чего его парсуна выражала безмерную усталость, отупение и полное отсутствие интереса к происходящему.
Когда к нему подходил очередной мужик он без всякого выражения, словно механический говорящий болванчик бубнил условия найма и устремлял на того вопрошающий взгляд. Большинство бурлаков тут же посылало его по матушке в такие места куда Макар телят не гонял:
— Совсем, клещ бумажный, зажрался?! Ты знаешь, что такое бурлацкий труд?! Потянул бы лямку, натёр себе кровавые мозоли, сразу бы понял почём лихо!
