Вишенка. 1 том - де Кок Поль (читать книги онлайн полные версии txt) 📗
Впрочем, медальон был заделан наглухо, так что открыть его было невозможно. Это, вероятно, сделано было из предосторожности, для того, чтобы не потерялся вложенный в него вензель.
Покуда господин мэр рассуждал с почетными обывателями, собравшимися для того, чтобы подать каждый свое мнение — и надо отдать и справедливость, все мнения, совершенно несогласные между собою, отчего не выходило ничего, кроме всеобщего спора, — жена толкнула меня локтем, и на ухо шепнула мне:
— Послушай, попка… это она меня называла попкой, ведь тогда еще у нее подагры-то не было!.. Ежели ты хочешь, попка, то мы оставим эту девочку у себя. Своих детей у нас нет, она нам их заменит, а в случае если и свои дети пойдут, ей все-таки в гостинице всегда найдется место.
Мне и самому такая мысль пришла в голову. Кстати, у меня был в это время срочный платеж, и я не знал, как выпутаться из беды… Конечно, я бы и без денег взял к себе ребенка!.. Но те полторы тысячи франков, которые найдены были у кормилицы, выручили меня из большой беды. Принимая в уважение все это, я предложил господину мэру оставить у меня эту девочку, которая так неожиданно осиротела у меня в доме.
Господин мэр посоветовался с остальными членами, и после долгих совещаний пришли к следующему решению:
— Если вы согласны взять на себя все попечения об этом ребенке — образовать и научить ее настолько, насколько можно образовать и научить в нашей стороне, и, главное, если вы обещаетесь всегда хорошо обращаться с ней, то вам представится право располагать ее деньгами по вашему усмотрению… с прибавлением к ним еще восемнадцати франков, найденных в кармане у ее кормилицы. Эти деньги вполне вознаградят вас за все издержки, которые вы сделаете для нее. Но вы должны также обязаться беречь этого ребенка, не выгонять ее, когда она уже вырастет. В случае же, если она сама захочет оставить вас, то вы тоже не вправе будете силою удерживать ее, она должна быть совершенно свободна. Наконец, вы должны навсегда оставить при ней и этот медальон с волосами, и бубновую даму, на которой написано несколько строк. Только это поможет ей когда-нибудь отыскать родных.
Я дал торжественное обещание исполнить все то, чего от меня требовали, и смело могу сказать, господа, что свято исполнил свое обещание. Так как мы, в сущности, все-таки не знали хорошенько имени ребенка, то и прозвали ее Вишенкой в честь ягод, которые она так любит, а также в воспоминание о бедной кормилице. И вот уже пятнадцать лет прошло с тех пор, а никто еще не осведомился в этой стороне ни о ребенке, ни о женщине, умершей в нашем доме.
Вишенка наша получила образование: она умеет читать, писать и даже считает немножко… Голос у нее что твой соловей, что ни услышит, все споет, и что ни увидит — все переймет. Стоит каким-нибудь бродящим музыкантам пропеть или проплясать перед нашими окнами, и на другой же день Вишенка наша и поет, пляшет так же. Одним словом, вы сами видите, что я не обманул вас, что эта девушка здесь живет вовсе не в прислугах. Она здесь почти совершенно свободна… Впрочем, у нее престранный характер: то она весела, прыгает, поет, пляшет целый день, словно подученная, то вдруг сделается грустна, задумчива, молчалива, и все это без всякой очевидной причины… Но, делать нечего, мы к этому уже привыкли и не мешаем ей.
Господин Шатулье, в заключение рассказа своего, отвесил низкий поклон своим слушателям, но трактирщик сказал далеко еще не все. Он, видимо, старался не упоминать ни о красивом личике, ни о грациозной талии Вишенки, тогда как в душе он глубоко ценил то и другое, и чем более росла молодая девушка, тем более усиливалась привязанность к ней господина Шатулье. С тех пор как Вишенке исполнилось шестнадцать лет, привязанность эта начала проявляться во множестве маленьких услуг, знаков внимания, нежных ласк и ласковых слов, которые Вишенка принимала сначала с искренней благодарностью и которыми затем начала сильно тяготиться. Наконец не осталось уже ни малейшего сомнения относительно свойства чувств господина Шатулье, который, не довольствуясь знаками вниманиями и ласками, принялся за вздохи и нежные признания. Молодая девушка, с должным уважением выслушивавшая все, что говорил ей трактирщик, покуда она видела в нем только своего благодетеля, самым бесцеремонным образом прогнала его, когда он вздумал принять на себя роль влюбленного, и объявила, что при новой попытке почтенного Шатулье на донжуановские проделки она все расскажет его жене.
Трактирщик, боявшийся жены как огня, поневоле должен был отказаться от всех своих любовных притязаний, но, оскорбленный равнодушием молодой красавицы, принялся за новую тактику. Он с утра до ночи придирался к Вишенке, бранил ее за все, что бы она ни сделала, и обращался с нею хуже, нежели с последнею из прислуг. Тем не менее, продолжая питать в душе своей все ту же страсть к молодой девушке, он ревновал ее ко всем мужчинам, которые останавливались в гостинице, наотрез запрещал ей прислуживать им. Он старался даже прятать ее, но это ему не удавалось, потому что молодая девушка, не слушаясь его предостережений, беспрестанно вырывалась и выбегала. В силу тех же соображений он запретил ей выходить и при актерах.
Весь драматический кружок с большим вниманием слушал рассказ господина Шатулье. Все, что похоже на роман, естественно, должно нравиться артистам, которых вся жизнь, большею частью, есть один только длинный, беспрерывный роман.
— Из истории этой молодой девушки можно сделать отличную драму! — заметил Дюрозо.
— А развязка-то? Развязку откуда взять? — спросила его Элодия.
— Когда я служил у нотариуса, — вмешался Гранжерал, — так писал водевили на сюжеты гораздо менее интересные, нежели этот…
— Но кто же были ее родные?
— Возможно, какие-нибудь знатные, богатые люди…
— Во-первых, она непременно дитя любви, плод какой-нибудь преступной интриги… То, что написано на этой карте, приказание сжечь все письма, все это ясно указывает на существование какой-то тайны, на опасения…
— А медальон-то, медальон-то этот с волосами…
— Когда-нибудь да найдет она по всему этому своих родных…
— Мне кажется, что они не слишком-то усердно принялись за розыски… Надо было отправить нарочных по всему тракту, от самого Парижа и до той деревни, где жила кормилица.
— Они, верно, так и сделали, но ведь ты слышал, что вместо того, чтобы ехать в общественном дилижансе, эта женщина воспользовалась случаем, чтобы доехать сюда, что, быть может, было ей вовсе не по дороге и что именно и заставило потерять ее следы.
Среди всех этих разнородных толков одна только госпожа Гратанбуль молча сидела, уткнув нос в свою тарелку. Альбертина, которая иногда оказывала величайшее уважение к словам и мнениям своей матери, а иногда, напротив, нимало не стесняясь, гнала ее чуть ли не к черту, вдруг воскликнула:
— Однако же, почтеннейшая госпожа Гратанбуль, что ж ты нам ни слова не говоришь о своем мнении насчет этой молодой девушки? Как ты думаешь, знатного она рода или как мы, грешные?
Но суфлерша, верная раз принятому правилу не произносить ни слова, прежде нежели доесть все, что лежит на тарелке, вместо ответа начинает подмигивать, подмаргивать и протягивает стакан, знаками показывая, чтобы ей налили вина.
Утомленный этой однообразной пантомимной, Анжело обратился к трактирщику:
— Ну-с, почтенный хозяин, теперь потрудитесь прислать к нам вашу Вишенку. После всего того, что вы нам сейчас рассказали, все мы желаем видеть ее.
— А матлот-то как же? — спросил Кюшо. — Я и с ним тоже нетерпеливо желаю познакомиться.
Шатулье, по-видимому, внезапно озарила какая-то светлая мысль.
— Сию минуту, — произнес он, выходя из комнаты, — сию минуту, господа, я буду иметь честь представить вам и Вишенку, и матлот.
VI. НЕОБЫКНОВЕННЫЙ МАТЛОТ
— Однако же, господа, Вишенка Вишенкой, а дело делом, — заметила Элодия, — так как мы намерены начать наши представления завтра в Не-муре, то не мешало бы нам решить окончательно, что мы дадим.
