Белая кокарда - Корделл Александр (читаем книги онлайн без регистрации txt) 📗
— Нет, ночевал.
— Было у тебя там свидание с английскими драгунами?
— Нет, свидания не было, они пришли неожиданно.
— А теперь ты куда?
— В Дублин.
— От этого не отпираешься?
Только тут я заметил в его речи простонародные интонации.
— Нет. Вот кончим этот разговор, и я поскачу в Дублин.
— Ты не поскачешь в Дублин, Йона Баррингтон, ты сейчас же вернёшься назад в Уэксфорд, в Барджи Кастл.
— Подожди, — сказал я и отвернул свой кожаный камзол и встал так, чтобы лунный свет упал на меня и он смог увидеть белую кокарду; может, он знает, что это такое.
— Это что? — спросил он.
— Белая кокарда. За бога, за честь, за Ирландию!
— Ну конечно! — Он расхохотался. — Будь ты взаправду патриот, ты бы надел зелёное. Белое — это цвет труса Йоны Баррингтона.
— Я не Баррингтон, — сказал я. — Я Джон Риган.
— Объяснишь это мистеру Бэджиналу Харви, когда мы вернёмся в Барджи Кастл. — И, взмахнув пистолетом, он скомандовал — А ну выходи, предатель!
Я знал, что стоит мне выйти из пещеры, как он заставит меня скакать назад в Уэксфорд, и что все мои просьбы заехать на постоялый двор Лихейна, где Джо и Кэтлин поручились бы за меня, будут бесполезны. Я не сомневался, что он принял меня за человека по имени Баррингтон, который, так же как и я, провёл прошлую ночь у Лихейна. И хоть он и был ирландским патриотом, Ирландии сейчас от него проку не было. Если он хотел ради общего дела задержать Баррингтона, пусть и едет за ним.
Я не мог скакать с ним сорок миль назад в Уэксфорд из-за блажи, за которую ему же придётся перед всеми извиняться.
— Выходи же, выходи! — скомандовал он, ибо я нагнулся, чтобы поднять драгоценное седло.
Он выстрелил — я выпрямился и швырнул седло ему под ноги. Он покачнулся, я кинулся на него, изо всех сил ударил его в живот, а когда он замычал и согнулся, я двинул его в челюсть. Он отлетел назад, с глухим стуком ударился о стену пещеры затылком и повалился навзничь, широко раскинув руки и ловя ртом воздух. Майя и белый конь били копытами, взвивались на дыбы, когда я выбежал на лунный свет, отвязал белого коня и шлёпнул его по боку. Он ускакал вниз по дороге, а я бросил седло Майе на спину и только собрался затянуть подпруги, как он снова бросился на меня, нырнув ей под брюхо и схватив меня за ноги. Мы упали и покатились по земле меж её копыт; выпрямившись, я отбросил его назад, но в ту же минуту он снова вскочил. С хриплым криком он бросился на меня, но я сделал шаг в сторону, и он пролетел мимо, зашатался и обернулся. Я увидел его сильную квадратную челюсть, сверкающий взгляд и понял, что он старше меня по меньшей мере вдвое. Драться с тридцатилетним мужчиной трудно, ибо он и силён, и вынослив. Я понял, что, если тотчас не положу конец этой драке, он меня одолеет; моя рука сама собой потянулась к шпаге, которая висела у меня на поясе. Я мог бы снова сделать шаг в сторону и пронзить его шпагой, когда он бросился на меня, как бык. Но нет, это было выше моих сил. Как ни глупа была его ярость, он всё же был, как и я, ирландским патриотом, и я его даже ранить не мог.
— Подлый лоялист! — закричал он. — Я тебя заставлю вернуться к Бэджиналу Харви, умру, но заставлю.
И кинулся на меня, размахивая кулаками.
А теперь не торопись, как говорил мне отец; теперь надо действовать с умом. Я пошире расставил ноги, откинулся, когда он обрушил на меня град ударов, и изо всех сил ударил его в челюсть. Удар ошеломил его, но и я покачнулся, ощутив, какая в нём сила.
Он замер, словно медведь, пронзённый копьём, и с остекленелыми глазами начал медленно валиться набок. Он даже не всхлипнул, а повалился прямо передо мной — я едва успел подхватить его и осторожно опустить на землю.
— Прости, приятель, — сказал я и расстегнул ему ворот.
Но не прошло и минуты, как он пошевелился, повинуясь глубокому инстинкту бойца. Я понял, что, задержись я ещё на мгновение, и он поднимется и снова пойдёт на меня; есть люди, которые не понимают, когда надо остановиться. Я кинулся к Майе, вскочил в седло и поскакал по лесу в неярком свете луны. По дороге я приостановился и, поймав за уздечку большого белого коня, проскакал вместе с ним по склону, а потом по ровной белой дороге мили две до Тайнехили и отпустил его. Он тут же заржал и помчался куда глаза глядят. Красивое это было зрелище — грива летит по ветру, а невидимые копыта глухо стучат по короткой траве. Он поднялся на дыбы, вскинув голову к звёздам, великолепный в своей свободе. Но вдруг, словно вспомнив о хозяине, круто повернул и поскакал обратно по дороге, которой мы выехали из лесу. Я понял, что через пять минут ирландский патриот снова сядет в седло и тронется в путь, чтобы свернуть мне челюсть. Я усмехнулся, лизнув свою вспухшую руку. В следующий раз мне худо придётся, это уж точно, ибо удар был верный.
— Что ж, вперёд!
Я дал Майе шпоры, и мы полетели по дороге в Тайнехили, будто за нами черти гнались, переплыли реку к югу от Рэтдрама и устремились просёлочными дорогами на север, к морю.
Ночь пахнула запахом моря, и глаза защипало от соли. Помню, звёзды в это утро на рассвете были бледны и прекрасны, созвездия ярко сияли в небе, а красавица луна опустилась на самый высокий шпиль Уиклоу.
На небольшой прогалине неподалёку от дороги я помолился за отца, радуясь своему избавлению.
Когда-то мы с ним отдыхали на этой прогалине у дороги в Уиклоу, и мне было с ним тогда тепло и хорошо.
Доносчик
Неподалёку от прогалины из ночного тумана выплыл, словно призрачный корабль, древний, покосившийся сарай. Возле него стояла хижина, она была объята сном. Подслеповатые окна тускло мерцали в свете луны, умиравшей над Уиклоу. Вдали пробуждался город — хлопали двери, слышались голоса; туман донёс слабый плач ребёнка; мычали коровы, кричали петухи; часы мрачно пробили на ратушной башне. Светало.
Чувствуя боль во всём теле после схватки с патриотом, горя в лихорадке от повреждённой руки, я подвёл Майю к сараю и привязал её. Взобравшись на телегу, я подтянулся и вспрыгнул на сеновал. Усталость захлестнула меня; измученный, я заснул. Я спал на мягчайшей перине из сена; я спал в сладком воздухе, напоённом запахами земли, и ничего не видел во сне.
Был уже почти полдень, когда я проснулся, солнце стояло в зените, но, пригревшись, я не сразу открыл глаза; впрочем, и с закрытыми глазами я знал, что я здесь не один. Я чуял опасность, но не понимал, откуда она мне грозит. То был запах смерти, который чует дикий зверь, обложенный со всех сторон охотниками, хотя рог ещё не трубит и до предсмертного крика далеко; это запах рыси, смрад, идущий от когтей тигра, готовящегося к прыжку. Инстинктивно я двинул повреждённую руку и положил на эфес шпаги.
— Ой, нет, не выйдет, — сказал кто-то. — Лежи-ка смирно, сынок, а не то я наколю тебя на вилы.
Я открыл глаза. Надо мной стоял человек с бородой по грудь и с лысиной, гладкой, как бильярдный шар; он стоял надо мной, расставив ноги, и я подумал, что он похож на гнома, но вилы в его крепко сжатых кулаках не дрожали. Я сел, не спуская с него глаз.
— А ну говори, что ты тут делаешь у меня в сарае, куда тебя никто не звал?
— Сплю, — отвечал я глупо.
— Это я вижу. Если б ты тут плясал, я бы тебя услышал. А ты понимаешь, что вторгся в чужие владения, не предложив платы? Если я всем бродягам буду давать бесплатный ночлег, скоро на мне, видит бог, одни худые штаны останутся.
— Я не бродяга.
— Это я вижу. За одну кобылу можно взять царский выкуп, а эфес твоей шпаги в камнях, только будь так добр и убери с него руку.
Он не внушал мне доверия. Концы вил сверкали, как иглы, и слегка подрагивали.
— Ты кто будешь? — спросил он.
— Гонец.
— Вот те на?, — сказал он, опуская вилы. — Кого-кого тут у меня в сарае не было — лоялисты и патриоты, должники и судебные исполнители, беглые слуги и пьяные дворяне, которым надо было проспаться. Но королевского гонца у меня ещё не было ни разу!
