Борель. Золото (сборник) - Петров Петр Поликарпович (читать книги регистрация txt) 📗
– Товарищи забойщики, у нас прорыв. Мы запачкали недостойной грязью знамя шахты «Соревнование». И я не знаю, почему это произошло. Если виноват я, то режьте прямо. Мне обидно до самого нутра, что вы молчите, а на доске вниз ползут проценты. А вот когда был в забое, то сами же высовывали меня на собраниях, премировали и посылали на всякие буксиры. Безбородый я и немного колесил, но в этом не моя вина. Да ежели хотите знать, то теперь я за эту вот шахту хоть в огонь, хоть в воду, а то и на рельсы головой могу…
Не годен я – говорите, годен – давайте работать как следует…
Разошлись молча. Но Костя видел, что он приблизился к шахтерам, дотронулся до сердца рудокопов.
Забойщики распоясывались на ходу, ловко отвертывались от ползущих из дальних забоев вагонеток.
В забое Кости и других, соседних, шел упругий кварц, характерный только для Улентуя. Он был пропитан золотой пудрой. Руду не брали примитивные дробилки, не извлекали из нее золотой пыли бегуны. Эта порода ждала илового завода, ждала цианизации.
От ударов забойщиков летели искры. Смены оттачивали кайлы и лопаты. Смены молча встречались и расходились по забоям. Соревнованцы раньше остальных спускались в шахты и позднее появлялись в столовых.
А через полмесяца, когда в конторе сделали сводку добычи руды, шахта «Соревнование» опять занимала первое место. Первым среди ударников опять был Костя. В эти дни он дал небывалый на руднике рекорд.
3
Ночи темнели, наступали северные заморозки. Тучи шли над тайгой, задевая клочьями за вершины гор. Холодный ветер кружил умирающую листву.
Клыков с бригадой заканчивал практику наспех. У студентов побурели лица. Практиканты обходили шурфы новых разработок, заполняли блокноты нужной и ненужной мелочью, старались записать как можно больше, подбирали редкостные экспонаты.
На заключительный доклад руководителей бригады собрались технические работники прииска и значительная часть рабочих. В зале становилось тесно и чадно. Студенты из угла сверкающими глазами следили за Иваном Михайловичем. Он спокойно разбирал бумаги и что-то вполголоса говорил сидевшему рядом нахмуренному Бутову. Гурьян с первого взгляда заметил, что значительная часть рабочих относится к бывшему главному инженеру недружелюбно, и ждал неприятной развязки.
Заседание открыл Бутов. Студенты приосанились, повернули головы к докладчику. Дисциплинированность их понравилась директору.
Докладчик коротко остановился на работах бригады, не входящих в первоначальный план практики. Работы эти относились к ударной помощи по оборудованию электростанции и американской фабрики. О том, что сам он не спал ночей, Клыков не упомянул, и эта скромность подкупила механика Зайцева. Старик похлопал, а ему дружным взрывом ответили студенты и рабочая молодежь.
Докладчик овладевал аудиторией умело и убедительно. Знакомя ее с анализами различных пород и объясняя их особенность, он открывал много нового даже для инженеров и администрации. Большие паузы скрашивались неожиданной свежестью содержания, и публика начала постепенно забывать, что перед ней тот самый Клыков, который несколько лет подряд пророчил руднику умирание. Два раза аудитория сопровождала выводы инженера аплодисментами, и Гурьян, наклонясь к жене, вынужден был шепнуть:
– Сила, черт его побери.
– Несомненно, – кивнула она.
– А как ты думаешь… Не заглаживаются тут старые делишки?
– Не думаю… Надоело это, надо бросить…
Студенты направили взгляды в их сторону, и Татьяна Александровна легонько отстранила мужа. Оригинальность клыковского доклада заключалась еще и в том, что он, не стесняясь, указывал на недостатки в расположении новых мастерских и в крепежке новых шурфов, которые не были замечены руководителями рудника.
Студенты под руководством бригады провели большую геологоразведывательную работу за рекой Улентуем, в двадцати километрах от центра рудника, и Клыков с особенным удовольствием подчеркнул, что там таятся в недрах не меньшие богатства, чем по эту сторону реки.
До конца доклада Гурьян был переполнен мыслями об инженере. Он вспомнил, как при затоплении шахт весенними водами чуть не погиб в наполненной мутными потоками ложбине вместе с Татьяной. Будь бы тогда Клыков на руднике, наверное, Гурьян избил бы его в горячности – таково было его желание. И вот прошло то время. А дальше, может быть, тайна раскроется, и все, не доверяющие ученому инженеру, простят его ошибки, ошибки, без которых не обходится ни один человек в крупных предприятиях. Не в первый раз Гурьян в таких случаях содрогался от неприятного чувства, связанного с одним печальным эпизодом из его собственной жизни.
Будучи командиром роты, он получил задание от начальника отряда держать засаду на вершинах сопок против японцев и русских белогвардейцев. Рота пролежала за колодниками ночь. Где-то за зелеными гривами гор гремели залпы, победные голоса и стоны. Воображение подсказало Гурьяну и его бойцам, что засада обойдена, к тому же рота потеряла связь с главными силами.
Залпы взрывали тишину дебри, горные выси усиливали звуки, откликались эхом, множили незримую опасность, и люди теряли ориентировку. Гурьян, колеблясь, снял засаду и пошел на подкрепление к своим. Но тут-то и случилась катастрофа. Рота попала в ущелье и была сбита в долину отступающими японскими частями, а через прежние позиции засады безнаказанно проехала в тыл партизанскому отряду белая кавалерия. Из роты Гурьяна уцелело всего семь человек, которые с командиром прибились к главным силам только через две недели. После этого Гурьян проболел больше месяца.
Его обвиняли за опрометчивость, даже подозревали в измене. Этот случай припоминался каждый раз, когда ему приходилось рассматривать запутанные дела, связанные с провалами в строительстве.
После заседания он договорился с Клыковым съездить за реку на место новых раскопок.
Студентам нужно было уезжать. Начинался учебный год. Их отвозили на грузовике. Клыкова провожал Гурьян в легковой машине.
Утром туманило, таежная сырость прелью наполняла воздух. Прикатанный тракт блестел асфальтом. Студент, с которым Гурьян ездил на станцию в день приезда практикантов, из кузова смотрел на директора с инженером и загадочно улыбался, видимо, вспоминая разговор.
Грузовик пошел через зыбкий мост, умерив ход. Студенты поднялись на ноги, замахали руками. Гурьян остановил машину, недоумевая.
– Утки, – сказал Клыков, близоруко всматриваясь в прибрежные осоки.
Река голубела от тумана, чище блестела вода. Гурьян взял ружье и, положив его на перила моста, ткнул ложу к плечу. Острохвостые темно-бурые утки торопливо заплывали с средины реки за траву, оставляя позади зеленый помет. Разжиревшие, они были беспечны и ленивы. Из-за грохота удаляющегося грузовика выстрел хлестнул слабо, как пастуший бич. Две утки распластались по воде, уронив в волны головы, а остальные, нарисовав на воде пенистые круги, взметнулись черным клубом, исчезли в кустах. Где-то в осоках булькала третья с переломленным крылом.
Гурьян сбежал с моста и по кочкам полз к отлогому берегу. Клыков, прислушиваясь к замиранию мотора, смотрел, как утки подплывали к зеленой косе. Гурьян подвинул их палкой и взял за шеи. С уток потекла вода вперемешку с черной кровью.
– Смотрите, как голенища выкрасили, – указал инженер на Гурьянов сапог.
– Ничего, засохнет, – Директор бросил добычу под сиденье и включил мотор… Клыков сопел папиросой.
Через несколько минут они уже осматривали новые раскопки около пересекших долину мелких нахребтований.
– Поблизости отсюда мы нашли свинцовые залежи, кажется, есть и олово, – указал инженер через горы.
– Олово, – Гурьян присел на полусгнившую валежину и закурил трубку. Дым серыми колечками потянуло вверх. Директор взглянул в глаза инженера и громко спросил:
– Ну как, Иван Михайлович… Не правы мы были тогда?
Сивые усы Клыкова вздрогнули, и на побледневших губах Гурьян впервые заметил коричневые пятнышки. Инженер засморкался в платок.
