Кио ку мицу! Совершенно секретно — при опасности сжечь! - Корольков Юрий Михайлович (книги онлайн полностью TXT) 📗
Прошло еще несколько дней. Как-то утром Ирина пришла на море несколько позже обычного. Она вышла из зарослей держидерева и растерянно остановилась: на ее месте у скалы сидел Вадим. Ирина торопливо запахнула полы желтого платья-халатика и принялась застегивать пуговицы.
— Все-таки я вас нашел! — торжествующе воскликнул Вадим. — Три дня плавал вокруг да около.
— Но как вы узнали?
— Информация — мать интуиции, — засмеялся Вадим. — Вы же сказали, что живете, как Робинзон, под скалой, похожей на парус. Вот я и нашел. Решил стать вашим Пятницей.
Досадуя на собственное смущение, Ирина колко спросила:
— И много у вас пятниц на неделе?
— Ну зачем вы так!… Я очень хотел вас увидеть.
— А где же ваша Звезда? — не унималась Ирина. — Взяли бы в море покрасоваться.
— Не к чему привинтить, — мрачнея, ответил Вадим. — Вы, оказывается, колючая…
«Зачем, зачем я все это говорю?» — подумала Ирина, глядя в огорченное лицо Вадима.
— А это что? — указала она на его плечо, рассеченное глубоким шрамом.
— Тоже для красоты…
— А все-таки?
— Это под Мадридом, в Испании…
Уселись на солнцепеке, Вадим рассказывал: был добровольцем, долго повоевать не пришлось, всего несколько месяцев. Зацепило в бою, когда выбросился с парашютом из подбитой машины. Лежал в госпитале в Аликанте. Чудесный такой городок с приморским парком из финиковых пальм… Рана оказалась серьезной, отправили в Союз. Теперь все в порядке, скоро опять в часть…
Вадим вдруг шутливо прищурился, оглядывая Ирину:
— Как это вам удалось подобрать платье под цвет этих дроков?!.
Ирина взглянула на дроки, потом на свой халатик.
— И правда! А я, однако, и не заметила!…
— Вы и еще многого не замечаете… однако. — Он не утерпел повторить ее сибирский говор.
На той стороне прозвучал гонг. Неужели уже полдень?! Вадим вплавь отправился на свой берег.
Вечером он встретил Ирину на пристани у балюстрады. Они долго гуляли по набережной, а утром Вадим снова приплыл к скалистому Парусу…
Время вдруг потекло со стремительной быстротой. До полудня они загорали на берегу среди желтых дроков и ненаписанных скрижалей, вечерами гуляли в парке на той стороне бухты. Так прошло две недели. Ирина жила как в голубом тумане, охваченная праздничным, неизведанным чувством. Но почему-то, когда Вадим впервые, как бы шутя, обнял ее за плечи, она резко отстранилась.
— Все правильно! — смущенно улыбнулся Вадим. Стараясь преодолеть неловкость, невпопад сказал: — Не зря говорят, что в Сибири цветы без запаха, женщины без огня… Ты же сибирячка.
Ирина долгим взглядом посмотрела на Вадима.
— Не надо так, прошу тебя! Я не переношу банальности.
Она поднялась с циновки и пошла в воду. Конец дня был испорчен.
На следующее утро о размолвке забыли. Вадим вспоминал об Испании, о товарищах, Ирина рассказывала про Сибирь, о поездке в Монголию, говорили о море и просто так — ни о чем. Ирина вспомнила об Оксане, Кондратове, о художнике Рерихе и его общине, о том, чем кончилась любовь Оксаны.
— Где же она теперь? — спросил Вадим.
— Не знаю. Она исчезла внезапно. Оставила мне непонятную записку: «Страшнее всего, когда убивают чувство. Теперь я знаю, что делать, мне поможет художник Рерих…» Может быть, она решила идти в Гималаи.
— А этот… Кондратов?
— Я больше его не видела.
Так же неожиданно опять прозвучал гонг на другом берегу. Прощаясь, Вадим шутливо сказал:
— А вообще-то ты желтая опасность и дроки тоже…
— Опять за свое! — Ирина нахмурила брови, потом рассмеялась: — Но ведь ты говорил, что не боишься опасностей…
Приближалось время отъезда, и они все чаще грустно задумывались. Вадим должен был задержаться еще на несколько дней в санатории. Ирина уезжала первой. Он хотел ехать вместе. Ирина настояла — пусть закончит лечение. Она дождется его в Москве, напишет до востребования.
Они бродили вечером в парке, заросшем густой листвой, сквозь которую скупо пробивался бледно-зеленый свет фонаря.
— Знаешь, что я хочу тебе подарить? Смотри, — Вадим протянул Ирине испанский значок. Бронзовый поднятый кулак с надписью: «Но пасаран!» — они не пройдут! — Только я приколю тебе сам.
Он приколол значок и вдруг привлек ее к себе, неловко поцеловал. Ирина вырвалась и, не оглядываясь, быстро пошла к пристани. Вадим шел за ней и растерянно повторял:
— Ну, Ирина… Ирина, не надо так… Ирина, постой! Я все объясню…
Ирина остановилась, повернулась к Вадиму. Глаза ее были полны слез.
— Не провожай меня. Я не хочу… И завтра тоже не провожай! Слышишь?! — Она почти бегом бросилась к пристани, вскочила в отходивший катер.
Поезд уходил из города утром, и Ирина уговорила всех, чтобы ее не провожали. Поехал один только Степан — донес ее чемоданчик до пристани. В вагоне смотрела из окна на платформу, раскаиваясь в душе, что так сурово поступила с Вадимом. Поезд уже тронулся, когда из-за клумбы привокзального скверика вдруг вышел Вадим; озабоченно вытянув шею, он искал ее глазами. Ирина подняла руку, Вадим заулыбался, тоже вскинул обе руки, сжав их высоко над головой. Все это продолжалось мгновение, поезд набирал скорость, Вадима заслонил газетный киоск.
В Москву поезд пришел ранним солнечным утром. После душного юга Ирина с наслаждением вдыхала прохладную, бодрящую свежесть. В приподнятом настроении вышла она на площадь, еще пустынную в этот час, села в трамвай, доехала до Красных ворот, оттуда пешком прошла на Оружейный, где жили родственники ее отчима. Здесь она рассчитывала прожить несколько дней до приезда Вадима.
Ирина поднялась на третий этаж, нажала кнопку звонка.
В прихожей, захламленной старыми стульями, узлами, истертыми чемоданами, тускло горела маленькая электрическая лампочка. Встретила Ирину старушка — сестра отчима. И, почему-то оглянувшись на дверь, сразу зашептала:
— Несчастье-то у нас какое, Иринушка… Павел Максимович наш помер.
Старушка заплакала, вытирая глаза передником.
В душе Ирины что-то рухнуло, оборвалось. Словно померк свет, как в этой мрачной, полутемной прихожей. И первое, что подумалось, — как же там мама?…
Ирина прошла в комнату, поставила чемодан, отсутствующим взглядом посмотрела в окно, села за стол с неубранной чайной посудой. Старушка что-то говорила, Ирина не слышала.
— Да ты не убивайся… Мы тебе сразу не стали писать… У нас-то долго задержишься? — Эти слова дошли до нее будто издалека.
— Нет, нет, поеду сегодня. Если удастся, самолетом. Мама одна…
— И то верно, тяжело ей…
Не раздеваясь, Ирина попросила взаймы денег, своих на самолет не хватит, и тотчас же поехала на аэродром.
Дома встретила гнетущую тишину. Мать держалась хорошо, только говорила почему-то вполголоса.
— Видишь, дочка, как получилось… Как теперь жить будем…
— Ничего, мама, проживем. — Теперь на Ирину ложились все заботы.
Вадиму она написала не сразу, отправила письмо до востребования, но через несколько недель оно вернулось обратно. На конверте штемпель: «Возвращается за истечением срока хранения». Написала еще раз, и снова тот же штемпель на конверте второго письма. След Вадима затерялся.
Как условились, Вадим приехал в Москву через несколько дней. Первым делом он отправился на телеграф, предвкушая ожидавшую его радость. Подошел к окошку, приготовил удостоверение:
— До востребования Губанову!…
Девушка быстро, как считают кассирши деньги, перебрала пачку конвертов.
— Ничего нет…
Вадим не поверил, переспросил. Девушка с легкой досадой повторила:
— Я же сказала — ничего нет… Следующий!
Дома он спросил:
— Мама, мне никто не звонил?
— Нет.
— И писем не приносили?
Не было ни звонков, ни писем. Проходили дни, недели. Он мучительно думал — что же случилось? В голову лезли самые бредовые мысли. Он их отбрасывал и возвращался к ним снова. Его бесила собственная беспомощность. Как он мог не взять ее адреса! Вадим знал только город, в котором жила Ирина. Написал туда до востребования, но через месяц письмо вернулось со штампом: «Возвращается за невостребованием адресата». Подумывал, не поехать ли самому. Он бы так, вероятно, и сделал, но вдруг его срочно вызвали в штаб.
