Рыцарь в черном плаще - Капандю Эрнест (книги онлайн бесплатно TXT) 📗
Князь приблизился к лодке.
— Слушай, — сказал он, — я тебе полностью доверяю, но вот уже час, как меня мучит одна мысль. Ведь это ты принудил меня отдать Нисетту, единственную женщину, которую я любил, герцогу Кумберлендскому?
— Я.
— Но зачем?
— Я считал тебя умнее! Слушай же. Ты давно любишь Нисетту — это счастливое обстоятельство для меня. Ты знаешь, что она любит другого и что Жильбер скорее убьет свою сестру, чем позволит тебе жениться на ней. Я предоставил тебе возможность похитить девушку и, чтобы прекратить ее поиски и получить свободу действий, позаботился о том, чтобы все в Париже считали ее мертвой. Я отвез ее в Нидерланды и отдал как залог герцогу Кумберлендскому. Скажи мне, смог бы ты действовать тоньше?
— Не смог! — ответил князь, качая головой.
— Неужели ты думаешь, что я стал бы тебе вредить? Ведь ты меня спас от верной и ужасной смерти, когда буквально вырвал из могилы!
— Я знаю, что ты меня любишь, знаю, что ты могуществен и искусен, но даже самые могущественные и самые искусные люди могут быть обмануты судьбой.
— Разумеется, но дальновидный человек должен предвидеть все и все предусмотреть.
— И ты все предусмотрел.
— Кажется. Главное для того, чтобы упрочить твое счастье, — заставить Нисетту полюбить тебя, а ее брата и жениха убедить в том, что она действительно погибла. Я не думаю, чтобы после обнаружения экипажа, упавшего в Сену, у кого-то осталось хоть малейшее сомнение.
— Я тоже так думаю.
— Если Жильбер и Ролан считают Нисетту мертвой — а они должны так считать, — какая опасность может ей угрожать?
— Она в руках англичан.
— Ну и что же?
— А если английская армия будет разбита?
— Она победит, потому что ты предупредил герцога.
— Но если?
— Нисетта все равно не попадет в руки французов — клянусь тебе! Я позабочусь о том, чтобы она осталась в плену, причем не одна. Меньше чем через сорок восемь часов, ты знаешь, Сабина присоединится к ней.
— Сабина, Сабина! Сабина, которую ты сначала хотел убить и в которую потом так страстно влюбился?
— Это наследственная любовь. Я любил ее мать, но она отвергла меня.
— Если Сабина, наконец, окажется в наших руках, возьмем Нисетту, отнимем ее силой, если англичане не захотят ее возвращать, и уедем. Вернемся в Россию!
— В Россию? Мы сможем гораздо счастливее жить в Париже.
— В Париже? — с удивлением спросил князь. — Ты собрался жить в Париже?
— А тебе разве там не нравится?
— Жить в Париже, где нас будет преследовать вся шайка Петушиного Рыцаря, из когтей которого мы спаслись каким-то чудом?
— Я все это знаю гораздо лучше тебя!
— Может быть, ведь ты распоряжался, а я…
Человек, которого князь так и не назвал по имени, вынул из кармана часы, наклонившись вперед, посмотрел на стрелки и резко оборвал своего собеседника:
— Садись, пора!
Князь сел в лодку и взял весла, а товарищ его взялся за руль.
— Мы переплывем Шельду? — спросил князь.
— Да. Греби сильнее.
Лодка быстро скользила и пристала к берегу именно в том месте, где князь, уезжая, оставил мех, пойманный им в реке. Князь попытался отыскать мех, но не видел ничего.
— Вот странно, — пробормотал он.
— Его уже тут нет, — отвечал его спутник, усмехнувшись.
— Как, ты знаешь? Но я был совершенно один.
— Тебе так лишь казалось…
Князь привязал лодку к стволу дерева, и оба приятеля пошли быстрыми шагами через лес.
— Ни слова! Молчи! — шепотом предупредил князя его спутник.
Между Турне и Фонтенуа, расположенными на правом берегу, и городком Сизуаном, находящимся на левом берегу Шельды, расстояние невелико, но никакой дороги не было проложено. Сизуан еще и ныне сообщается с Турне только через Лилль и Орши.
Оба спутника дошли до Камфена — маленькой деревушки, находящейся близ Сизуана. Между этим городом и Камфеном был прелестный ручеек, протекавший через зеленый луг. Этот ручеек, с прозрачной журчащей водой, был окаймлен двойным рядом ив, составляющих аллею.
Ивы были великолепны, и среди них росла одна столетняя, ствол которой имел по крайней мере семь футов в поперечнике. В двухстах шагах от ручейка, на левом краю луга, возвышался замок во фламандском стиле. Князь и его товарищ дошли до ручейка, остановились у старого дерева и внимательно осмотрелись вокруг.
Убедившись, что никто не следит за ними, они приблизились к иве.
Впрочем, темнота была такова, и особенно в этом месте, что было невозможно различить ничего и в трех шагах.
— Лезь! — велел спутник князю.
Князь ухватился за ветку дерева, но прежде обернулся.
— Как называть мне тебя сегодня? — спросил он шепотом.
— Сегодня я — Сомбой.
Князь проворно долез по толстому стволу, цепляясь за ветви, до середины дерева, наклонился, сунул руку под одну из ветвей и начал искать ощупью что-то.
Кусок ствола медленно отодвинулся и открыл глубокое отверстие. Ствол был полым, как это часто бывает в ивах, только снаружи невозможно было определить этой пустоты. Князь сел на краю впадины, сунув ноги в нее, потом пролез всем телом и исчез.
Приказавший называть себя Сомбоем влез за князем и также исчез. Тогда приподнявшийся кусок ствола медленно опустился и скрыл все следы таинственного прохода.
XV
Сомбой
Парковые ворота небольшого замка, крыша которого возвышалась над деревьями, открылись, и карета, запряженная двумя сильными лошадьми, выехала на дорогу. Лошади бежали крупной рысью. Очевидно, экипаж направлялся в Бургель, первую станцию по дороге от Сизуана в Сент-Аман.
— Ну что, ты наконец поверил в возможность осуществления наших планов? — спросил Сомбой улыбаясь.
— Я верю всему, когда ты меня убеждаешь, потому что ты способен на все.
— Даже заставить тебя жить в Париже с Нисеттой, в то время как я буду жить там с Сабиной.
— В это труднее поверить, но…
— Дорогой Тропадский, — перебил Сомбой, переменив тон и откидываясь так, чтобы лучше видеть князя, — дорогой Тропадский, пора, кажется, поговорить серьезно. Мы накануне великого события и имеем целый час, чтобы принять окончательное решение. К чему громкие слова и пустые фразы, не правда ли? Мы знаем друг друга и оба питаем к человеческому роду, к нашим ближним, как говорят философы, самое ничтожное уважение и самое глубокое равнодушие. Следовательно, мы можем говорить откровенно.
— Даже очень откровенно.
— Тропадский, сколько лет продолжается наше знакомство?
— Кажется, больше двадцати. 30 января 1725 года я имел счастье и радость доказать тебе мою искреннюю привязанность и всю мою преданность. Ты спас мне жизнь, я хотел заплатить мой долг.
— Да, я спас тебе жизнь, — отвечал Сомбой, качая головой, — я был пьян в ту ночь, когда встретил тебя с веревкой на шее и окруженного полицейскими. Я спас тебе жизнь, и я же обязан тебе моим состоянием.
— Да, это правда.
— Как тебя звали в то время?
— Жакко, — отвечал Тропадский, вздыхая и потупив глаза.
— Чем ты занимался?
— Неприбыльным ремеслом: я был барабанщиком, флейтистом и глашатаем врача, лечившего все болезни, который без устали рыскал по городам и деревням в поисках заработка.
— Ты не родился для этого ремесла?
— Сказать по правде, не знаю, как я родился, где и для чего. Тот, кто даст мне сведения на этот счет, сообщит мне нечто новое. Врач нашел меня лежащим в грязном овраге. Он подумал, что я могу быть ему полезным, поднял меня и положил на солому в свою телегу, разукрашенную флагами.
— Ты долго оставался у этого человека?
— Пять лет. Я много слышал от него о способах исцеления и решил что и сам смогу лечить; и вот однажды 30 января 1725 года после попойки я сказал, что до того уверен в моем искусстве, что убью себя и потом воскресну, и, так как надо мной смеялись, я проглотил яд. Меня оставили пьяным и отравленным, полицейские арестовали меня и унесли. Тогда-то ты и освободил меня от них и спас сильным противоядием. С той минуты началась наша дружба, а связывающим звеном послужила ночь 30 января.
