Становой хребет - Сергеев Юрий Васильевич (прочитать книгу .TXT) 📗
— Завтра утром надо выходить, иначе пропадём. Всю ответственность беру на себя.
— Что ещё за командир выискался? — напыжился студент. — Никто тебя не уполномачивал отдавать распоряжения. Под суд отдам за вредительскую агитацию! Скоро вернутся наши с Аксакана и будем работать.
— Не вернутся они, Вася, что-то стряслось с ними. За месяц можно было в Незаметный сбегать и вернуться. Пока ещё ноги ходят, надо трогаться в дорогу. Если вовсе сляжем, беда.
— Нет, иди один! А ещё называешься комсомольцем.
— А ты дурак, парень, разве тебя кто уполномачивал губить людей? Сказано, пойдём утром — и точка, — рассвирепел Егор.
Студент обиженно засопел и ушёл в свою палатку. Рабочие помалкивали, тяжело вздыхали, отводя глаза. Вася вернулся к костру с наганом в дрожащей руке.
— Я тебя расстреляю, сволочь, как дезертира трудового фронта! — и грохнулся на землю, забившись в истерике.
Утром собрались, взяли самое необходимое. Егор сориентировался и пошёл вперёд. Замыкающим плёлся Вася. На биваках ели полусырые грибы, временами хариусов, наловленных Егором. С каждым днём люди слабели и проходили всё меньшее расстояние.
Сонливое безразличие охватило их, есть уже не хотелось, рабочие хлестали только воду. Егор чуть ли не пинками поднимал их с рассветом и заставлял идти. Едва живые вышли на базу экспедиции в посёлок Утёсный, на берегу реки Чульман.
Ещё бы день голодухи — и никто бы не смог сдвинуться с места.
Егор отлежался, подхарчился и дунул пешком в Незаметный за двести вёрст. Зайцев, отпустив его, поблагодарил за спасённую партию.
Настроение инженера было подавленное: кто-то уже накропал на него донос, дескать, он умышленно не нашёл золото, и уже пришла бумага, в которой указывалось, что геолог будет отдан под суд в конце сезона.
Было обидно и тяжело от этой несправедливости, тем более, что Зайцев опоисковывал территорию с большим вниманием и чувством ответственности.
Виновато, в значительной степени, было его начальство, допустившее организационные промахи, а что экспедиция не нашла золота, то отрицательный результат — тоже результат. Этой геологической заповеди явно не ведал тот человек, который написал поклёп.
Николай Иванович Зайцев, пока что, просто Коля, — невысокий и сухощавый паренёк, выпускник Горной академии.
Слава Богу, что нашлись люди, которые отстояли его, и из Коли вырос легендарный, по своей удачливости, геолог, открывший ряд крупнейших месторождений, отплативший за это доверие тоннами золота…
Егор спешил на север. Тоня должна была скоро родить, и у Быкова изболелось сердце в тоске по ней до отчаяния. Силёнок для такого перехода было ещё маловато, и он частенько останавливался на отдых.
Шёл он по свежей просеке новой колёсной дороги АЯМ (Амуро-Якутской магистрали), пробитой от Утёсного до Незаметного всего за год.
Рабочие строили мосты, раскорчёвывали, отсыпали вручную полотно, ставили телеграфные столбы, рубили будки для отдыха, а в Утёсном Егор видел первый автомобиль, приехавший туда по готовой уже и выглаженной моторными катками трассе от самого Ларинска.
Ещё недавно тут шумела глухая и нетронутая тайга, а сейчас рычали тракторы «Большевик» и «Коммунар», выворачивая большим плугом канавы-водостоки вдоль дороги.
— …Эй, парень, поди сюда!
Егор обернулся на голос. Под кустом стланика отдыхал бородатый человек лет тридцати, горел костерок, и что-то варилось в котелке. Рядом, прикрытый от солнца портянкой, стоял нивелир. Быков подошел, скинул на землю сидор и устало присел.
— Чего звал?
— Рабочий мой сбежал, а надо делать нивелировку трассы. До вечера рейку не поносишь?
— Носильщик из меня хреновый, видишь, одни мослы остались. В экспедиции голодали, хоть бы к Незаметному доползти. Но, до вечера можно. Как зовут-то тебя?
— Стрельников Яшка, значит, мы коллеги. Топографы и геологи одна шатия-братия. А тебя, как звать?
— Егором. Только я простой шурфовщик, а не геолог.
— Ладно, всё одно бездомник. Супец я сварганил, подсаживайся.
9
До самого вечера Егор ходил с полосатой рейкой, повинуясь взмахам руки согнувшегося над нивелиром геодезиста. Провешивали обходной путь вокруг обширного болота, поросшего чахлыми сухими лиственницами.
Уже затемно прибрели к балагану из корья, где жил временно Яков. С харчишками у него было не особо привольно, но хранил он, на чёрный день, добрый кусок оленьего мяса в леднике, и ужин вышел сытным.
Стрельников устало раскинулся возле костра, попивая чаёк, Егор тоже прилёг рядом и стал расспрашивать о строительстве АЯМа. Яшка туманно повёл глазами, соскучился от долгого молчания по собеседнику, повёл рассказ издалека.
— Что говорить, дорога имеет громадное значение. Дорога — это всё! Питание, всякое железо на прииски, почта, да что говорить, сам, поди знаешь. Не стану попусту убеждать в нужности дороги. Одним словом — это цивилизация.
Недавно при мне вышло около Хатыми на трассу с десяток тунгусов-кочевников. Лопочут что-то по-своему, молятся Богам и духам, проводник кое-как перевёл, что назвали они с восторгом и уважением нашу дорогу Великой Тропой.
Так поразили их масштабы стройки. До этого дня они звали так Млечный Путь на небе. Вот, на какую высоту они вознесли трассу.
Идея пробить дорогу от Амура до Якутска родилась ещё в 1870 году. Верхне-Муйская компания золотопромышленного акционерного общества провела Джилиндинский тракт по рекам Гилюю, Уркану и Джилинде и затратила на стройку более трёх миллионов рублей.
Хозяева промыслов ничего не делали зря, всё окупилось. Строители даже перемахнули через Яблоновый хребет и на двухсотсороковой версте вышли к Тимптонским приискам. С последующим оскудением россыпей этот тракт, за ненадобностью, пришёл в негодность для летнего проезда.
Перед самой революцией от станции Сковородино, ныне города Рухлово, была изыскана и построена на Тимптоновские прииски другая трасса, поглотившая пять миллионов рублей. Но революция и гражданская война не дали её закончить, и она тоже разрушилась.
— Знаю, я ходил по ней, — отозвался Егор, — в иных местах оползни сошли, мосты смыло. Трудно проехать.
— Идём дальше, — закурил Яков, блаженно закрыв глаза, — ты не куришь, что ли?
— Нет. Давай дальше.
— После бурного разворота приисков на Алдане, возникла необходимость надёжно связать этот район с транссибирской железкой, а может быть, и к самому Якутску добиться. Три года назад спешно создалось управление строительства на Стрелке, это в верстах семидесяти от Ларинска.
Мы приступили к изысканиям. Работали зверски, шли тремя партиями: первая от Тынды до Тимптона, вторая от Тимптона до Хатыми, а третья от Хатыми до Томмота.
Всё сделали за один сезон. Но потом началось строительство неважнецкое. Денег уходило пропасть, а дело застопорилось. И вот, управляющего заменяют тремя приехавшими из Москвы инженерами.
— Я в Утёсном слыхал про них, — опять перебил Егор.
— Эти ударно развернулись — и вот, пожалуйста, кати хоть на автомобиле в свой Незаметный. Ох и требовали они с нас, да и сами крутились не зная отдыха. Правду говорят: «Глаза страшат, а руки делают»…
— Смотрю и не верю, — недоумевал Быков, — вспоминаю, как где-то по этим местам, зимником, пришли в Незаметный пять тысяч монгольских верблюдов с санями и грузом. Помогли они сильно. Вот было ужаса от их рёва, когда заголодовали они, изнурённые дорогой, и стали дохнуть.
А тут ещё морозы ударили. Мы объедались тогда дармовой верблюжатиной в любом виде. Ездовые монголы с собой увели малую часть, а остальных бросили. Нечем стало кормить. А ты, Яков, с начала трассы работаешь на ней?
— С первого дня. Хватили мы тут лиха в буреломах и болотах, вспомнить жутко. Предварительной рекогносцировки не было, сразу шли напролом из-за жёсткого срока изысканий. Не велось до нас даже технических обоснований по мерзлотно-метеорологическим и почвенно-грунтовым исследованиям.
