Порт-Артур. Том 1 - Степанов Александр Николаевич (книги читать бесплатно без регистрации TXT) 📗
– Как прикоснулся рукой к теплой землице, прямо дрожь пробирает! Теперь бы у себя в деревне за сохой походить! Самое время землю-матушку пахать да бороновать! – восторженно говорил Булкин, разминая в руках комок глинистой, неплодородной артурской земли.
– Бывало, я дома как вспашу да пробороню разокдругой – земля как пух делается, – вторил ему Кошелев. – Зерно в ней как дите малое в люльке лежит!
– Уродились бы только кавуны! Давно их не едал! – вздыхал Воловой. – У нас если бахчу засадишь, то земли от кавунов не видать! И все наливные, по пуду без малого весом, что наши бомбы!
– Придет японец да своими бомбами все наши огороды и бахчи перекопает, – опасливо заметил Гнедин.
– А ты лучше орудию свою наводи, чтобы враз всех японцев потопить, – советовали ему.
– Ведмедь не допустит! Япошка его страх боится. Тогов, адмирал японский, награду по флоту объявил, кто Ведмедя нашего убьет.
– Убьешь такого! Разве цельный снаряд попадет.
– И тот поди отскочит.
– Здорово, огородники! – рявкнул, подражая Борейко, незаметно подошедший Заяц.
Солдаты вскинулись и хотели было уже отвечать, но, увидев Зайца, крепко выругались по его адресу.
– Спужались поди? – обрадованно проговорил Заяц, заметив смещение солдат. – Работай, работай, ребята, бог труды любит, зимой с овощами да капустой будем.
– Гречу бы посеять, а то без нее скушно!
– Не растет здесь греча, жарко ей. Заместо ее чумиза произрастает.
– Чумиза – еда китайская, нам не с руки, как и рис: брюхо набьешь, а сыт не бываешь!
– Рис – еда барская, его господа очень даже одобряют!
– Потому и одобряют, что не работают!
– А китаец день-деньской спину гнет, а, кроме рису, ничего не ест.
Солдаты продолжали свою работу. На берегу больше всех хлопотал Денисенко. Купленную сеть надвязали, увеличили крылья, сменили веревки и сегодня решили попробовать ловить рыбу. Отплыли в море на двух лодках и, раскинув почти стосаженную сеть, поволокли ее к берегу. Когда лодки подошли, солдаты начали выбирать крылья, В неводе засверкала серебристая рыбешка. Ее быстро вынимали и бросали в заранее приготовленные на берегу бочки.
– Как бы нам акулы не вытащить, а то за ноги еще схватит, – боязливо заметил Белоногов.
– Акула не собака, по земле бегать не может! – успокоил его Денисенко. – Она бы всю сеть давно изорвала.
– Черт с ней, с акулой, не вытралить бы нам ненароком мину! Это похуже всякой акулы будет! – проговорил Борейко. – Смотри, ребята, в оба, не видать ли в неводе металлического предмета, – предупредил он солдат.
Невод шел все тяжелее, и когда наконец был вытащен на берег, то оказался набитым самой разнообразной рыбой.
– Рыбу, что покрупнее, тащу сюда – чистить да солить будем. Которая сонная да вялая, на уху пойдет, а мелочь да погань всякую морскую кидай обратно в воду, чтобы не протухла и не завоняла! – командовал Назаренко.
Денисенко выбрал одну рыбу покрупнее и выбросил ее далеко в море.
– Сдурел ты, что ли, добро выкидывать зазря? – набросился на него Назаренко
– Морскому царю жертва, чтобы и впредь хорошо ловилась рыба, – ответил матрос.
– Сам-то Христос из рыбаков, слыхать, был, должен поэтому нам содействовать! – вставил Лебедкин.
– Замолчи, Лебедкин, командиру доложу про такие слова!
– Да я из Егангелия, Денис Петрович!
Всего выловили свыше сочни пудов. Пудов двадцать оставили на обед, а остальное решили засолить. Тут проявил свое искусство Блохин, когда-то работавший на рыбных промыслах на Каспии. Он устроил ряд столов, расставил за ними солдат и показал, как потрошить и засаливать рыбу.
– Оказывается, ты блоха морская, – смеялся Борейко, глядя на него, – а я тебя считал за земляную.
– И по земле и по воде прыгать приходилось помалости, ваше благородие!
Перед самым обедом на Утес неожиданно приехал Белый вместе с новым комендантом крепости генералом Смирновым [108]. Солдат наскоро построили около казармы. Комендант подошел к ним петушиной прыгающей походкой и, вытянувшись перед фронтом в струнку, отрекомендовался:
– Комендант крепости Порт-Артур, генерал-лейтенант Смирнов!
Часть солдат, приняв это обращение за приветствие, гаркнула было: «Здрав…», – но, не поддержанная другими, тут же сконфуженно замолчала. Генерал сердито бросил Белому:
– Плохо дисциплинированны и не понимают русского языка!
Насупившись и поглаживая рукой закрученные вверх седенькие усы и жиденькую эспаньолку, он молчаливо прошел по фронту.
– Это еще что такое? Что у вас в роте, солдаты или рыбаки? – накинулся он на Жуковского, заметив на некоторых солдатах рыбью чешую.
Капитан от волнения лишился языка и только мигал глазами.
– Сегодня день постный, и солдаты чистили рыбу на обед, – вместо Жуковского ответил Борейко.
– Вы адвокатом, что ли, состоите при вашем ротном командире? – спросил его Смирнов.
– Поверенным в делах, ваше превосходительство! – отрезал Борейко.
– Поручик Борейко исполняет должность старшего офицера в роте, и так как капитан Жуковский заикается от волнения, то поручик и отвечает вам за него, – пояснил Белый.
Смирнов с сожалением взглянул на Жуковского, с недоумением на Белого и, не сказав более ни слова, пошел дальше. Белый за его спиной пригрозил пальцем едва сдерживающему смех Борейко. Но тут внимание генерала привлек сложенный в штабеля уголь.
– Что это, батарея или угольный склад? – обернулся он к Белому.
Борейко объяснил ему происхождение угля и указал, что им снабжаются и соседние батареи.
– Убрать отсюда весь уголь! – приказал комендант.
Потом его неудовольствие вызвали огороды, разведенные около Утеса.
– Солдат должен быть солдатом, а не огородником, – заявил генерал.
– А дурак должен быть дураком, а не комендантом, – буркнул Борейко, обращаясь к Звонареву.
Увидя на батарее щиты при орудиях, комендант совсем вышел из себя.
– Этим вы понижаете боевой дух солдат.
– Но сохраняем его плоть, – возразил Белый.
– Плоть может быть немощна, но дух бодр, – настаивал генерал.
– Это хорошо для монахов, а у солдат всегда в здоровом теле бывает и здоровый дух, – возражал Борейко.
– У вас, поручик, не по чину слишком длинный язык.
– Слушаюсь! – смиренно заметил Борейко, сраженный генеральской логикой.
Осмотрев батарею, Смирнов зашел на электрическую станцию.
– Кто заведует? – спросил он.
Звонарев вышел вперед.
– Почему у вас грязно и плохо пахнет? – допрашивал генерал.
– Так запылились, а пахнет обыкновенным машинным маслом. Это обычный запах около паровых машин.
– Я окончил две академия – артиллерийскую и военную, но не слыхал, чтобы на электрических станциях пахло маслом. Убрать, проветрить и впредь не допускать! – кричал генерал.
В котельной внимание Смирнова привлек манометр.
– Сколько же у вас давления?
– Сто двадцать футов на один квадратный дюйм.
– Почему так мало? Увеличить до ста шестидесяти футов.
– Котел может не выдержать.
– Обязан выдержать, раз я приказываю! – отрезал генерал и вышел из котельной.
– Это еще что за чудак такой? – спросил у Звонарева Лебедкин, вытирая паклей руки.
– Комендант новый! Окончил две академии.
– То-то и видать, что учился и переучился!
Когда наконец генералы отбыли и Жуковский опять обрел дар речи, он разразился упреками Борейко:
– Борис Дмитриевич! И зачем вы гусей дразните? Смирнов мне теперь вовек сегодняшнего посещения не забудет. Надо немедленно убрать уголь, снять с орудий щиты, прекратить рыбную ловлю и ликвидировать огороды.
– Заодно отравить вас в нервную больницу, – докончил Борейко. – Пусть Смирнов чудит как хочет, а у нас все должно остаться по-старому.
– Вы меня без ножа режете, Борис Дмитриевич. Меня отрешат от командования ротой! – плакался капитан.
Тем не менее после генеральского посещения на Утесе все пошло по-прежнему, и только Жуковский иногда боязливо поглядывал на дорогу: не видно ли на ней страшного «врага внутреннего с красными отворотами на шинели».
[108]
Смирнов Константин Николаевич (1854–?) – генерал-лейтенант, служил в Генеральном штабе, был начальником одесского юнкерского училища, начальником штаба Варшавской крепости. С 1900 года – на Дальнем Востоке, начальник второй стрелковой бригады. 2 февраля 1904 года назначен комендантом крепости Порт-Артур (прибыл в крепость 4 марта). В 1906–1908 годах привлекался к уголовной ответственности вместе со Стесселем, Фоком и другими за сдачу крепости японцам. Решением Верховного военно-уголовного суда 7 февраля 1908 года был оправдан.