Чеченская рапсодия - Иванов-Милюхин Юрий Захарович (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
— Яблочный Спас, батяка, — хором ответили сыновья.
— Яблочный Спас, Дарган, — подтвердила Софьюшка. — Самый любимый в народе летний праздник.
Атаман взял у жены икону и поднял ее на уровень груди. Все три пары тут же опустились на колени.
— На яблоки нынешний год был урожайным, — как бы про себя сказал Дарган, затем согнал с лица все сомнения и загудел по примеру станичного уставщика: — Благословляю Захарку с Сильвой, Петрашку с Иришкой, Буалка с Аннушкой на счастливую совместную жизнь. Пусть она будет у вас такой же полной, как этот урожайный год, и пусть в ваших семьях никогда не смолкают детские голоса. Отцу и сыну и святому духу, аминь.
— Аминь! — эхом отозвалась большая семья.
В августе у православных верующих столько праздников, сколько их не наберется ни в каком другом месяце года. Тут и Илья Пророк, который лишь в свой день мочился в воду, отчего она становилась холодной и купаться в ней было уже нельзя, и Почаевская, и Смоленская, и Иуда Маккавей — этот к православию вообще был сбоку припеку. Здесь и Успенский пост с Яблочным Спасом с созревшими овощами и фруктами, за которым следовала сама Пречистая. Гуляй, если на то есть желание, и благословляй Господа, давшего людям столько радостных дней.
Не обошел стороной знойный август и семью Даргановых, одарив ее сразу несколькими знаменательными событиями — приездом сыновей, набегом неведомых ранее родственников по линии Софьюшки, а под конец еще и тройной свадьбой. По такому случаю гудел не только дом станичного атамана, гуляла вся станица Стодеревская. Наехали в гости казаки из других станиц по Кизлярско-Моздокской линии, заглядывали русские солдаты и офицеры, даже горцы и степняки. Были и турки с греками, промышлявшие по правому берегу Терека разными товарами.
Но всех притягивало к дому Даргановых не хлебосольное раздолье, такое на Кавказе было не в новинку, и даже не то, что хозяином праздника являлся сам станичный атаман, а то, что в одном доме в один день праздновалось сразу три свадьбы. О подобном терские казаки никогда не слышали, потому что жизнь по соседству с воинственными горскими народами сплошь состояла из опасностей. И чтобы все три сына как один дожили до своих свадеб, такого тоже припомнить никто не мог. Добавляло грусти лишь то обстоятельство, что все виновники торжества скоро должны были уезжать из гостеприимного дома. Это играло роль той самой плетки, заставлявшей гостей пить вино восьмистаканными чапурами и закусывать питье свиными окороками и бараньими лопатками. Через месяц ведь не придешь и не напомнишь Даргановым, какую услугу пришлось оказать, когда свадьба катилась по станичной улице колесом от цыганской брички. Казаки и прочие гости вволю пили, громче обычного славили молодоженов и показывали свою удаль в песнях и танцах.
Урожайный август подкатился к концу, вместе с ним все дальше уходили русские полки и приданные им казачьи сотни. Они углублялись на территорию горной Чечни и заоблачного Дагестана, оставляя позади себя, казалось бы, мирные аулы с присмиревшими горцами. В этот раз ни один из членов большой семьи Даргана Дарганова не пошел воевать, зато в поход отправились Чигирька и Тараска, сыновья родного брата атамана, подъесаула Савелия, да подросшие наследники его кумовьев. На свекров судьба полковничий дом обделила, эти близкие родственники жили далеко, в Европе. Но и без отцов иноземных жен, окрученных с братьями Даргановыми, родни на просторном атаманском базу, как и снаружи его, было достаточно. Именно один из своих, крестник Панкрата, и летел сейчас на дончаке вдоль станичной улицы, распушив полы рубашки и нахлестывая лошадь нагайкой. Мальчик лет десяти спешил прямо к воротам.
— Хорошо держится, стервец, — заметив его, с удовлетворением буркнул себе под нос Панкрат, который как раз собирался побывать на дальних кордонах. — Как только Чигирька вернется из похода, надо будет этого мальца приставить к нему.
В конюшне за спиной сотника возились со своими лошадьми Захарка и Петрашка, рядом с ними приводил в порядок тарантас кавалер. Он решил на этой коляске увезти Аннушку в далекую Францию, не подозревая, что терская казачка чуть ли не с рождения прекрасно умела держаться в седле.
— Крестный Панкрат! — еще издали заблажил пацаненок. — Крестный, абреки выкрали вашу тетку Марью с меньшим твоим Басаем.
— Кого выкрали!? — все так же тихо переспросил сотник, чувствуя, как в груди у него начинает разрастаться пузырь ледяного холода. — Что ты там городишь, Никитка?
Мысли Панкрата заметались, пытаясь устремиться в нужное русло. Он помнил, что после обеда Марьюшка вместе с его младшим сыном пошла на площадь перед ларьком, где собирались девки. Скоро она должна была вернуться, потому что солнце уже коснулось горных вершин и время подошло к ужину. Аленушка давно не единожды выглядывала в окно.
Сотник прильнул к жердинам плетня, малец натянул поводья как раз напротив него.
— Что ты сказал, Никитка? — посмотрел на пацана Панкрат. — Повтори, а то я не расслышал. Дюже далеко было.
— Тетку Марью с Павлушкой абреки забрали в полон, — захлебываясь словами и слюнями, крикнул казачонок. — Они вышли за околицу встречать стадо, а тут налетели разбойники, отбили их от пастуха и привязали к своим лошадям.
Панкрат невольно отшатнулся, не в силах сдержать ярости, он рявкнул в пространство:
— Кто их туда посылал, этих неслухов? — он схватился рукой за луку седла. — Где абреки сейчас?
— Наверное, уже через реку перешли, — оглаживая танцующего под ним скакуна, пояснил малец. — Разбойники захватили пленных и шибко побежали к Тереку.
— Вы с пастухом узнали хоть кого из них? — уже в седле спросил есаул.
— Кажись, их главарь похож на сына одного из убиенных братьев Бадаевых. Это мне Ефимушка передал.
— А где тот Ефимушка сам?
— Стрелили его, прямо на дороге лежит.
Панкрат краем глаза заметил батяку, вышедшего на площадку крыльца. Атаман успел услышать рассказ Никитки.
Он повернулся к конюшне и крикнул возившимся там мужчинам:
— Захарка, седлай моего Эльбруса, — Дарган сбежал со ступенек, на ходу застегивая ремень с оружием, и оглянулся на выскочившую из дома жену. — Софьюшка, подай ружье. На конь, сынки!
Пятеро всадников перешли в бешеный намет прямо от воротных столбов, они проскочили станичную площадь и помчались по направлению к лугу. По мере их продвижения к околице к ним присоединялись все новые верховые, одетые кто во что горазд, но все как один при оружии. Всех их успел всполошить тот самый Никитка. Курени остались позади, под копыта коней легла успевшая подрасти луговая стерня с небольшими копнами просушенного сена. Скоро перед мордами скакунов выросли махалки прибрежных камышей. Прорвав узкую полосу сухостоя, всадники вылетели на берег Терека и остановились как вкопанные. В лучах заходящего солнца был виден другой берег, тихий и пустынный, с заснеженными вершинами гор за ним. Словно не было там ничего кроме корявых зарослей чинарового леса чеченского аула, темнеющего своими плоскими крышами, да этих ледяных пиков.
