Приключения Мишеля Гартмана. Часть 2 - Эмар Густав (электронные книги бесплатно .TXT) 📗
— Разумеется, господин Отто, и командир сделает хорошо, если вас выслушает, — возразил тот, качая головой. — Ведь это ни к чему вас не обязывает, командир, — прибавил он.
—Я очень охотно исполню ваше желание, господа, — ответил Мишель улыбаясь, — всякое личное самолюбие должно быть отброшено, когда речь идет о пользе общей, и я не задумаюсь сознаться, что не прав, будьте уверены. Говорите, друг мой, я слушаю вас с величайшим вниманием.
— Не много и рассказывать, — начал Отто, — но в значении того, что я передам, вы ошибиться не можете. Вчера вечером, около часа после вашего ухода, любезный Мишель, один из передовых часовых наших подметил тень, скользнувшую мимо него между деревьями на расстоянии пистолетного выстрела. Он крикнул: «Кто идет?» Ответа не последовало. Два раза еще повторил он окрик. Все то же молчание. Между тем часовому показалось, что тень не только не приближается, но еще вдруг, переменив направление, по которому двигалась сначала, старается подобру-поздорову улепетнуть. Схватив в руки ружье, он прицелился, выстрелил и крикнул: «К оружию!» Сбежались на шум, стали расспрашивать и по указаниям часового нашли в той стороне, куда он стрелял, тело человека, распростертого на земле. Пуля попала ему прямо в голову и положила его на месте. В первую минуту эта смерть вызвала общее неудовольствие, так как убитый был в одежде горца; но по тщательном осмотре открыли, что у него на шее номерок с именем и числом — словом, с полнейшим описанием примет. Мнимый горец оказался прусским солдатом. По странному совпадению, мы при выходе из леса столкнулись нос к носу с Дессау, известным вам жидом, которого встреча эта поразила неприятно, хотя мы и сделали вид, будто не придаем важности его присутствию там, где ему никак быть не следовало, особенно в такой поздний час ночи. Вот мой рассказ, любезный Мишель. Как вы находите его? Он прост, однако не лишен известного значения, которое ускользнуть от вас не может, как я предупреждал вас.
— И не ускользнуло, будьте уверены. Господа, я приношу повинную и сознаюсь, что был не прав; один Оборотень не ошибался, инстинкт контрабандиста подсказал ему и теперь самое верное заключение.
— Что, вы думаете, нам следует делать? Положение опасно, с минуты на минуту на нас могут напасть.
— Положение усложняется, но не так еще опасно, как полагаете вы. Нападения нам ждать нечего прежде как дня через два-три по меньшей мере. Мы, по нужде, еще можем спуститься с горы; но совершенно невозможно, при настоящем положении дорог, чтоб войско отважилось взобраться по крутым дорожкам, ведущим на вершину горы: солдаты, которые не увязнут в грязи, неминуемо скатятся в пропасти. Итак, с этой стороны, на первый случай, нам опасаться нечего, тем более что прусский шпион открыт был, когда только что пробирался в лагерь, следовательно, не успел говорить со своим соучастником. Пруссаки не знают еще в точности, где наш лагерь, и долго не узнают, так как дождь и снег изгладили все следы нашего прохода.
— Все это очень вероятно. К какому же заключению приходите вы, или, вернее, какое решение вы принимаете?
— Нам надо воспользоваться временем. Вот что мы сделаем завтра: на заре весь обоз, и телеги, и фургоны, отправятся в путь по проезжей дороге. Пятьдесят человек из вашего отряда, Отто, с вами во главе, будут служить ему прикрытием, остальная часть отряда останется тут в моем распоряжении. Прошу вас наблюдать с особенным тщанием за этим милым Дессау.
— Будьте покойны, вы отдаете его в надежные руки.
— Я вовсе не беспокоюсь. Подвигайтесь вперед, насколько будет возможно, общее место сходки при соединении двух дорог.
— Понял и все исполню в точности.
— А вы, Людвиг, составите арьергард из остальной части отряда Отто и половины вашего. Если ничего не случится нового, вы отправитесь через три дня по тропинке, открытой Оборотнем, которую вам укажут. На место сходки вы прибудете ранее Отто и найдете там меня; я отправлюсь по той же дороге, но днем ранее вас, с пятьюдесятью молодцами на подбор, а поручик Кердрель, с остальною частью обоих отрядов, пойдет одновременно со мной по проезжей дороге. Помните, Людвиг, что вы должны привлечь внимание пруссаков, дабы лучше их провести и отвлечь от обоза с женщинами и детьми. Покажитесь мельком, только не давайте возможности завязать настоящий бой.
— Это будет не трудно, командир.
— Хорошо ли вы меня поняли, господа? Нет ли каких возражений?
— Никаких.
— Так план мой вы одобряете?
— Он нам кажется, благоразумен и легкоисполним; силы наши хотя и будут разделены, однако мы всегда можем обоюдно поддерживать друг друга.
— Так прощайте, любезный Отто, мы, вероятно, не увидимся более до вашего отправления; я доверяю вам то, что мне дороже всего на свете, родных и невесту, не забывайте этого, — прибавил он с сдерживаемым глубоким волнением.
— Я дам убить себя, чтоб защитить их, более этого я сказать не могу, — ответил Отто улыбаясь.
— Отдайте тайно ваши приказания, знать о них не должен никто, это весьма важно, а на рассвете, с Богом, в путь. Желаю успеха!
Молодые люди обнялись как родные братья, потом еще пожали друг другу руки в последний раз и разошлись.
Согласно принятому решению, на другое утро, чуть забрезжил свет, Отто оставил лагерь.
Тайну сохраняли так тщательно, что Дессау буквально захвачен был врасплох. Он еще спал, когда Отто пришел объявить ему, что первые телеги уже двинулись и ему остается всего пять минут на сборы, чтоб следовать за колонной.
Однако он не казался, недоволен внезапным отъездом, напротив, он как будто обрадовался, что уезжает из деревни, и радость эта выказалась еще очевиднее, когда он узнал, что будет при обозе с ранеными, женщинами и детьми, которому велено выехать ранее.
Радость эта показалась так неестественна Мишелю, когда ему рапортовали о случившемся, что он сильно ею был встревожен.
На другой день была очередь выступать отряду, которым командовал Кердрель.
Перед выступлением товарищи по оружию долго совещались шепотом, и в заключение Ивон сказал своему другу только два слова:
— Я позабочусь.
Потом он стал во главе своего отряда, и тот скоро скрылся в извилинах дороги.
Наконец ушел и Мишель, повторив Людвигу прежние наставления.
Людвиг остался один в деревне с отрядом человек в двести, готовых встретить неприятеля, если б он показался, и, как всегда, добросовестно исполнить свой долг.
Впрочем, ожидание Людвига продлилось недолго. Часам к трем пополудни с передовых постов ему дали знать, что завидели прусские колонны, которые в стройном порядке взбирались на гору.
Немцы медленно подвигались вперед с чрезвычайной осторожностью, что Людвигу дало время сделать последние приготовления.
Наконец, часа в четыре, пруссаки были в виду площадки.
При их отряде находились кавалерия и несколько горных орудий, что, собственно, и замедлило их движение по дорогам, полным рытвин.
Когда они подошли на расстояние выстрела, их встретили убийственным залпом, который наделал тем более вреда, что они не имели еще времени развернуть фронт.
Вольные стрелки перерезали площадку по всем направлениям широкими и глубокими траншеями, возвели насыпи и прикрыли себя срубленными деревьями; позиция их была действительно сильная, можно сказать, недоступная.
Немцы попробовали, было сделать обход, когда потеряли надежду одолеть противников с фронта, но первою их заботой было так укрепиться, чтоб их выбить не могли с места, где начиналась дорога проезжая, дабы отрезать вольным стрелкам отступление и забрать их, как они полагали, точно в громадную сеть.
Сражение продолжалось до ночи, но французы не потерпели чувствительного урона, потому что были защищены насыпями и наваленными деревьями.
Темнота вынудила прекратить бой.
Каждая сторона стала на биваках, где была, и запылали костры.
Не теряя времени, Людвиг велел своим стрелкам сходить один за другим по крутой тропинке, открытой Оборотнем. Он пользовался темнотой, пока не взошла луна. За собою он оставил всего двадцать пять человек, поддерживать бивачные огни и наблюдать за неприятелем, кроме того, он предписал им держаться тут как можно долее.
