Стоунхендж - Корнуэлл Бернард (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗

Камабан целые дни проводил в храме, в основном размышляя, и почти не обращая внимания на людей, разбиравших Храм Теней. Чем короче становились дни, а воздух холоднее, тем чаще он стал приходить туда, а через некоторое время он принёс в храм копья, воткнул их острия в твёрдую землю, а потом пристально что-то разглядывал через вершины их рукоятей. Он использовал копья, чтобы определить необходимую высоту каменных колонн. Однако копья не удовлетворили его, и он велел Мерету вырезать для него дюжину шестов подлиннее и попросил Сабана вкопать их в землю. Шесты были длинными, но лёгкими, и работа была выполнена за один день. Камабан проводил день за днём, глядя на шесты и разглядывая рисунки у себя в голове.

В конце концов, осталось только два шеста. Один был высотой в два человеческих роста, а второй в два раза длиннее, и они стояли на одной линии с восходом Летнего Солнца — высокий позади Камня Земли, а второй ближе к входу в храм. А когда зима подходила к середине, Камабан каждый вечер ходил в храм и смотрел на тонкие шесты, казавшиеся дрожащими на ледяном ветре.

Подошла середина зимы. Обычно в это время домашний скот жалобно завывал, приносимый в жертву, чтобы утолить усталое солнце. Но Хэрэгг не желал убийств у себя в храмах, и поэтому племя танцевало и пело, не чувствуя запаха свежей крови. Некоторые ворчали, что боги будут злиться на щепетильность Хэрэгга, заявляя, что жертвоприношение необходимо, чтобы наступающий год не принёс бедствий. Но Камабан поддержал Хэрэгга. Вечером, после того как племя исполнило жалобную песнь угасающему солнцу, Камабан проповедовал, что старые времена были обречены, и что если Рэтэррин сдержит своё слово, новый храм будет гарантировать, что солнце никогда не будет угасать. Они пировали этой ночью олениной и свининой, затем разожгли огромные костры, чтобы вернуть Слаола на рассвете следующего дня.

На рассвете пошёл снег. Он покрыл землю белым покрывалом, на котором Камабан оставил свои следы, когда пошёл в храм. Он настоял, чтобы Сабан сопровождал его, и братья были закутаны в меха, так как было ужасно холодно. Ледяной ветер хлестал со светлого неба, окаймлённого вдоль горизонта тонкими розоватыми облаками. Тяжёлые снеговые облака к полудню рассеялись, и во второй половине дня солнце было низко и отбрасывало тени на снегу от пригорков, образовавшихся в заполненных лунках для камней. Камабан пристально смотрел на свои два шеста, и раздражённо качнул головой, когда Сабан спросил об их назначении. Потом он повернулся посмотреть на четыре лунных камня Гилана — парные колонны и каменные плиты, отмечающие пределы самых дальних блужданий Лаханны.

— Настало время, — сказал Камабан, — простить Лаханну.

— Простить её?

— Мы воевали с Каталло, и сейчас мы можем заключить мир, — сказал Камабан, — и Слаол захочет мира среди богов. Лаханны бунтовала против него, но она проиграла битву. Мы победили. Время простить её, — он пристально посмотрел на дальние леса. — Как ты думаешь, Дирэввин всё ещё жива?

— Ты хочешь простить её?

— Никогда, — резко сказал Камабан.

— Зима погубит её, — сказал Сабан.

— Понадобится не только зима, чтобы уничтожить эту дрянь, — мрачно сказал Камабан. — А пока мы заботимся о мире, она будет молиться Лаханне где-то в потайных местах, а я не хочу, чтобы Лаханна была против нас. Я хочу, чтобы она присоединилась к нам. Пора приблизить её к Слаолу, вот почему мы оставим четыре её камня. Они показывают ей, что она связана со Слаолом.

— Оставим? — спросил Сабан.

Камабан улыбнулся.

— Если ты встанешь у любой из двух колонн, — сказал он, указывая на ближайшую лунную каменную колонну, — и посмотришь на плиту через круг, ты увидишь, куда уходит Лаханна?

— Да, — сказал Сабан, припоминая, как Гилан разместил четыре камня.

— А если ты посмотришь на другую плиту? — спросил Камабан.

Сабан нахмурился, не понимая, и Камабан схватил его за руку и повёл к столбу и указал пальцем на большую плиту, стоящую на дальней стороне круга.

— Эти пути Лаханны, так?

— Да, — согласился Сабан.

Камабан повернул Сабана так, что он теперь смотрел на вторую плиту.

— А что ты увидишь, если посмотришь в этом направлении?

Сабан так замёрз, что ему было трудно думать. Но день уже угасал, и солнце висело низко среди розовых облаков, и он увидел, что Слаол касается горизонта по одной линии с лунными камнями.

— Ты увидишь зимнее угасание Слаола.

— Точно! А если ты посмотришь по-другому? Если ты встанешь у этого столба, — Камабан указал по диагонали через круг, — и посмотришь на другую плиту?

— Летний восход Слаола.

— Да! — прокричал Камабан. — И о чём тебе это говорит? Это говорит тебе, что Слаол и Лаханна связаны друг с другом. Они соединены друг с другом, Сабан, как перо с крылом или как рога на черепе оленя. Лаханна может возмущаться, но она должна вернуться. Все печали мира из-за того, что Слаол и Лаханна разлучены друг с другом, но наш храм соберёт их вместе. Камни говорят нам об этом. Её камни — это его камни, неужели ты этого не понимаешь?

— Да, — сказал Сабан и подумал, почему он никогда не осознавал, что лунные камни могут так же указывать на границы передвижений Слаола, как и Лаханны.

— Что ты сделаешь, Сабан, — с энтузиазмом сказал Камабан, — это выкопаешь мне ров и вал вокруг двух столбов. Это охранные камни. Ты сделаешь мне вокруг них два земляных вала, и жрецы смогут стоять на них и смотреть на Слаола через плиты. Отлично! — он начал проворно двигаться обратно к селению, но остановился около Камня Солнца, самого удалённого от храма. — И ещё один ров и вал вокруг этого камня, — он похлопал по камню. — Три круга вокруг трёх камней. Три места, к которым могут подходить только жрецы. Два места чтобы наблюдать за угасанием солнца и блужданиями Лаханны, и одно место — смотреть, как Слаол восходит в своём наивысшем триумфе. Теперь всё, что нам нужно, это решить, что будет в центре.

— Кроме этого нам нужно решить кое-что ещё, — сказал Сабан.

— Что?

— В Каталло недостаточно еды.

Камабан пожал плечами, как будто это было ничего не значащей мелочью.

— Мёртвые рабы, — Сабан угрюмо повторил собственные слова Камабана, — не могут работать.

— Гундур позаботится о них, — сказал Камабан, раздражённый этим разговором. Ему ни о чём не хотелось думать, кроме храма. — Вот почему я послал Гундура в Каталло. Пусть он накормит их.

— Гундур интересуется только женщинами Каталло, — сказал Сабан. — Он содержит двадцать самых молоденьких в своей хижине, а остальное селение голодает. Ты хочешь, чтобы остатки племени взбунтовались против тебя? Ты хочешь, чтобы они стали изгоями вместо рабов?

— Тогда ты иди и руководи Каталло, — беспечно сказал Камабан, оставляя следы на тонком снегу.

— Как я смогу построить тебе храм, если я буду в Каталло? — закричал Сабан ему вслед.

Камабан отчаянно завыл, потом остановился и посмотрел на темнеющее небо.

— Орэнна, — сказал он.

— Орэнна? — спросил Сабан недоумённо.

Камабан повернулся.

— В Каталло всегда руководили женщины, — сказал он. — Сначала Санна, потом Дирэввин, так почему не Орэнна?

— Они убьют её! — запротестовал Сабан.

— Они полюбят её, брат. Разве она не любима Слаолом? Разве он не сохранил ей жизнь? Ты думаешь, что люди Каталло смогут убить то, что сберёг Слаол? — Камабан сделал несколько неуклюжих танцевальных шагов, шаркая ногами по снегу. — Хэрэгг скажет народу Каталло, что Орэнна была невестой солнца, и в их понимании они будут думать, что она Лаханна.

— Она моя жена, — резко сказал Сабан.

Камабан медленно направился к Сабану.

— У нас нет жён, брат, нет мужей, нет ни сыновей, ни дочерей, у нас ничего нет до тех пор, пока храм не будет построен.

Сабан покачал головой на этот бред.

— Они убьют её! — настаивал он.

— Они полюбят её, — снова сказал Камабан. Он медленно подошёл к Сабану, а потом гротескно упал на колени и умоляюще вытянул руки.