Вторжение в рай - Ратерфорд Алекс (чтение книг TXT) 📗
Прекратив кампанию против горных племен, Бабур повернул колонну и двигался на восток до тех пор, пока холодным мартовским утром перед ним наконец не открылся вид на быструю, широкую реку. Не дожидаясь соратников, он галопом погнал коня по холодной, твердой земле, у самого берега спрыгнул с седла, сорвал с себя одежду и бросился в ледяную воду, проделавшую свой путь с далеких, заснеженных вершин Тибета.
Вода была столь ошеломляюще холодна, что у ныряльщика мигом перехватило дыхание, а когда он ненароком хлебнул водицы, ему показалось, будто лед сковал ему горло. К тому же его мгновенно подхватило мощное течение, и с берега донеслись встревоженные возгласы. Сделав еще один глубокий, на сей раз более осторожный, подальше от поверхности, вздох, он принялся мощно грести, словно бросая вызов пытавшейся завладеть им и унести прочь речной стихии, и вскоре с восхитительным чувством осознал, что не просто справляется с течением, удерживая позиции, но и движется в нужном направлении. Он побеждал. А потом позади послышался плеск, и вскоре рядом с ним появилась голова Бабури.
— Ты что, идиот, делаешь? — спросил его друг, с трудом ворочая посиневшими от холода губами. — И объясни, чему ты так радуешься?
— Поплыли со мной на ту сторону, там и объясню.
Вместе, помогая друг другу справляться с водоворотами и завихрениями, они переплыли реку и, цепляясь за пучки жесткой серо-зеленой травы, выбрались на берег. Бабур упал на землю, не прекращая смеяться, хотя его колотил озноб, а вся кожа покрылась пупырышками.
— Ну, и что все это значит? — спросил Бабури, убрав волосы с глаз и энергично растираясь, чтобы хоть как-то согреться.
— Прошлой ночью мне никак не спалось. Мысль о близости Инда будоражила мне кровь; казалось, будто он шумит у меня в ушах. И я поклялся, что если Аллах дарует мне Индостан, я переплыву каждую реку в своей новой державе.
— По-моему, ты рановато начал… До завоевания еще далеко.
Бабур сел.
— Пойми, я должен был сделать это. Как мог я увидеть Инд и не преодолеть его? Хотя мы должны возвратиться в Кабул, пройдет не так много времени, прежде чем я вернусь сюда снова. А когда это произойдет, здешняя земля будет помнить и приветствовать меня.
— А сейчас, надо думать, нам предстоит плыть обратно?
— Само собой.
За час до рассвета, спустя восемь месяцев после того, как он переплыл ледяную реку, Бабур покинул спальню Махам, где уже в который раз терял себя в ее жарких объятиях, нежной коже, аромате шелковистых волос, и удалился в свои личные покои.
Он слышал, как на лугах под цитаделью Кабула выбивают свой суровый ритм боевые барабаны. Выйдя на балкон, Бабур обозрел пейзаж — предрассветный сумрак с тысячами ярких точек лагерных костров. Вчера с этого же балкона, со стоявшим рядом Бабури, он объявил войску о своих грандиозных планах.
— С тех пор как Тимур вторгся в Индостан, сей край по праву стал достоянием его потомков. И вот я, как первенствующий среди Тимуридов, выступаю завтра в поход, дабы вернуть себе и своему роду законное наследие, пребывающее в руках узурпаторов. Четыре месяца назад я послал самозваному правителю большей части Индостана, султану Ибрагиму Делийскому, в подарок ястреба и сообщил, что если тот признает мое законное верховенство, то получит от меня богатые земли, где сможет править от моего имени. Султан отослал мне ястреба назад — без головы. Ныне за оскорбление, нанесенное дому Тимура и владыке Кабула, он лишится своего трона.
Бойцы Бабура встретили это одобрительным ревом, как будто султан Ибрагим был для них не более чем именем. Между тем все знали и о его крепостях и дворцах в Дели и Агре, о несметных сокровищах, об огромных армиях подвластных ему правителей, состоящих из мусульман, как и они сами, так и из неверных язычников. Бабур внутренне улыбался тому, с какой готовностью восприняли воины на веру его слова. А ведь если вдуматься, куда больше прав, чем на Индостан, у него имелось на Самарканд, его истинное наследие. И хоть память о нем не покидала его сердца, но он отдавал себе отчет в том, что больше там ему не править.
— Повелитель, твоя сестра желает поговорить с тобой, — прервал размышления Бабура слуга.
— Всегда рад. Она ждет меня в своих покоях?
— Нет, повелитель, она здесь.
Ханзада ступила на балкон и, как только осталась с братом наедине, опустила вуаль. Свет закрепленного в стене факела смягчал усилившуюся с годами резкость ее черт и маскировал морщинки, так что Бабуру вдруг показалось, будто перед ним та самая девочка, которая торжественно вручила ему отцовский меч Аламгир перед восхождением на трон Ферганы.
— Я знаю, что потом ты придешь на женскую половину попрощаться с женами и со мной, но мне хотелось поговорить с тобой наедине. Из тех, кто помнит счастливое детство в Фергане, ту казавшуюся такой безопасной, сулившую столько прекрасного жизнь, остались только мы. С тех пор нам обоим довелось пережить многое, и взлеты, и падения…
Она помедлила.
— Наверное, наши жизни могли бы оказаться легче, не столь богаты событиями, но судьбу не переспоришь. Сейчас ты отправляешься в Индостан, в величайший поход в своей жизни, которому предстоит определить место нашей семьи в истории. Я молюсь о том, чтобы он принес тебе все, чего желаем не только ты и я, но и о чем мечтали отец, матушка и бабушка. Победа и завоевания — это то, ряди чего мы живем… Но будь осторожен, мой маленький братец.
В красно-коричневых, таких же, как у бабушки, но чуть темнее, глазах Ханзады проступили слезы.
— Конечно, я буду осторожен: мне ли не помнить, какую выволочку ты устроила мне, когда я, сделав слишком резкий поворот, грохнулся со своей первой лошадки.
Бабур обнял сестру за плечи.
— Что бы ни случилось, знай: я всего лишь делаю то, для чего рожден, и стремлюсь выполнить свое предназначение. К тому же все знаки благоприятствуют моему начинанию. Разве придворный астролог не предсказал, что если я начну кампанию в конце ноября, когда солнце находится в Стрельце, то она будет победоносной?
Ханзада на миг взяла его лицо в ладони и запечатлела поцелуй на его челе.
— Ну, что ж, брат. До встречи.
— Как только мы победим, я пошлю за всеми.
Затем она спешно удалилась к себе на женскую половину, где в ближайшие месяцы, ей, как это хорошо понимал Бабур, вне зависимости от ее собственных страхов и опасений, предстояло играть роль скрепляющего стержня: утешать, а не выслушивать утешения, даже когда они были ей нужны.
Хумаюн отправлялся в поход с отцом, тогда как Камрана Бабур оставил наместником Кабула. Даже при том, что править ему предстояло под постоянным надзором многоопытных Байсангара и Касима, тоже остававшихся в городе, эмир был уверен, что мудрость, такт и своевременный совет Ханзады во многом поспособствуют благополучию и спокойствию в городе в его отсутствие. А уж гасить раздоры между женами, выслушивать, утешать, утихомиривать ревность, то есть поддерживать порядок и мир на женской половине, Ханзада умела отменно, видимо, унаследовав это качество у Исан-Давлат.
Внизу, вот тьме, пропела труба, напоминая о том, что луга под цитаделью наполняют более десяти тысяч воинов. Очень скоро они начнут проверять оружие, снаряжение и сбрую. А там придет время седлать коней. Знаменосцы развернут стяги, которые по приказу Бабура были двухцветными. Желтый цвет символизировал Фергану, его родину, а зеленый — Самарканд, столицу Тимура. Присутствовали на них и позаимствованные у его главного предка три концентрических окружности, символизирующие благоприятное расположение планет при рождении полководца.
У пушкарей и стрелков, проводивших время, оттачивая свои навыки, в беспрерывных упражнениях, все, разумеется, тоже готово к выступлению. Пушки, ружья, порох и ядра уложены на подводы. То же самое относится и ко всему остальному, громоздкому и сложному лагерному имуществу: тяжелым кожаным палаткам, шестам для их поддержки, огромным кухонным котлам и тому подобному.
