Эдинбургская темница - Скотт Вальтер (читать хорошую книгу .txt) 📗
— Я позабочусь о твоей безопасности, — вмешался молодой Стонтон. — Об этой услуге можешь никого другого не просить.
— И вы смеете говорить это мне в лицо? — со справедливым возмущением спросил отец. — Может быть, вы собираетесь переполнить чашу непослушания и распутства еще и низким, позорным браком? Берегитесь, если это так!
— Если вы имеете меня в виду, сэр, — заметила Джини, — то могу лишь сказать, что даже за все земли, что лежат между двумя концами радуги, не согласилась бы я стать женой вашего сына.
— Во всем этом кроется что-то совершенно непонятное, — проговорил старший Стонтон. — Пройдемте со мной в другую комнату, сударыня.
— Раньше выслушай меня, — сказал молодой человек. — Я хочу сказать тебе только вот что: полагаюсь всецело на твое благоразумие; можешь рассказать отцу все или ничего, но от меня он не узнает ни слова более.
Отец бросил на него взгляд, полный негодования, но оно уступило место состраданию, когда он увидел, как сын, измученный этой сценой, тяжело опустился на кровать. Он вышел из комнаты, и, когда Джини, следовавшая за ним, подошла к двери, Джордж Стонтон, приподнявшись, произнес ей вслед: «Помни! ..» — тем предостерегающим тоном, каким Карл I сказал это же слово на эшафоте. Старший Стонтон привел Джини в небольшую гостиную и закрыл дверь.
— Девушка, — сказал он, — выражение твоего лица говорит о благоразумии, простоте и, если я не ошибаюсь, чистосердечии. Если все это не соответствует действительности, то ты самая законченная лицемерка из всех, каких я когда-либо знал. Я не прошу тебя рассказывать мне о тайнах, которые ты не хочешь раскрыть, и меньше всего о таких, которые касаются моего сына. Его поведение принесло мне столько горя, что я не надеюсь услышать о нем что-нибудь утешительное и успокаивающее. Если ты и на самом деле такая, какой ты мне кажешься, то каковы бы ни были несчастные обстоятельства, связавшие тебя с Джорджем Стонтоном, чем скорее ты с ним порвешь, тем лучше для тебя.
— Думаю, что я поняла вас, сэр, — ответила Джини, — и раз вы так откровенно говорите со мной о молодом джентльмене, я позволю себе сказать, что разговариваю с ним всего второй раз в моей жизни и речи, с которыми он ко мне обращался эти два раза, таковы, что я ничего подобного не хочу больше слышать.
— Значит, ты на самом деле хочешь оставить эти края и следовать в Лондон? — спросил ректор.
— Ну, конечно, сэр; но, понимаете ли, за мной по пятам следует мстительное и злое существо, и если бы я только знала, что никакая беда не стрясется со мной на пути…
— Я навел справки, — сказал священник, — об упомянутых тобой подозрительных личностях. Они ушли из тех мест, где скрывались, но, так как они могут прятаться где-нибудь по соседству и так как, по твоим словам, у тебя есть основания опасаться нападения с их стороны, я дам тебе надежного провожатого, который доставит тебя в Стэмфорд и посадит там в дилижанс, направляющийся в Лондон.
— Людям моего положения не годится разъезжать в дилижансах, — ответила Джини, совсем незнакомая с таким способом передвижения, ибо в те времена дилижансы курсировали только в окрестностях Лондона.
Мистер Стонтон вкратце объяснил ей, что подобный способ передвижения гораздо удобней, дешевле и безопасней, чем путешествие верхом на лошади. Искренняя и сердечная благодарность, которую Джини выразила ему, побудила его спросить, не нуждается ли она в деньгах, чтобы продолжать свое путешествие; Джини поблагодарила его, но сказала, что денег у нее достаточно, и действительно, она расходовала свой запас очень осторожно. Этот ответ также способствовал устранению подозрений, которые, естественно, все еще возникали у мистера Стонтона в отношении Джини и ее истинных намерений: во всяком случае, он понял, что если даже она и обманывает его, то делает это не с целью вымогания денег. Потом он пожелал узнать, в какую часть Лондона она направляется.
— К весьма уважаемой лавочнице, моей кузине, миссис Гласс, сэр, что торгует табаком под вывеской «Чертополох» где-то в Лондоне.
Сказав это, Джини не сомневалась, что ссылка на такую уважаемую родственницу возвысит и ее в глазах мистера Стонтона, поэтому она была немало удивлена, когда он спросил:
— И эта женщина — единственная твоя знакомая в Лондоне? Неужели ты не знаешь ее более точного адреса, бедняжка?
— Кроме миссис Гласс, я намеревалась еще увидеть герцога Аргайла, — ответила Джини. — Но, может быть, ваша честь полагает, что лучше сначала отправиться к герцогу Аргайлу и попросить кого-нибудь из его слуг показать мне, где находится лавка моей кузины?
— Знакома ли ты с кем-нибудь из приближенных герцога Аргайла?
— Нет, сэр.
«Все-таки она, должно быть, не совсем нормальна, иначе она не стала бы рассчитывать на подобное покровительство», — подумал священник. Вслух он сказал:
— Я не имею права спрашивать о целях твоего путешествия и поэтому не могу советовать тебе, как их лучше осуществить. Но хозяйка гостиницы, где останавливается дилижанс, очень приличная женщина, и, так как мне иногда приходится там бывать, я дам тебе к ней рекомендательное письмо.
Джини самым вежливым образом поблагодарила его за доброту и сказала:
— Такое письмо вместе с запиской от почтенной миссис Бикертон — хозяйки гостиницы «Семи звезд» в Йорке, несомненно, поможет мне хорошо устроиться в Лондоне.
— А теперь, — сказал мистер Стонтон, — я полагаю, ты хочешь немедленно отправиться в путь.
— Если бы я остановилась в гостинице, сэр, или в другом подходящем для меня месте отдыха, — ответила Джини, — я не посмела бы путешествовать в воскресный день, но так как я нахожусь в пути по жизненно важному делу, то, надеюсь, мой проступок простится мне.
— Ты можешь, если желаешь, остаться на вечер у миссис Далтон, но я не хотел бы, чтобы какая-либо переписка возникла между тобой и моим сыном, ибо, каковы бы ни были твои трудности, он совсем не годится в советчики особе твоего возраста.
— В этом ваша честь совершенно правы, — сказала Джини. — Не по своей воле я только что разговаривала с ним, и, хоть я не желаю ничего худого молодому джентльмену, я хотела бы, чтобы мои глаза никогда его больше не видели.
— Я вижу, ты женщина серьезного склада ума, и потому, если хочешь, я разрешаю тебе принять участие в нашей семейной молитве вечером в зале.
— Благодарю, ваша честь, — ответила Джини, — но думаю, что для меня там не будет ничего поучительного.
— Как! — воскликнул ректор. — Так молода и уже заражена, на свое несчастье, религиозными сомнениями?
— Боже упаси, сэр, дело совсем не в этом: я была воспитана в Шотландии в духе многострадальной пресвитерианской веры и полагаю, что мне не годится принимать участие в ваших молитвах, так как многие достойные сторонники нашей церкви не признают вашей религии, а особенно мой почтенный отец.
— Ну что же, — сказал с добродушной улыбкой ректор, — я совсем не собираюсь заставлять тебя поступать против твоей совести, но все же ты должна помнить, что источник божественной мудрости струится не только на Шотландию, но и на другие страны. Он удовлетворяет наши духовные интересы подобно воде, утоляющей нашу телесную жажду, и хотя струи его различны по своему характеру, им присущи одни и те же добродетели и воды этого источника щедро омывают весь христианский мир в целом.
— Да, воды эти как будто и одинаковы, а все-таки свойства у них, ваша милость, разные: прокаженному Нееману из Сирии не помогло бы омовение в Фарфаре и Аване — реках Дамаска, потому что только воды Иордана могли исцелить его.
— Ну хорошо, не будем поднимать сейчас эту нескончаемую дискуссию о наших национальных церквах. Я хочу лишь внушить тебе, что если мы в чем-либо и заблуждаемся, то все же вера наша основана на христианской добродетели и на стремлении помогать нашим ближним.
Потом он вызвал к себе миссис Далтон, вверил Джини ее особому попечению, наказав позаботиться о ней, и пообещал, что рано утром ее будут ожидать надежный проводник и хорошая лошадь, которые доставят ее в Стэмфорд. Потом он попрощался с ней в благожелательных, но серьезных и сдержанных выражениях и пожелал успешного осуществления ее целей, добавив, что, судя по здравому смыслу, обнаруженному Джини в разговоре, можно не сомневаться в их похвальности.
