Западня для леших - Алексеев Иван (читаем бесплатно книги полностью .txt) 📗
– Да ладно тебе, Разик, к словам цепляться! Ты ж понимаешь: у меня за друга сердце болит!
Они дождались, пока за повозками не закроются ворота, и пошли обратно в свой блокгауз, чтобы продолжить вместе с бойцами подготовку к завтрашнему походу.
Когда опричники отъехали на некоторое расстояние от усадьбы, старший опричник, искоса поглядывая на следовавшую за ними телегу с бойцами, везущую тело, вполголоса, хотя их и так невозможно было расслышать со стороны из-за скрипа и грохота тележных колес, обратился к одному из своих товарищей:
– А ну-ка, толмач, спроси-ка у посла нашего дорогого, насладился ли он в полной мере созерцанием трупа врага своего заклятого?
Язык опричника изрядно заплетался: уж слишком забористое винцо было у того безутешного дружинника – недаром его так шатало, аж на ногах еле стоял! Толмач также не совсем внятно и с запинками перевел вопрос на английский. Тот, к кому был обращен вопрос, забормотал, как во сне, едва ворочая языком.
– Говорит, что выполнил он семейный долг, плюнул в рожу мертвого похитителя подлого земель и титулов ихних лордских, то бишь боярских, – после изрядной паузы объяснил толмач.
Беседа явно не клеилась, ибо собеседников все больше развозило на жаре. Когда небольшой кортеж достиг Малютиного двора, дружинники, сопровождавшие возок, по указанию поджидавшего их дворецкого сбросили тело возле входа в пыточное подземелье, тут же развернулись и укатили. Несколько опричников обступили труп, одетый в обычную серо-зеленую форму леших, и с нескрываемым любопытством и мстительным злорадством уставились на него. Мертвец был без берета, его рыжие волосы ярким пятном выделялись на темной земле. Из остановившегося рядом возка, пошатываясь, выбрались опричники, ездившие в Ропшину усадьбу, и также подошли к телу. Англичанин нетвердой рукой содрал фальшивую бороду, скинул шапку и парик из черных волос. Все присутствующие на несколько мгновений затихли, словно не веря своим глазам. Англичанин и лежавший на земле дружинник были похожи, как две капли воды.
– Да-а, – наконец протянул дворецкий, нарушив затянувшееся молчание. – Действительно, мать родная их бы не отличила. Недаром те олухи-дружинники и в кабаке, и в усадьбе князя Юрия, как бараны на заклание, на зов англичанина нашего спокойно шли да нам в руки попадали… Ай да Малюта! Ловко придумал, как поморов проклятых прищучить. Не только с десяток их мы положили при помощи дружка нашего англицкого, да еще и заставили тем самым своего же дружинника, ни в чем не повинного, казнить за предательство якобы! Так что уж отомстил ты, товарищ, так отомстил! Не только убил врага кровного семьи своей, за головой которого на Русь поехать и напросился, но и само имя его покрыл позором предательства во веки веков! Толмач, переведи!
Английский посол, двойник Желтка, бывший, как выяснилось, его близким родственником, лишившимся наследства и титулов из-за известных подвигов деда-лешего, бессмысленно улыбался и громко икал. Остальные прибывшие с ним опричники выглядели не намного лучше.
– Э-э, да вы, гляжу, уже победу-то нашу изрядно отпраздновать успели! Идите-ка, проспитесь, молодцы! И ты, лорд, иди почивать. Завтра с утра раннего тебе предстоит дело важное: завершить посольство исполнением долга перед королевой твоей и государем нашим и дар бесценный сопровождать. Вот тогда, по дороге через площадь, и полюбуешься еще раз на труп врага своего расчлененный, да голову его, на копье насаженную, чем сейчас палачи и займутся не спеша… Проводите гостя дорогого, а то, боюсь, сам он не дойдет. Наши-то, чай, во хмелю покрепче будут, а иноземцы эти совсем пить не умеют! – с чувством законной национальной гордости завершил свою речь дворецкий.
Солнце клонилось к закату. Маковки многочисленных церквей и теремов московских отбрасывали длинные тени, на пыльных улицах стало оживленнее, поскольку и трудовой люд, отработавший весь день с самой зорьки, и люд праздный, как следует отоспавшийся в самую жару, воспрянул духом и направился в свои избенки или кабаки для отдохновения и развлечения. На улочках, выходивших на площадь, где стоял Кривой кабак, также чувствовалась некая необычная суета. Сновали туда и сюда возки, шествовали вразвалочку группы добрых молодцев, от которых почему-то сторонились, вжимаясь в стены и заборы, простые прохожие. Меры безопасности вокруг кабака, и в обычное время гарантирующие полную уверенность и спокойствие находящимся внутри посетителям, были усилены: ряды оборванцев, сидящих на кабацкой площади, уплотнились почти вдвое. Те самые молодцы, от которых шарахались добропорядочные горожане, патрулировали площадь по периметру, проверяя ведущие на нее улицы. Все это свидетельствовало о некоем важном и чрезвычайном событии, проистекавшем в вышеупомянутом заведении общественного питания.
Большая сходка главарей московского разбойного люда действительно была событием экстраординарным, поскольку происходила не чаще одного-двух раз в год. Сам Хлопуня и некоторые его приближенные проникли в кабак через подземные ходы и тем же манером намеревались вернуться восвояси. Атаманы помельче и помоложе, пока не набравшиеся ума для того, чтобы не выставлять свою удаль и добычливость напоказ, прибыли в возках и даже каретах в сопровождении оравы телохранителей. Все возки загнали во внутренний дворик, а телохранители образовали еще одно кольцо оцепления непосредственно у стен кабака.
Хлопуня, восседавший во главе ломившегося от изысканных яств и золотой посуды стола, с гордостью и удовлетворением оглядывал сановников своей невидимой, но вполне реальной и могущественной империи. Он радовался тому обстоятельству, что никто из атаманов не посмел отклонить его приказ-приглашение явиться на сходку. Отсутствовал только новенький, Топорок, но Хлопуне уже успели доложить, что он, несмотря на запрет, полез все-таки ночью грабить дом Басмановых, но был то ли убит, то ли пленен. Вероятная гибель молодца не огорчила Хлопуню, поскольку ослушник и так был обречен на смерть. Возможность плена и допроса несколько тревожила верховного атамана, но, во-первых, он считал, что Топорок, заслуживший славу лихого, люто ненавидящего власти разбойника, вряд ли разговорится на допросе, во-вторых, Хлопуня был твердо уверен в неприступности своего Кривого кабака. Даже поморы с их огненным боем не смогут в мгновение ока преодолеть все заслоны и проникнуть в кабак, а тем более – непосредственно в палату, где заседали главари разбойников. При малейших признаках опасности Хлопуня со товарищи уже будет далеко, и дружинники или стражники останутся ни с чем. Кроме того, Хлопуня в точности знал, что поморы наконец-то столкнулись с большими трудностями, понесли потери и собираются назавтра сбежать из столицы. Он сам не далее как вчера посылал наиболее преданных, ловких и бесстрашных молодцев из личной охраны на подмогу опричникам, задумавшим и осуществившим какое-то хитрое убийство дружинников. Малюта, конечно же, не раскрыл атаману всех деталей, а просто поручил выманить поморов с окраинного рынка и провести в определенном порядке по кругу по окрестным закоулкам. Но зато сегодня через экстренного связного Малюта передал Хлопуне радостную весть, что ему удалось наконец-то заставить проклятых дружинников убраться обратно в северные леса.
Хлопуня гордился собой, своей тайной и явной властью, своим союзом с царскими вельможами, скрепленным кровью и золотом. Кого ему было бояться в этом мире? Каких-то жалких стражников, пытающихся выловить рядовых членов шаек и не знавших даже, что собственное начальство уже продало их самих с потрохами тем самым разбойникам, коих они наивно стремятся наказать? Боярских дружин, покорно и безропотно подставляющих шею под топоры его друзей-опричников? Или этих безмозглых поморов, хорошо умеющих биться грудь в грудь, но вряд ли соображающих хоть сколько-нибудь в хитроумных комбинациях, заговорах, подкупе нужных людей и прочих многочисленных коварных и подлых приемах, при помощи которых испокон веку лихие люди уходили и будут уходить от справедливого возмездия.
