Оскал дракона (ЛП) - Лоу Роберт (книги читать бесплатно без регистрации полные txt) 📗
Лев откатился в сторону и поднялся, встав на колено. Странно, но он смеялся, хотя по разбитому лицу текла кровь. Я заметил бегущего Финна с «Годи» в одной руке и римским гвоздем в другой.
— Никчемный кусок дерьма! — кричал Финн, скорее от отчаяния — он знал, что не успеет. Я тоже понимал это, наблюдая, как мой собственный меч по серебристой дуге опускается на меня большой волной. Я ощутил запах сухой травы и свежей земли, услышал смех Одина, хотя, скорее всего, это смеялся Лев. Лучше такая смерть, подумал я. Быстрее, чем от красной чумы, и я успел поблагодарить за это Всеотца.
Смех прозвучал снова, и волна серебристого клинка откатилась; рука Рандра дрогнула, потеряв силу, он больше не мог удерживать рукоять, клинок выскользнул и упал на истоптанную траву. Рандр еще стоял, чуть подергивая головой, словно бык, которому врезали по лбу камнем.
— Я... — начал он и потер запястье руки, в которой мгновением ранее держал меч.
— Чешется, — мягко произнес Лев, сплюнул и вытер кровь с разбитых губ. — Царапины глубокие.
Рандр Стерки кивнул. Он стоял, словно оглушенный жертвенный бык, ожидающий удара ножом, здоровый, мускулистый бык, который при жизни ел достаточно отрубей, он был силен, поэтому по-прежнему держал тяжелую голову прямо.
Добравшись до нас, Финн остановился, задыхаясь, ничего не понимая. Лев поднял руку, чтобы помешать ему ударить Рандра.
— Убью, — произнес Рандр слабым голосом, моргая. — Тебя. Всех.
— Я так не думаю, — спокойно ответит Лев.
Шатаясь, Рандр сделал шаг и рухнул ничком, прямо на меня, словно поваленный ветром огромный дуб, его голова ударилась о мои колени.
На несколько мгновений наступила тишина, затем во тьме замелькали фигуры. Вставшие рядом с ошеломленным Финном побратимы были вооружены и готовы к бою, их привел Оспак.
— Я думаю, будет лучше, — сказал Воронья Кость, — если кто-нибудь поможет мне поднять ярла Орма. Может, ты, Стирбьорн, с тебя начались все наши несчастья.
Стирбьорн облизал губы, оглядел всех и уставился на Воронью Кость. Он наверняка решил, что его собственная жизнь сейчас висит на волоске, а месть Вороньей Кости послужила причиной этой необъяснимой смерти. Он молча пялился на голого по пояс Рандра Стерки, лежащего без движения, его охватил ужас перед магией сейдра, словно жар от вспотевшего жеребца.
Но все обошлось без магии, и Воронья Кость это подтвердил.
— Тебе сопутствует удача в бою, ярл Орм, — сказал он, выступая из-за спины все еще сидящего на земле монаха, который ощупывал правой рукой челюсть, левая же его ладонь белым пауком лежала на колене. Воронья Кость поднял мой меч и вручил его сбитому с толку Финну, а потом печально посмотрел на меня.
— Ты должен был обратить внимание, когда я сказал тебе, что монах ест одной рукой, — добавил он.
Я заморгал как слепой заяц-беляк, наконец до меня дошел смысл его слов. Лев всегда ел только — правой рукой, как мусульманин, об этом и сказал тогда Воронья Кость. Вообще-то он все делал одной рукой. Я никогда не видел, чтобы он пользовался левой, за исключением случая, когда уцепился за Рандра. Мы впустую потратили время в поисках хитро спрятанных отравленных игл или кинжала в его одежде.
Монах пожал плечами и поднял левую ладонь — белого паука, я заметил длинные ногти на большом и указательном пальце, оба в зазубринах, они тускло мерцали под лунным светом.
— Я не знал, хватит ли яда, — сказал он, — я давно его не обновлял.
Яда оказалось достаточно, чтобы убить Рандра Стерки, подумал я, но не сумел вымолвить ни слова. Я видел мягкую улыбку Льва, его лицо расплылось перед моими глазами, будто он находится под водой. Тем временем с криками прибежали Бьяльфи и остальные.
— Ты сильный, — сказал мне Лев. Его фигура растворялась в тумане. — С помощью Господа и простых навыков мы скоро окажемся в безопасности в Константинополе.
— Да, — отозвался Финн, сжимая в ладонях рукояти обоих мечей и поглядывая на мертвое тело Рандра Стерки. — Ты безусловно спас нашего ярла, монах, — но, прости, я не пожму твою руку в качестве благодарности.
Гестеринг, разгар лета
Передо мной лежал камень. Старый и выщербленный, им довольно часто пользовались. Большой камень на вершине холма, плоский, с выдолбленной выемкой такого размера, чтобы поместить туда маленькое тельце. Это произошло здесь, именно здесь Один забрал жизнь, которую я ему пообещал. На камне уже ничего не осталось, птицы и лисы растащили останки.
Роды были долгие и тяжелые, рассказывала мне плачущая Ива. Мальчик появился на свет со слишком большой головой и короткими ногами, его маленькая грудь еле дышала, и Ива знала, все знали, что он калека, как снаружи, так и внутри.
Конечно, это была последняя беременность Торгунны, и она наверняка знала, что этот мокрый визжащий комочек останется ее единственным сыном, ведь неизвестно, вернется ли домой ее мужчина.
Но младенец выжил, и поэтому Торгунна сделала то, что сделала любая хорошая жена, когда на свет появляется неполноценный младенец. Она доковыляла вместе с ним до этого камня и совершила необходимый обряд, бережно завернув ребенка в шкуры, чтобы он попал в чертог к богам в сухости и тепле.
Она никогда не возвращалась сюда, как рассказала Тордис, даже после того как тяжело заболела и сама оказалась на грани жизни и смерти. Ни разу, повторяла она с горечью и упреком, все это время, пока меня не было.
Но, тем не менее, оставленный на камне младенец каждый день стоял перед глазами Торгунны, она видела только его, она все время смотрела в одну точку. Она оставила на том камне свою жизнь, все то, чем она была и чем будет, и Тордис долго, с трудом подбирая слова, рассказывала мне, как Торгунна ушла вслед за христианским священником, и теми, кто следовал за ним. На запад, сказала Тордис, в Ютландию, возможно даже в земли саксов или ещё дальше, потому что Белый Христос не обрекает младенцев-калек на смерть от холода, ветра и дождя.
Я почувствовал руку на плече и понял, что это Финн. Он смотрел на меня круглыми, как у собаки, глазами. Остальные побратимы тоже стояли неподалеку, они чувствовали себя неловко, словно смотрели на тяжелобольного, но ничем не могли ему помочь, только пробормотать слова сочувствия.
Я поднялся с колен и посмотрел в небо — в огромный, холодный, голубой глаз Одина, который наблюдает за всем, что я делаю, и сейчас он тоже разглядывал меня, как и когда определял цену моей жертвы. Для меня так и осталось загадкой, как я сумел справиться с красной чумой, получив на память лишь несколько оспин. У причала тяжело покачивался наш пузатый кнорр с потрепанной носовой фигурой сохатого, корабль был нагружен кувшинами оливкового масла и тюками шелка — благодарный Лев щедро нас вознаградил. Я выжил и преуспевал, и не мог понять, почему Один пощадил меня и взял жизнь маленького Колля.
Ива позвала своего сына, и я обернулся, зная, что я сейчас вижу.
Ее беловолосый и белокожий Кормак сновал туда-сюда по мелководью, поднимая брызги. Он смеялся, его волосы были цвета морской пены, он вызвал смятение во взгляде ярла Бранда, после того как я рассказал, что его сын мертв.
Бранд сильно изменился, горе и недуг буквально скрутили и высушили его: мышцы ссохлись, лишний вес сгорел в лихорадке, последовавшей за ранением, колени и локти казались большими и узловатыми, словно наросты на дубе, одна сторона лица была изуродована страшными шрамами. Я рассказал ему о смерти сына, моего фостри, я отправил его к Одину с мечом в руках. А еще сказал, что Стирбьорн, его враг, все еще жив.
Он ничего не ответил, но я понял, что он больше не приедет ко мне в Гестеринг погостить и наша дружба закончилась. Вскоре он попросил прислать ему маленького Кормака и его мать, и я не смогу ему отказать. Вскоре он найдет способ отнять у меня Гестеринг.
Одноглазый был холоден и жесток, как волчья стая, впрочем, как и всегда. Он взял обещанную жизнь одним ударом своего копья, Гунгнира. Черноглазая, Торгунна, мой сын, Гестеринг, и все, что было мне дорого, превратилось в пепел, так что теперь у меня ничего не осталось в этом мире, кроме Обетного Братства и «Сохатого».
