Воевода Дикого поля - Агалаков Дмитрий Валентинович (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
В первые дни июня Засекин приказал снарядить два струга и отправился со стрельцами Крутобокова и казаками, лучше других знавшими ту сторону Волги, на ее правый берег. Они высадились у скалистого подножия Девьих гор, оставили треть бойцов сторожить лодки, а сами пошли вдоль берега по мокрому песку и камням.
– Перемахнем? – кивнул на горы Савелий.
– Можно и перемахнуть, – согласился Григорий Осипович. – Надеюсь, здесь ногайцев нет. Они степь любят, простор, а на этом берегу – сплошь стены из леса. А что за ногаец без коня? Получеловек. Не их земля! Только вот чья же?..
– Зверей неведомых, – ответил ординарец Мишка, высоко задрав голову и оглядывая скалы. – Да людишек о двух головах, – кивнул уверенно. – Я слышал, есть такие на севере, за Каменным поясом. Вот и тут могут быть!
– О двух головах или нет, не знаю, – придерживая саблю, заметил Савелий Крутобоков, – но тут зато ото всех спрятаться можно – никто не сыщет! Я не удивлюсь, если в этих горах беглые обретаются, свое государство уже завели, а, Григорий Осипович?
– Все может быть, – задумчиво ответил князь.
Они проходили мимо одной из круч, когда Засекин увидел вдруг легкий дымок, поднимавшийся над лесистой скалой.
– А ну-ка, поглядите-ка на ту вершину! Вон там, – ткнул он пальцем, – видите?
– Неужто костер? – изумился Крутобоков.
– Точно, костер, – кивнул Мишка. – Вот бы добраться туда!
– А стоит ли? – засомневался Савелий, внимательно посмотрев на князя.
– Кто ж знает, – пожал тот плечами. – Митрополит Алексий узнал, как это место называется, и то хорошо. Так может, теперь и мы что-нибудь разузнаем. Тропку бы вот только отыскать…
Тропку они нашли и гуськом, озираясь по сторонам, двинулись в гору. Густой весенний лес тотчас поглотил их, вобрал в себя, окутал пряным запахом хвои.
Через полчаса, дав веткам изрядно исхлестать себя, они выбрались на поляну перед пещерой. Крутобоков тихонько потащил из ножен саблю, но Засекин остановил его.
На бревне, перед костерком, спиной к ним сидел человек в рубище. Длинные седые волосы лежали на плечах.
– Голова вроде одна, – пробормотал Мишка. – Да не тот ли это пустынник, о котором нам Феофан говаривал?! – тихонько спросил он. – Сколько ж лет ему?!
– Глупый ты! – раздвигая ветви, ухнул на него Крутобоков. – Не живут столько! Другой это. Не одному митрополиту Алексию на пустынников везет – и нам кое-что перепало!
– Тише вы, – раздраженно одернул его Засекин. – Ухаешь ночной птицей: напугаешь человека! Вон, – кивнул он на зеленые кроны деревьев. – Птаха даже примолкла!
И впрямь: пернатая певунья только что затихла, затаилась.
Один за другим вышли они на зеленую поляну перед скалой.
– Кто вы, добрые люди? – не оборачиваясь, спросил незнакомец.
Стрельцы и казаки переглянулись.
– Царевы слуги, – ответил Засекин.
Незваные гости обошли костер и тотчас неприятно поежились: перед ними сидел высохший, страшный человек – изломанные руки, изуродованное лицо.
– Ты кто? – спросил князь.
Седой человек поднял на него единственный зрячий глаз.
– Пустынник я, – произнес тот глухо. – Живу себе здесь в мире и покое, как у Господа на ладони. Разве плохо?
– А чем питаешься? – спросил Крутобоков, всматриваясь в его лицо.
– Кореньями, – ответил тот. – Человеку немного надо.
– Голос у тебя странный, – заметил князь.
– Обычный…
– Да нет – точно слышал я его раньше…
– Мало ли голосов на свете, – усмехнулся пустынник. – Не счесть!
– Это верно, – согласился Засекин.
– А кто поработал так над тобой? – не унимался стрелецкий сотник. – Кто изуродовал тебя? Медведь, что ли? – допытывался он.
– Волки, – отозвался пустынник.
– А как в миру-то звали тебя? – не отставал Крутобоков.
– Не помню, – просто ответил тот. – Как волки порвали меня, так и позабыл всё…
Савелий Крутобоков покачал головой:
– Да-а, говорить с тобой – одно удовольствие: много чего узнаешь. Рыба, и та разговорчивее!
– А я у гор учусь, – промолвил пустынник. – У лесов да у Волги. Спроси у них, послушай, что ответят…
Сотник погрозил ему пальцем:
– Ты бы язык не распускал шибко! Сказано тебе: мы – царевы слуги. Князь перед тобой, – указал он широкой пятерней на предводителя отряда. – А потому говорить с уважением должен, понял? Даже если блаженный. Кто в этих горах живет?
– Звери, птицы, ветер, да я, – ответил пустынник. – Никого боле.
– Издеваешься, – покачал головой сотник. – Зря!
– Оставь его, – оборвал гиганта Григорий Засекин. – Живет человек в своей пещере и пусть живет. Что он может знать о мире, коротая дни в этих диких горах?
– А еще эхо тут живет, – проговорил пустынник. – Как я сразу-то позабыл?
– Идем назад, – приказал князь, – хочу вон с той горы на Волгу поглядеть: когда еще на такой вершине окажемся?! Вперед идите…
Княжеская свита послушно двинулась туда, куда указал перстом их предводитель, но сам князь точно ждал чего-то. И когда он остался на тропе один, вглядываясь в изуродованное лицо собеседника, спросил:
– Так как же все-таки звали тебя в миру?
– Камень – имя мое, – не отпуская его взглядом, ответил пустынник.
– Камень, говоришь? Да ты и впрямь остер на язык…
– А тебя как зовут, служилый человек?
Григорий назвал свои имя и воинский чин.
– И зачем ты здесь, князь? – вопросил пустынник.
Засекин усмехнулся:
– Крепость тут ставим – Москва вширь идет. Так что гостей у тебя скоро прибудет! А впрочем, прощай!..
– Уже и сюда царь кровавый добрался, – неожиданно услышал он за своей спиной. – Мало ему своих земель! Всё ему мало!
Засекин обернулся:
– Что ты сказал?
– А ты, Гришка, все у него на побегушках? – продолжал пустынник. – Все мечом машешь во славу дракона?!
– Кто ты? – воскликнул Засекин. – Кто?!
Правый глаз искалеченного человека так и сверлил его:
– Что, не узнал?
– Не верю, – подступая, Засекин вглядывался в изрезанное шрамами лицо, в спекшиеся веки пустой левой глазницы. – Ведьмак ты, и мысли мои просто читаешь. Не верю…
– Твое дело, – ровно промолвил тот.
– Господи, – пробормотал Григорий. – Камень – Симон – Петр…
– Видишь, как все просто…
Князь опустился на колени, взял в руки лицо пустынника, приблизил к себе. А тот уже плакал: слезы так и катились по его иссеченному лицу из единственного целого глаза. Засекин перехватил его руки: те были изломанные, страшные, точно сухие ветки. Григорий поднял пустынника за локти, обнял его:
– Петька, Петруха…
– Тише, медведь, задавишь, – бормотал, плача, тот. – Задавишь… У меня былой силы-то нет теперь, вся вышла…
Засекин отстранился, вновь поглядел в лицо друга, сам заплакал. Вновь прижал к себе, но уже легче:
– Жив, жив!..
– Как видишь, Гриша. Верно в Писании сказано: дороги Господа нашего неисповедимы…
Григорий оглянулся на шум веток, быстро встал с колен, крикнул ординарцу:
– Оставь нас! Ждите меня! Ждите! Сам подойду!
Понимающе кивнув, придерживая саблю, Мишка быстро ретировался.
– А ведь я был потом там, у дома Курлятевых, – зачастил Засекин. – Утром приехал, мне очевидцы всё рассказали, заверили: убили тебя. Собаки, мол, по кускам разнесли. Не хотел верить, да пришлось. Так я твоим и отписал! Чарку горькую выпил за помин души твоей и – на войну!
Он присел рядом с Петром Бортниковым, долго смотрел в его неузнаваемое лицо, пытаясь разглядеть в нем того отчаянного молодого воина, который был когда-то самым близким его другом.
– А что Степка Василевский? – спросил Петр. – Опричный наш…
– Степка… – с горькой усмешкой повторил князь. – Знатная выпала ему жизнь!..
И он наскоро рассказал пустыннику о Степане Василевском, о Маше Воротынской, о кровавом царе, которого не было более. Только о том, как приняла смерть Людмила Курлятева, говорить не стал. Хотя и слышал о том, довелось…
– А теперь собирай пожитки, – договорив, скомандовал Григорий, – со мной поедешь! О скольком еще надо поговорить! Расскажу, как был воеводой Алатырским, как ставил Санчурск и Уфу. О стольком поведаю – едем же!
