Секира и меч - Зайцев Сергей Михайлович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
Старик оживился:
— Мы не знаем, как тебя зовут, герой.
— Глеб.
Старик почесал щеку:
— Кажется, это не латинское имя. Откуда ты?
Глеб назвал свою страну.
Захария покачал головой:
— Это очень далеко. Это дальше Алании, дальше Скифии. Где-то там, на твоей родине, рождается ветер Борей. Я об этом читал в греческих книгах. А еще дальше — страна вечного мрака…
Рахиль испуганно округлила глаза:
— Оттуда этот человек?
— Да, почти оттуда, — кивнул старик.
Рахиль покачала головой:
— Теперь мне понятно, почему он так бел. У них никогда не бывает солнца.
Захария сказал ей:
— А теперь приподними его плечо. Я ощупаю рану.
Рахиль сделала, как велел старик. Захария осторожно сунул под поясницу Глеба руку и, ощупывая легонько края раны, задумался. Потом сказал:
— Отек уменьшается. Скоро может наступить улучшение. Но если оно не наступит через три дня, оно не наступит никогда. Это будет значить, что поврежден позвоночник.
Старик достал из-за пазухи рожок, откупорил его и высыпал в чашу какой-то порошок. Потом залил порошок кипятком, передал чашу Рахили:
— Пусть он выпьет это. И не тревожь его разговорами. Он должен уснуть.
Рахиль, приподняв Глебу голову, дала ему выпить лекарство. И через какое-то время он почувствовал, будто тепло, будто сама жизнь разливается по его телу. Словно он выпил хорошего вина. Глебу стало легко и отчего-то приятно. Потянуло в сон. Закрывая глаза, Глеб слышал, как уходил старик. А еще он слышал, как рядом плакала женщина…
…Глеб проснулся от яркого света. Глеб повернул голову. Солнечный луч, проникая в узкое оконце в глинобитной стене, падал в угол, в котором стояли большие глиняные горшки. От горшков едва слышно пахло кислым молоком.
Глеб осмотрелся. Помещение, в коем он находился, было довольно просторное. У дальней стены располагался очаг с дымоходом. За очагом, под самым потолком — еще одно ложе, значительно шире того, на котором лежал Глеб. Несколько деревянных сундуков вдоль стен. А в стенах — множество углублений-полочек со всякой утварью. По углам — светильники. Пол земляной со ступенями, укрепленными камнем. Это жилище, видно, было полуземлянкой.
Снаружи блеяли овцы, кричали ослы.
Отворив ветхую дощатую дверь, вошла Рахиль. Увидев, что Глеб проснулся, она принесла к нему чашу с молоком и напоила. И даже приободрила:
— Старик сказал: все будет хорошо.
— Он опять приходил?
— Да. Он погнал овец на пастбище, — Рахиль на минуту задумалась, потом спросила: — Можно я буду называть тебя Самсоном? Мне непривычно звучание твоего имени.
— Почему Самсоном?
— Тебя все так называют в селении.
— Разве тут целое селение?
— Да. В горах. Правда, не очень большое.
Глеб был не против, чтобы его называли Самсоном. И сказал об этом. Но потом опять спросил, почему его называют именно Самсоном.
Рахиль ответила:
— Ты поступил, как Самсон.
Глеб удивился:
— Я знал в Константинополе Самсона. Он был булочник.
Рахиль едва-едва улыбнулась:
— Я говорю о другом Самсоне. О герое.
— Разве булочник не может быть героем?
— Может, конечно, — не могла не согласиться Рахиль. — Но тот Самсон, сын Маноя, был настоящее солнце…
И Рахиль рассказала Глебу легенду о том, как богатырь Самсон наказал коварных филистимлян, обрушив на них храм. Он погиб и сам в развалинах храма, но с Самсоном вместе погибло столько врагов, сколько он, непобедимый воин, не убил за всю свою жизнь.
Потом Рахиль спросила:
— Откуда ты знаешь наш язык?
— Там, в Константинополе… Меня научила одна женщина.
Рахиль посмотрела на него внимательно:
— Она была молодая?
— Старая, — Глеб улыбнулся.
Рахиль сказала:
— Это странно, что ты так усердно учился у старой женщины…
— Что же тут странного! Были долгие зимние вечера.
Под вечер этого дня Глеб вдруг начал чувствовать боль.
И Рахиль сказала:
— Думаю, это хороший знак. Нам будет, чем похвастать старику.
Когда солнце почти уж совсем село, со двора опять донеслось блеяние овец. Это Захария пригнал отары. Он и сам скоро вошел в дом.
Рахиль сказала ему:
— Радуйся, дедушка! Ты был прав. Наш Самсон сегодня почувствовал боль.
Захария, улыбаясь, подошел к Глебу и велел ему подвигать рукой. Но у Глеба ничего не получилось.
Старик сказал:
— Забудь, юноша, печаль! Вслед за болью придет исцеление…
И он, попросив Рахиль ему помочь, перевернул Глеба на бок. Осмотрел рану на пояснице.
Ощупывая края раны пальцами, старик приговаривал:
— Мне удается врачевать овец, ослов и лошадей. Почему же не удастся исцелить человека?
— Конечно, дедушка! — поддакивала Рахиль. — Разница небольшая.
Захария подвинул поближе к себе светильник и прокалил на огне острие ножа.
И сказал:
— Я чувствую уплотнение. Оно и мешает тебе, герой. Я разрежу его. И посмотрим, что из этого выйдет. Не бойся.
— Не боюсь, — сказал Глеб и стиснул зубы.
Старик ткнул в какое-то место ножом, и Глеб почувствовал, как по пояснице потекло что-то горячее.
— Это старая мертвая кровь, — объявил Захария. — Ее много здесь собралось после удара, и она сдавливала тебе спинной мозг. Все будет хорошо, Самсон.
Глеб улыбнулся и простонал:
— Я и сам это чувствую, — и тут он приподнял руку и погладил Захарию по плечу. — Ты великий целитель, дедушка!
Старик засмеялся:
— О нет! Я простой пастух! Вот если б ты видел, что творит Илия в Газе!.. Вот это лекарь!
Рахиль радовалась за Глеба:
— Дедушка! Ты видишь? Он гладит тебя рукой…
— Вижу, вижу, овечка! Не волнуйся! Твой герой еще совершит немало подвигов. Я знаю это.
— Откуда ты знаешь? — удивилась Рахиль. — Ты прочитал об этом в книгах, когда пас овец?
— Нет, я вижу! У него незапятнанное сердце. Меня удивляет, почему этого не видишь ты…
Они наложили на рану тугую повязку и осторожно положили Глеба навзничь. У Глеба был мокрый лоб, и Рахиль промокнула его тряпицей. Глеб удержал ее рукой за плечо и благодарно поцеловал ей нежный локоть.
Старик сделал вид, что этого не заметил.
— Пошевели-ка, юноша, ногой.
Глеб пошевелил.
— А теперь другой пошевели.
Глеб пошевелил и другой ногой.
Захария довольно засмеялся:
— Через день-два ты уже будешь сидеть. А еще через неделю я возьму тебя с собой пасти овец. Ты видел когда-нибудь курдючных овец?.. Я тебе покажу…
Старик ушел, а Рахиль еще долго крутила жернова мельницы. Под звук жерновов Глеб и заснул…
А ночью в темноте проснулся: у себя на ложе, за очагом, плакала Рахиль.
Глеб сказал:
— He плачь. Зачем лить слезы, если ничего уже не переменишь?..
Она, и правда, скоро перестала плакать. И вдруг пришла к Глебу. Он увидел ее в полумраке жилища. Ночь на дворе была светла, и свет падал в окно.
Рахиль была в некоей светлой неподпоясанной рубахе, с распущенными по плечам волосами. Она была хороша, как ангел.
Все еще всхлипывая, Рахиль тихонько легла рядом с Глебом и положила голову ему на грудь. Он почувствовал приятный запах ее волос и закрыл глаза.
Она сказала:
— Я не могу не плакать. Днем еще как-то креплюсь, а ночью… все наваливается на меня…
— Все пройдет, — сказал Глеб слова, которым и сам не очень-то верил.
Рахиль опять заплакала:
— Я сегодня перебирала белье в сундуке и нашла пеленки. Они все еще хранят запах моего малыша. А его уж нет… И подушка, на которой я его убаюкивала, пахнет им… Я зарываюсь лбом в эти старые пелена и вдыхаю родной запах, я обнимаю подушку и целую ее, а ребеночек мой… уже в склепе… О, я не выдержу этого!..
— Все пройдет…
А она все шептала:
— Если б не ты, и меня бы не было. И вот я думаю: может, это было бы хорошо, чтоб меня не было. Зачем мучиться? Лучше было б мне тогда умереть.
Глеб погладил ей волосы:
— В любом случае лучше жить. А ты еще совсем молода. Ты родишь другого ребенка.
