Собрание сочиненийв 10 томах. Том 2 - Хаггард Генри Райдер (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Это доверие сильно восстановило против нас всех жрецов.
Кроме того, Наста сумел настроить против нас некоторых сановников, неприязнь которых готова была разгореться опасным пламенем. Наста много лет считался кандидатом на руку Нилепты, и хотя шансов у него было мало, но все же он не отчаивался.
С нашим появлением все изменилось. Нилепта перестала улыбаться ему, и он скоро отгадал причину. Обозленный и возмущенный, он обратил все свое внимание на Зорайю, но решил, что легче взобраться на отвесный склон горы, чем заслужить благосклонность мрачной красавицы.
Две-три ядовитых насмешки над его ветренностью, и Зорайя окончательно отвернулась от него. Тогда Наста вспомнил о тридцати тысячах диких, вооруженных мечами людей, которые по его приказанию готовы пройти через северные горы и, без сомнения, с удовольствием, украсят ворота Милозиса нашими головами. Но сначала он пожелал еще раз просить руки Нилепты — перед всем двором, после торжественной ежегодной церемонии провозглашения законов, изданных королевами в течение года.
Нилепта узнала это и отнеслась довольно небрежно, но за ужином накануне церемонии дрожащим голосом сообщила нам об этом.
Сэр Генри закусил губу и насколько мог старался подавить свое волнение.
— Какой ответ будет угодно королеве дать великому Насте? — спросил я шутя.
— Какой ответ? — ответила Нилепта, грациозно пожав плечами.
— О Макумазан! — Она заимствовала у старого зулуса наши имена.
— Я сама не знаю, что делать бедной женщине, когда жених грозит мечом завоевать ее любовь! — Из-под своих длинных ресниц она бросила быстрый взгляд на Куртиса. Затем мы встали из-за стола и перешли в другую комнату.
— Квотермейн, одно слово! — сказал сэр Генри. — Послушайте! Я никогда не говорил об этом, но вы, наверное, догадались. Я люблю Нилепту. Что мне делать?
К счастью, я раньше более или менее задумывался над этим вопросом и был готов дать нужный ответ.
— Вы, Куртис, должны поговорить с Нилептой сегодня ночью! — сказал я. — Подойдите к ней и шепните, что просите прийти в полночь к статуе Радемеса, в конце большого зала. Я буду сторожить. Теперь или никогда, Куртис!
Когда мы вошли в комнату, Нилепта сидела, сложив руки, с выражением печали на милом лице. Несколько в стороне от нее Зорайя и Гуд тихо разговаривали между собой.
Было поздно. Я знал, что скоро, согласно своей привычке, королевы уйдут к себе, а сэру Генри не удавалось сказать Нилепте ни одного слова. Хотя мы часто видели царственных сестер, но они постоянно были вместе. Я ломал голову, придумывая, что бы сделать, Как вдруг меня осенила блестящая мысль.
— Угодно ли будет королеве, — сказал я, низко склонившись перед Зорайей, — что-нибудь спеть нам? Наши сердца жаждут послушать твое пение! Спой нам, Царица Ночи! — (Царицей Ночи прозвал Зорайю народ).
— Мои песни, Макумазан, не облегчат сердца! — ответила Зорайя. — Но если ты хочешь, я буду петь!
Она встала, подошла к столу, на котором лежал инструмент, что-то вроде лютни, и взяла несколько аккордов. Вдруг, словно из горла птицы, полились звуки ее глубокого голоса, полные дикой нежности, страсти и печали, с таким тоскливым припевом, что кровь застыла в моих жилах. Серебристые ноты лились и таяли вдали и снова нарастали и оживали, тоскуя мировой печалью, оплакивая потерянное счастье. Это было чудное пение; хотя мне некогда было слушать его, я все-таки запомнил слова и перевел их, насколько можно перевести эту своеобразную песню.
Песня Зорайи
Горемычная птица, потерявшая дорогу во мраке,
Рука, бессильно поднятая перед лицом смерти.
Такова жизнь! Жизнь, страстью ее дышит моя песня!
Песнь соловья, звучащая несказанной нежностью,
Дух, перед которым открыты небесные ворота,
Такова любовь! Любовь, которая умрет, если ее крылья разбиты!
Грозны шаги легионов, когда звуки труб сзывают их,
Гнев бога бури, когда молнии бороздят мрачное небо,
Такова власть! Власть, которая в конце концов обращается в прах!
Жизнь коротка! Она скоро пройдет и покинет нас!
Горькое заблуждение, сон, от которого мы не сможем проснуться,
Пока тихо крадется смерть и застигнет нас утром или ночью!
Припев
Ах, мир так прекрасен на заре, на заре, на заре!…
Но красное солнце утопает в крови… утопает в крови!
— Скорее, Куртис! — прошептал я, когда Зорайя начала второй куплет.
— Нилепта, — произнес сэр Генри (мои нервы были так возбуждены, что я слышал каждое слово), — я должен поговорить с вами сегодня ночью. Не откажите мне, прошу вас!
— Как я могу говорить с тобой? — отвечала она, смотря на него. — Королевы не свободны, как обыкновенные люди! Я окружена, за мной наблюдают!
— Выслушайте меня, Нилепта! В полночь я буду в большом зале, у статуи Радемеса, у меня есть пропуск! Макумазан и зулус будут сторожить. О, приди, моя королева, не откажи мне!
— Не знаю, — пробормотала она, — завтра…
Музыка кончилась, и Зорайя повернула голову.
— Я приду! — быстро сказала Нилепта. — Ради спасения жизни твоей, смотри, не обмани меня!
XVI. У статуи Радемеса
Была ночь. Глубокая тишина царила над городом. Тайком, словно злоумышленники, сэр Генри, Умслопогас и я пробирались ко входу в тронный зал. Часовой загородил нам дорогу. Я показал ему пропуск. Воин опустил копье и пропустил нас.
Так как мы числись начальниками королевских телохранителей, то имели право свободного входа и выхода. Благополучно достигли мы зала. В нем было пусто и тихо, и звук наших шагов разбудил эхо уснувших стен. Словно призраки умерших, скользили мы по огромному залу. Меня подавляла эта мертвящая тишина. Через высокие отверстия в стене светили лучи полного месяца и ложились причудливыми узорами на черный мрамор пола. Серебристый луч упал на статую спящего Радемеса и на склоненного над ним ангела, озарив прекрасные черты его мраморного лица. Мы остановились у статуи и стали ждать. Сэр Генри и я стояли вместе, Умслопогас — в нескольких шагах от нас, в темноте, так что я мог различить только очертания его фигуры, опиравшейся на топор.
Мы ждали так долго, что я задремал и проснулся от звука, доносившегося откуда-то издалека, словно статуи, стоявшие вдоль стены, начали шептаться между собой. Это был шелест женской одежды, который все приближался. Мы могли видеть человеческую фигуру, крадущуюся в лучах месяца, слышали мягкий звук сандалий. Черный силуэт зулуса поднял руку кверху в знак приветствия, и Нилепта очутилась перед нами.
Как прекрасна она была, озаренная лучами месяца! Рука ее была прижата к сердцу, и белая грудь тяжело дышала. На голову ее был наброшен вышитый шарф, скрывавший ее прелестное лицо. Как известно, красота становится еще обаятельнее, если она наполовину скрыта! Она стояла в нерешительности, кроткая и тихая, и скорее походила на ангела, чем на живую любящую женщину! Мы низко поклонились перед ней.
— Я пришла, — прошептала она, — но это большой риск! Вы знаете, как меня стерегут! Жрецы следят за мной, Зорайя следит за мной своими большими глазами. Даже моя стража шпионит за мной. Наста также сторожит меня! Пусть сторожит, пусть! — она топнула ногой. — Пусть! Я — женщина и сумею провести его. Да, я — королева и могу отомстить за себя! Пусть следит! Вместо того, чтобы отдать ему мою руку, я возьму его голову! — она закончила свою речь легким Рыданием, потом очаровательно улыбнулась нам и засмеялась.
— Ты велел мне придти сюда, мой лорд Инкубу, — (Куртис научил ее называть его так). — Вероятно, у тебя какое-нибудь государственное дело, я знаю, у тебя в голове великие идеи и планы на благо моего народа. Как королева, я должна была прийти к тебе, хотя боюсь темноты! — Она снова засмеялась и бросила кокетливый взгляд на сэра Генри.