Камеристка - Вайганд Карла (бесплатные книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Несмотря на это, именно самые бедные продолжали рожать детей. Почти каждая нищенка или поденщица в детородном возрасте брела по улочкам, выпятив бесформенный живот.
— Нужда и безнадега заставляют мужчин и женщин встречаться по ночам, чтобы хоть ненадолго согреться и обрести немного утешения и удовольствия, — объяснила этот феномен мадам Франсина, — а высокородные дамы стараются не производить детей в этот жестокий мир.
Законодательное собрание, как теперь называло себя Национальное собрание, собиралось очень строго действовать в отношении беженцев. У них будто бы конфискуют все имущество во Франции. Тех священников, которые еще не принесли присягу буржуазной конституции, хотели вынудить к этому, задерживая им выплаты. И новое правительство, конечно, выдвинуло и другие претензии королю.
— Теперь же к нему следует обращаться не «сир» и не «величество», а в его присутствии вставать и мужчинам снимать головной убор, — возмущенно сообщила нам мадам Франсина.
И это Людовик принял не сопротивляясь. Большую часть времени он проводил в своих покоях, спал и размышлял. Как писали в газетах, королю оставили исполнительную власть.
Кроме того, он обладал (на бумаге) правом налагать вето на все законы правительства. Вообще, теоретически у него было много прав. Самые важные я еще помню, а мой дневник поможет мне изложить их.
«Личность короля священна и неприкосновенна». Какая насмешка, когда каждый бродяга мог безнаказанно плюнуть монарху в лицо — как уже и случилось, — и даже шляпу перед ним снимать было нельзя.
«Закон не может преследовать короля ни за какие действия». Вскоре это уже не интересовало ни одного судью.
«Королю полагается избранная им самим лейб-гвардия из тысячи восьмисот человек». Где же они были во время его побега?
«Один король имеет право назначать и увольнять министров». Кого это хоть на йоту волновало?
«Король обладает правом налагать вето на все законы за исключением тех, которые касаются финансов». Что сталось с этим правом вето?
«Король — главный в правительстве». Этим ему передавалось право на поддержание общественного спокойствия и порядка. Смешно, если вспомнить, что монарх даже не мог решать, где ему праздновать Пасху.
Что из этого теперь, зимой с 1791 на 1792 год, сохранило силу?
— Людовик Шестнадцатый — заключенный, который даже не может свободно выбирать себе место пребывания, — ворчала мадам Кампан. — Да, заключенный, к тому же вынужденный выпрашивать помощь за границей и испытывающий страх за свою жизнь и жизнь своих близких.
«Постепенно король теряет всякую надежду. Сколько бы он ни пытался настоять на своем, его ждет неудача. Чем больше сокращается власть монарха, тем больше становится представительство народа», — так метко писал об этом «Друг народа».
Филипп де Токвиль полагал, что собственно причиной для ослабления власти короля было отсутствие социальной связи.
— Как бы плохо ни было организовано государство и как бы ни ворчало недовольное население о сильном давлении, пока король имеет авторитет, государство функционирует. Если авторитета нет, распадаются все связи, которые держат общество.
Это было сформулировано так хорошо, что даже я смогла понять.
Но маркиз добавил еще кое-что для ясности:
— Лучший пример тому — недавние крестьянские восстания. Теперь они хотя и закончились, но крестьяне вышли победителями: они не платят издавна существующую барщину, подати и десятину. Их землевладелец — которого они таковым не признают — может бушевать и причитать сколько хочет. Но последствия почувствуем мы все: отвратительные спекулянты властвуют на рынке зерна. В городах недостаток продовольствия, и каждая маленькая община хозяйничает по своему усмотрению. Это очень походит на свободу, но из-за недостатка координации действий все это хаос.
Больше всего это коснулось тех, кто работал, создавая роскошь для аристократов. Они потянули вниз за собой другие сферы производства отрасли, так что число безработных постоянно росло. Огромные суммы денег, драгоценности и другие ценные вещи нашли свой путь за границу и в государственную казну налоги едва поступали. Огромная брешь государственной казне послужила спусковым крючком для революции.
— Так постепенно реакционеры проникли в высшую администрацию, стараясь снова воскресить старый режим, — недовольно говорил папаша Сигонье во время одной из наших встреч, которые опять стали регулярными. — Но нижний уровень администрации с ними не сотрудничает, а упрямо им противится. Так что в стропилах только сильно трещит, а мы в результате имеем затишье.
Глава девяносто третья
Поскольку так много аристократов отправились в изгнание, то оставалось все меньше офицеров, на которых король мог бы положиться. Многих простых солдат революция увлекла, и регулярные войска братались с Национальной гвардией.
Перед смертью граф Мирабо еще хотел уговорить короля довольствоваться постом конституционного монарха.
— Только так вы сможете предотвратить стремление экстремистов приобрести сторонников, сир, — убеждал короля граф. — Национальное собрание, конечно, можно будет уговорить пойти на компромисс.
Но Людовик охотнее слушал тех, кто был сторонником устаревших привилегий.
— Только при постоянном и несгибаемом давлении их можно измотать и вынудить капитулировать! — кричал Жорж Дантон под оглушительные аплодисменты на одном из заседаний Национального собрания. Период с 1789 по 1791 год был отмечен продолжающейся борьбой за власть между королем и народом.
— Временами они заключают перемирие, но всегда только тогда, когда оба противника видят в этом преимущество для себя. Прежде всего когда речь идет о том, чтобы сдержать окончательно потерявших совесть плебеев. — Мадам Франсина была не единственная, кто разглядел эту точку зрения.
Людовик шел, как по канату, от капитуляции к капитуляции. Всегда он оказывался тем, кто вынужден уступать, даже если у него в распоряжении были более сильные аргументы. После каждого из этих поражений короля вынуждали торжественно признавать идеи революции. По собственному высказыванию, Людовик приносил каждую из этих вынужденных клятв, сохраняя в душе за собой право нарушить обет при первой же возможности.
По стране прокатилась новая волна эмиграции, несмотря на грозящие санкции, и королева все снова и снова спрашивала мадам дю Плесси:
— Когда вы нас бросите? — и грустно добавляла: — Я почти склоняюсь к тому, что пойму вас, в случае если вы нас все-таки оставите. Но наш маленький сын очень огорчился бы. Дофин любит вас всем сердцем, мадам.
Моя госпожа каждый раз заверяла:
— Я вас никогда не покину, ваше величество. Это относится и к моим слугам, которыми вы можете располагать в любое время, мадам.
В моей лояльности Мария-Антуанетта могла не сомневаться.
— Со временем, моя дорогая, ты стала очень хладнокровной и умной, — улыбнулась мадам Франсина. — И я не посоветую никому вступать с тобой в схватку.
К демуазель Мари Мальро, второй камеристке графини дю Плесси и фанатичной стороннице революции, я придиралась так безжалостно, что барышня не выдержала и по собственной воле оставила службу. Уволить ее графиня не отваживалась.
По улицам Парижа я ходила с кинжалом. Так как было принято, что нижние слои населения показывались в общественных местах только с оружием, то я и не привлекала внимания. К сожалению, я не могла пользоваться дубинкой в коридорах дворца Тюильри.
Жюльен, мой любимый, постоянно напоминал мне, чтобы я всегда носила в складках юбок хорошо заточенный клинок. Ночью он теперь обычно лежал у меня под подушкой.
И из членов Национального собрания примерно четверть потребовали свои паспорта, чтобы отправиться в эмиграцию. Их отпустили. Их уход означал избавление от «реакционеров».
