Кровавые вороны Рима - Скэрроу Саймон (книга жизни .txt) 📗
Преодолевая горечь поражения, он собрался с силами и крикнул:
– Отступаем! Отступаем!
Подняв щит, он начал осторожно, шаг за шагом, пятиться назад. Наемники сомкнули строй и пошли в ногу с командиром. Силуры следовали за ними по пятам. Гигант, возглавлявший атаку, крушил всех, кто попадался на пути. Катон понимал, что надо срочно ему помешать, пока еще боевой дух остатка центурии не сломлен окончательно. Он отдал приказ остановиться и стал ждать, когда молот снова взметнется в воздух для удара сверху. Когда нужный момент настал, Катон ринулся вперед, нацелив удар щита в лицо великана. Послышался тихий треск сломанного носа, и Катон, взмахнув мечом по короткой дуге вокруг щита, вонзил его силуру в подмышечную впадину. Удар получился недостаточно сильным, и ребра остались целыми. Клинок лишь нанес неглубокую поверхностную рану на покрытом татуировками теле. Добивать силура Катон не стал, так как надо было, не теряя времени, отвести центурию назад. По лицу гиганта струилась кровь, силур, спотыкаясь, попятился, не в силах оправиться от потрясения.
Неудача предводителя не на шутку встревожила его товарищей, и они отступили от «черепахи». Этого оказалось достаточно, чтобы между двумя сторонами открылась брешь. На земле осталось лежать куда больше силуров, чем римлян, а стена щитов и смертоносные острия клинков между ними удержали врагов от возобновления атаки. Силурам пришлось довольствоваться насмешками в адрес отступающих римлян, но и это быстро прекратилось. У одного из командиров хватило ума прикрикнуть на своих людей и отправить их заново устанавливать вырванные из земли колья.
Катон отвел центурию на безопасное расстояние, куда не долетали выпущенные из пращей камни, а затем приказал строиться в шеренгу, чтобы прикрыть арьергард колонны. Наконец у Катона появилась минутка сосредоточить внимание на главном поле боя. Враги отступали, однако потери римлян были не менее тяжелыми, чем у силуров. Обе стороны заплатили жестокую цену. Шеренга фракийцев сильно поредела, и было ясно, что во время следующей атаки им не выстоять. Катон поспешил к трибуну Манцину, которому ординарец перевязывал раненую руку.
– Прорваться не удалось, – сообщил Катон.
– Видел, – уныло отозвался Манцин. – Пробиться с боем к Брукциуму не получится и отступить на Гобанниум тоже. Небогатый выбор, господин префект.
– Верно. И все-таки выход есть. – Катон указал на невысокий бугорок почти в центре перевала. – Вот куда нам надо идти.
Трибун только пожал плечами.
– Не хуже любого места для последнего рубежа.
– Нужно занять позиции, пока Каратак снова не явился по нашу душу.
Манцин кивнул и знаком приказал ординарцу удалиться, так как тот закончил перевязывать руку. Три фургона затащили на вершину бугра, а тягловых животных отвели в сторону, где возницы перерезали им глотки. Катон приказал Стеллану собрать фракийцев, из которых уцелело двенадцать. Правда, им удалось спасти пятнадцать верховых лошадей.
– Останемся у фургонов и закроем собой бреши, если противнику удастся прорваться.
– Что значит «если»? – удивленно поднял брови Стеллан.
Катон сделал вид, что не расслышал замечания центуриона, и продолжил наблюдение за отступлением легионеров и наемников. Враг чувствовал, что конец близок, и начал продвигаться вперед. Каратак призвал воинов, оборонявших баррикаду, присоединиться к избиению римлян. Окровавленный великан оправился от удара, проворно вспрыгнул на баррикаду и, размахивая над головой молотом, повел свой отряд через вновь установленные колья. Людей у него было больше, чем уцелевших римлян.
К этому времени все римские воины обосновались на пригорке и готовились принять бой. Многие были ранены. В спешке их перевязали тряпьем, которое успело пропитаться кровью. Рядом лежали щиты, поврежденные ударами мечей и топоров. Стеллан подвел Ганнибала, и Катон вскочил в седло. Окинул взглядом выстроившихся кругом воинов. Они стояли плечо к плечу и молча ждали. Раненые в фургонах проклинали свою беспомощность. Некоторые держали в руках мечи и кинжалы, и Катон не мог с уверенностью сказать, как они собирались поступить: сражаться до последнего вздоха или свести счеты с жизнью, чтобы избежать мучительных пыток. Знаменосцы стояли на скамейках, предназначенных для возниц фургонов. Знамена когорт будут развеваться над головами воинов до самого конца.
Манцин, подойдя к префекту, протянул руку.
– Жаль, что наше знакомство оказалось таким коротким. Вам следовало остаться в крепости.
Катон с тяжким вздохом указал на колонну подкрепления.
– Эти люди были отданы под мое командование, и я не мог остаться в стороне и смотреть, как их всех перережут.
– У вас старомодные взгляды на долг командира, – грустно улыбнулся Манцин.
– Возможно. Однако высокое звание означает не только привилегии, но и бремя обязанностей. – Катон поднес к губам сложенные рупором ладони. – Друзья, скверно, что мы попали в такую передрягу. И теперь нам осталось исполнить последний долг. Пусть каждый уничтожит как можно больше врагов. Чем больше ублюдков мы убьем, тем легче будет впоследствии Риму. За нас отомстят, можете не сомневаться. Но это уже предстоит сделать нашим товарищам. Так пусть гордятся нами! Покажем противнику, как умирают римляне! – Он выхватил из ножен меч и поднял над головой: – За Рим, за императора!
– За Рим! – повторил за префектом Манцин, и клич подхватили остальные воины, сгрудившиеся на пригорке. Они приготовились дорого продать свои жизни.
Катон видел, как Каратак со свитой становятся во главе силурского войска. Может, вождь предложит римлянам сдаться? Если так, Катон не примет его условия. После зверств, учиненных Квертусом над местным населением, пленным римлянам не будет пощады. Их ждут мучительные, унизительные пытки и страшная смерть.
Впрочем, по поведению Каратака не было похоже, что он намеревался предложить какие-то условия. Вождь обратился к своим воинам, и в его словах на родном языке слышалось торжество. Силуры сначала окружили пригорок и только потом с оглушительными криками, яростно размахивая щитами и оружием, пошли в наступление. Их лица искажала дикая злоба и вместе с тем торжество. Вскоре силуры подошли совсем близко и стали отчаянно колотить по щитам римлян, в надежде пробить брешь и уничтожить тех, кто за ними скрывался.
Некоторое время римлянам удавалось держать строй, они сражались, не щадя себя и противников. Силуры не уступали. Вскоре перед шеренгой щитов образовалась груда мертвых тел, и варварам, чтобы добраться до противника, приходилось взбираться на трупы товарищей. Однако римляне несли тяжкие потери, и с каждым павшим в бою воином все плотнее сжималось кольцо вокруг фургонов и горстки всадников, обороняющих бугор. Катон решил повести легионеров и наемников в последнюю атаку на Каратака в надежде, что свершится чудо и удастся подобраться поближе и покончить с вражеским вождем. Но Каратак вместе со свитой покинул поле боя и издали наблюдал за разгромом остатков колонны.
Катон на мгновение задумался о своей смерти. Броситься на помощь людям, которые сейчас сражаются рядом с ним, было полным безрассудством. Но если он поступит иначе, то до конца дней станет мучиться угрызениями совести. В тот момент еще не прошла эйфория после победы над Квертусом. Тогда Катон одолел не только фракийца, но и страх неминуемой смерти. Он вдруг почувствовал себя свободным, доверив жизнь собственному мужеству и искусству владения оружием. Вероятно, это восторженное чувство и привело Катона к такому финалу. А также надежда, что его действия спасут этих людей. Теперь, когда все они были обречены, Катон решил принести себя в жертву, чтобы облегчить участь Макрона. Нужно убить как можно больше силуров, и тогда они, возможно, откажутся от новой атаки на крепость. Мысль, что он окажет последнюю услугу самому верному и преданному другу, согревала душу.
Тем временем великан-силур, разрушивший «черепаху», рвался вперед, наметив своей целью одного из легионеров. Римлянин, защищаясь, поднял щит, но он разлетелся в щепки под ударом молота, а его владелец упал на колени. Силур мощным пинком сшиб легионера на землю и прикончил смертоносным ударом в грудь. Бездыханное тело осталось лежать на окровавленной траве.
