Расколотое королевство (ЛП) - Эйтчесон Джеймс (читаем книги .TXT) 📗
— Должно быть, они что-то замышляют, — сказал Уэйс на второй день после того, как мы перешли реку. — Иначе давно уже напали бы на нас.
— Если, конечно, не наложили в штаны, — предположил Эдо.
Он шутил, как обычно, но Уэйс никогда не пытался вникнуть в смысл шуток Эдо.
— Когда это датчане боялись хорошей драки? — фыркнув, поинтересовался он. — Нет, они не явились бы сюда из-за моря, если не собирались сражаться с нами. Скорее всего, они заманивают нас к Эофервику, и ждут нас на его стенах, рассчитывая на штурм, как в прошлом году.
Тем не менее, казалось, что прав Эдо, а не Уэйс, потому что по словам наших разведчиков, враги вообще покинули эти места, спустившись вниз по течению на кораблях либо уведя кавалерию с пехотой далеко на Север. Мы узнали, что пожар, начавшись в восточной части города уничтожил один из замков и собор святого Павла, а потом ветер перенес горячий пепел и искры за реку, где они пали на соломенные крыши, так что в городе не уцелело ни одного дома. Здесь нечего было защищать, так что Этлинг с датчанами оставили это обезлюдевшее место.
И все же я не очень верил рассказам о полном истреблении города, пока на следующий день мы не подъехали к дымящимся развалинам, чтобы увидеть все собственными глазами: груды почерневших бревен на месте ворот и частокола, клочья дыма над фундаментом собора и длинных купеческих домов, павшие замки без башен, обрушившуюся крышу над дворцом виконта, где я когда-то оправлялся от ран после битвы при Дунхольме, и где, став должником семьи Мале, окунулся в их заговоры и интриги.
Зрелище разоренного Эофервика наполнило короля еще большей яростью. Арьергард только-только успел подтянуться к основной части войска, как началась организация первых карательных отрядов: эскадроны по сорок-пятьдесят человек рассылались на север и юг с приказом обшарить все окрестные земли, жечь амбары и скотные дворы во всех деревнях, уничтожать скот и захватывать все средства передвижения, чтобы не оставить врагу ни крошки провизии; убить каждого мужчину, женщину и ребенка Нортумбрии в отместку за то, что они осмелились поднять оружие против своего короля. Когда собственный капеллан короля осмелился возвысить голос и сказать, что подобная жестокость не угодна Богу, его раздели до креста, связали уздечкой лодыжки и потом голым протащили по грязи через весь лагерь в поучение сомневающимся и чересчур добросердечным.
— Он одержим Дьяволом, — сказал Уэйс однажды днем, когда мы патрулировали берег реки к югу от города. — Если он опустошит всю эту землю, какой нам смысл бороться за нее?
Я бросил ему предостерегающий взгляд, хотя он и сам знал, насколько опасны его слова. Но, хотя кроме меня рядом не было никого, такие настроения уже стали до такой степени обычным явлением в армии, что на окраинах лагеря люди высказывали их вслух.
— Он хочет сойтись с Этлингом и королем Свеном в открытом бою, — предположил я. — Ничто другое его не удовлетворит. Он надеется своей жестокостью взбесить Этлинга до такой степени, чтобы выманить его из норы.
К тому времени нам стало известно, что мятежники на своих кораблях отступили по болотам и протокам в земли, именуемые Хелдернесс, [32] хотя никто точно не мог сказать, где разбит их лагерь. Но даже если бы мы и знали, король не смог бы провести свою армию через такие сложные земли. Гораздо лучше было подождать, пока они не выйдут из себя, и встретиться с ними в выгодных для нас условиях. То была лишь часть стратегии короля, в которой я мог усмотреть хоть какую-то логику.
Мы следовали берегом вниз по течению извилистой реки в поисках сам не знаю чего. Тем не менее, это было веселее, чем сидеть на заднице в лагере и в ожидании приказа короля развлекаться пьяными драками между враждующими баронами и их рыцарями. Они пришли сюда, чтобы сражаться с врагами, но за неимением оных сражались друг с другом.
Когда свет начал меркнуть, мы повернули назад. Как только город и лагерь, разбитый за его стенами, появились в поле нашего зрения, Уйэс крякнул, сдерживая крик.
— Что такое? — спросил я.
В четверти мили от нас на невысоком пригорке к югу от лагеря росла небольшая группа деревьев; Уэйс указал в ее сторону.
— Вон, — сказал он. — Похоже, вражеский разведчик, как думаешь?
Из сплетения веток поднялась небольшая стая голубей, что-то мелькнуло между стволов в мягком золотистом свете закатного солнца. Света было маловато, но я сумел разглядеть силуэт всадника на коне, хотя не был полностью уверен.
— А он нагле-е-ец, — задумчиво протянул Уэйс.
Укрытие находилось так близко к нашему лагерю, что по моему мнению, шпион мог унюхать даже запах кипящей в горшках похлебки.
— Как думаешь, сколько он еще просидит там?
— До ночи, скорее всего. Он мог бы уехать под покровом темноты. Наверное ждет, когда совсем стемнеет, прежде чем выехать снова.
То ли он не заметил нас, то ли не счел серьезной угрозой, иначе, конечно, не рискнул бы подобраться так близко. Все же имело смысл не привлекать к себе лишнего внимания, так что, притворившись, будто не видим его, мы развернулись и поехали обратно вдоль берега, словно собирались патрулировать его до утра. Но как только деревья скрылись из виду, мы свернули в сторону и совершили большой круг, пока не наткнулись на тропу, по которой он, по нашим расчетам, должен был ехать со своего наблюдательного пункта.
Мы спрятались и стали ждать. Наступила ночь, на небе высыпали звезды, а мы все ждали, становясь все более нетерпеливыми. Я уже начал думать, что трачу время впустую, что наш шпион незаметно ускользнул другим путем, когда вдали раздался стук копыт скачущей во весь опор лошади, и я увидел одинокого всадника в развевающемся плаще, направляющегося прямо на нас.
По обе стороны тропы разрослись низкие кусты, и мы с Уэйсом затаились за ними, стараясь не двигаться и заранее привязав наших лошадей подальше, где их будет труднее обнаружить. Я медленно вытянул клинок из ножен. Опасаясь, как бы всадник не увидел нас, я не смел поднять голову, но звук копыт становился все яснее, и я представлял, как он подъезжает все ближе, пока черный силуэт не вырос в двух шагах от меня.
— Пора! — крикнул я Уэйсу.
Я выскочил из куста ежевики и занес свой меч навстречу скачущей лошади. У всадника не было времени, чтобы остановиться или свернуть в сторону; мой клинок ударил животное по ноге, рассекая сухожилия и кость, и заставив его с визгом рухнуть на землю. Глаза лошади белели в темноте, когда она корчилась в грязи и кричала от боли, а пузырящаяся кровь хлестала из раны на траву. В то же мгновение Уэйс выдернул всадника из седла и, вытащив его нож из ножен, отшвырнул подальше, где хозяин уже не мог достать его. Человек вскрикнул и попытался сопротивляться, но Уэйс был гораздо сильнее, и вскоре вжал его лицом в землю.
— Заткнись, — рявкнул Уэйс мужчине, который бормотал что-то, то ли молитву, то ли просьбу: он говорил слишком тихо и быстро, чтобы я мог разобрать хоть слово.
Я присел рядом, чтобы он мог разглядеть мое лицо и поблескивающее в лунном свете лезвие клинка. Его глаза расширились, он затих. На первый взгляд ему было лет восемнадцать, ровесник Турольда и такого же роста.
— Говоришь по-французски? — спросил я, одновременно пытаясь понять, был то один из людей Этлинга или короля Свена.
Нортумбрийцы носили почти такие же длинные волосы, как датчане; в жилах этих двух народов текло столько общей крови, что зачастую их было трудно отличить друг от друга.
Когда он не ответил, я попытался на английском языке.
— Кому ты служишь?
— Эдгару, — сказал он чуть дрожащим голосом. — Мой господин король Эдгар.
Королю? Я чуть не отвесил ему подзатыльник. Конечно, мне было известно, что Этлинг провозгласил себя правителем этой земли, но впервые собственными ушами услышал, как один из его последователей называет его королем.
— А тебя как звать? — продолжал я.