Сталинъюгенд - Кирпичников Алексей Феликсович (серия книг TXT) 📗
– А ты откуда об этом знаешь?
– Ваня и Серго рассказывали, что им для самообороны выдали по «вальтеру» – на случай, если кто?нибудь нападёт. Знаешь, как мы завидуем.
– Кто «мы»?
– Ну, ма… вся наша компания.
– …А как думаешь, что всё?таки произошло? Почему Володя убил Ниночку? Почему сам потом застрелился?
– Он её любил… И не хотел отпускать в Мексику.
– И это, по?твоему, причина для пальбы?
– По?моему – нет. А Вовка думал по?другому – иначе бы не стрелял.
– И о чём же таком он мог ещё думать?
– Не знаю…
– Знаешь! Вижу, что знаешь… или догадываешься! Что?то ты недоговариваешь. На тебе лица не было, когда отец сказал, что вас допросят! Фелинька… ты даже не представляешь, до какой степени это серьёзно! Расскажи, что вы скрывали?!
– Ма, ничего не скрывали. Просто всё так неожиданно…
– Потом пожалеешь, что в партизана играл, да будет поздно. Кроме родителей, тебе никто помогать не станет.
– Ну, нечего мне сказать!
– Ладно, иди с глаз долой. – Она раздражённо и в то же время беспомощно махнула рукой.
Сын пулей вылетел из столовой, и Кирпичникова осталась наедине с тревогой, не покидавшей её и после беседы.
* * *
Феликс, отпущенный с «допроса», скрылся в своей комнате. Разговор с матерью не на шутку испугал. Он ничего не рассказал про «общество» – просто не имел права выдавать секрет, но именно сейчас стало понятно, что их тайна грозит большими неприятностями. Кирпич относился к организации, как к игре. Так же думали и остальные ребята, но события на Каменном мосту показали – их лидер воспринимал всё абсолютно серьёзно и наказанием за предательство назначил смерть.
«С Вовки, как это ни грустно, теперь взятки гладки, а вот нам, наверное, придётся отвечать на многие вопросы», – думал семиклассник.
Ему хотелось поделиться с друзьями, но бежать на улицу Серафимовича было поздно – до комендантского часа оставалось всего ничего.
«Завтра, после похорон надо всё обсудить с ребятами», – решил Феликс и улёгся на диван со «Следопытом» Фенимора Купера. Начать подготовку к следующему экзамену по физике он и не пытался, но и книга не уняла тревогу…
3
Всеволод Меркулов уже час обстоятельно изучал распечатку дневников Владимира Шахурина и материалы из красной папки с тиснённой золотом надписью: «Нарком авиационной промышленности СССР». Эти документы придавали уголовному делу совершенно новую окраску.
Многословный и сумбурный, дневник представлял смесь философских и политических суждений, воспринятых незрелым подростком. Чего только стоило:
«…Когда вырасту, мне уготована судьба лидера… Уже сейчас необходимо подбирать верных помощников, которых в будущем расставлю на ключевые посты, и на кого стану опираться… Самыми надёжными являются Реденс и Хмельницкий… Пора создавать тайную организацию, где мне отведут место первого и единственного авторитета… Надо увлекать за собой ребят, чьи родители в будущем смогут помогать их служебному росту. Необходимо организовать дело так, чтобы все беспрекословно подчинялись лично мне»…
И Шахурин создал тайное общество, став его лидером. Позже появились ещё более крамольные мысли: подросток, уже не таясь, собирался со временем заменить товарища Сталина. При этом он восхищался государственным устройством, созданным Иосифом Виссарионовичем, но считал, что надо идти дальше – открыто проповедовать идею завоевания всего мира, и не просто под лозунгом «Пролетарии всех стран объединяйтесь», а, добиваясь цели путём покорения других народов. Высказывались сожаления по поводу отношения к затее других участников «тайной организации». Володю не устраивало, что остальные ребята не воспринимали его мысли всерьёз. Он пытался воздействовать на одноклассников, чтобы те прониклись идеями общества до конца, и тоже начали готовиться к будущей миссии покорителей. Ещё упоминалось, как Петя Бакулев пошёл на прямую конфронтацию и организовал альтернативное «тайное общество», которому, правда, не дал ни названия, ни каких?то конкретных ориентиров. Шахурин смеялся, что, став лидером, Бакулев присвоил себе звание всего лишь «генерал?полковника», не уделив внимания структуре организации, и её целям.
Одновременно возникли пометки, говорившие, что их автор начитался недоступных для подавляющего большинства советских людей фашистских изданий, незадолго до того напечатанных крошечным тиражом для спецпользования и разосланных членам правительства для ознакомления. Эту часть записей обильно усыпали цитаты из «Mein Kampf» Гитлера и философских трактатов Ницше. Из этих книг автор почерпнул идею, что должен идти вперёд, не принимая во внимание слабых и увлекая за собой сильных. Слабым, по его мнению, оставалось место только на обочине жизни. Он безоговорочно соглашался в этом не только с товарищем Сталиным, но и с Гитлером, и с Ницше. Далее Шахурин проштудировал греческих стоиков, Макиавелли, исторические труды Карамзина и Соловьёва. Они, похоже, тоже оставили след в душе школьника только с позиций оценки возможностей власти.
В апреле в дневнике появились постоянно дополнявшиеся записи, свидетельствовавшие, что «лидер» начал усиленно искать название организации. В размышлениях, перенесённых на бумагу, последовательно возникали наименования: «Союз», «Братство», «Орден» и, наконец, «Империя».
«Союз», подразумевавший объединение равных партнеров, его не устроил. «Братство» он отмёл из?за аналогии с религиозным сообществом. По той же причине отказался от «Ордена», хотя это название долго волновало мечтателя. В итоге семиклассник остановился в своих изысканиях на «Империи». Это название полностью соответствовало целям – сделать весь мир составляющей одного Государства, образованного на базе СССР. Будущим лидером такой «Империи» Шахурин видел себя. Правда, Иосифу Виссарионовичу он отводил роль пожизненного духовного наставника, с тех пор, когда тому по состоянию здоровья уже трудно будет руководить и он передаст Владимиру Шахурину исполнительную власть.
В итоге, весь этот чудовищный конгломерат понятий и философских суждений родил в голове школьника окончательное название тайной организации: «Четвёртая Империя (Рейх)». Лидеру присваивался чин «рейхсфюрера», а он, в свою очередь, имел право одаривать званиями остальных участников общества, распределяя между ними обязанности в соответствии с отведённым местом.
Новые названия уже начали формироваться в голове будущего «рейхсфюрера», но плохая информированность о соответствующей атрибутике в нынешней Германии позволила, для начала, остановиться лишь на общеизвестном «фельдмаршале» и, видимо, выдуманном «фельдфюрере». Озвучить другие идеи Шахурин не успел, как и не смог убедить одноклассников в правильности своего решения. Хотя в одном месте указывалось, что он вёл разговоры с членами общества о названии «Четвёртая Империя», но не встретил пока понимания со стороны «подчинённых».
Также через весь дневник проходила тема любви к Нине Уманской. Он восхищался её одеждой и умением эту одежду носить. Его покоряла манера девушки свысока смотреть на ровесников. «Рейхсфюрер» сожалел, что ему не довелось, как Нине, пожить в Америке и не удалось пока самому сполна приобщиться к последним веяниям моды и техники. Шахурин мечтал спасти подругу от какой?нибудь смертельной опасности – хотел, чтобы она узнала и оценила, как ему подчиняются ровесники. Юноша грезил, что Уманская окажется рядом, когда он «покорит Олимп и пройдёт по улице Горького под звуки победного марша». Володя желал её уже по?мужски и мечтал, чтобы она стала его женщиной. Только Дину Дурбин[4] он сравнивал с Ниной, но и здесь автор дневника отдавал своей девушке безусловное предпочтение. Чем ближе к концу записей, тем явственнее проявлялась нервозность автора. Несколько раз повторялось: если Нина всё?таки соберётся уезжать с родителями в Мексику – он её не отпустит. Не отпустит – любой ценой. Так и написал 2 июня: «Либо она останется со мной, либо я убью её».
Сутки спустя Шахурин осуществил угрозу и застрелил Нину. Этот выстрел он оплатил своей жизнью и расстался с ней не из страха перед наказанием – просто у него в голове сварилась такая каша, что он не отдавал себе отчёта в происходившем.
