Роб Рой - Скотт Вальтер (лучшие бесплатные книги .txt) 📗

— Ох, вы строго судите Роба! — сказал бэйли. — Строго вы судите, мой бедный мальчик. Все дело в том, что вы совсем не знаете Верхнюю Шотландию — Горную Страну, как мы ее зовем. У горцев совсем другой уклад, чем здесь, у нас: нет у них ни суда народных представителей, ни бэйли, ни выборных властей, которые недаром носят меч и стоят на страже закона, как стоял мой отец, достойный декан, — упокой Господь его душу! — и, смею сказать, как сам я стою в настоящее время вместе с прочими членами нашего глазговского магистрата. А у горцев — как лэрд приказал, так тому и быть. Они не знают иного закона, кроме длины своего клинка. Палаш у них истец, а щит ответчик; кто сохранил голову на плечах, тот и прав, — другой правды в Горной Стране не найти.

Оуэн глубоко вздохнул. Признаюсь, такая характеристика не слишком укрепила во мне желание отправиться в страну, такую беззаконную, какой описал нам бэйли Горную Страну.

— Мы, сэр, — добавил Джарви, — мало говорим об этих вещах, потому что нам они и так хорошо известны. А что проку хулить свою родину и порочить своих соплеменников перед южанами и чужестранцами? Только дурная птица гадит в собственном гнезде.

— Вы правы, сэр. Но так как меня толкает на расспросы не дерзкое любопытство, а подлинная необходимость, я надеюсь, вас не оскорбит мое желание получить от вас еще кое-какие сведения. Мне придется вести дела от имени отца с несколькими джентльменами, уроженцами этой дикой страны, и я должен обратиться к вашему ясному разумению и опытности — так сказать, попросить у вас светильник, чтобы мне не блуждать в потемках.

Скромная доза лести не пропала даром.

— Опытность! — сказал мистер Джарви. — Да, опыт у меня, бесспорно, есть, и я сделал кое-какие подсчеты, да и, говоря между нами, я даже навел некоторые справки через Эндрю Уайли, своего бывшего клерка. Сейчас он служит у «Мак-Витти и Компания», но в субботу после службы он иногда выпивает стаканчик с прежним своим хозяином. И раз вы говорите, что намерены следовать совету глазговского ткача, не такой я человек, чтоб отказать в нем сыну негоцианта, с которым я издавна веду дела, и мой покойный отец, декан, тоже был не таким человеком. Я не раз подумывал зажечь светильник перед герцогом Аргайлом или его братом, лордом Айлеем (зачем же прятать светильник под колпаком? ). Но большие люди не стали бы слушать человека вроде меня, какого-то жалкого суконщика, — для них важно, кто говорит, а не что, по сути, говорится. Тем хуже, тем хуже! То есть я не хочу сказать ничего дурного о Мак-Каллуморе. «Не кляни богатого и в спальне своей, — говорит сын Сираха, — ибо птица небесная может разнести твои слова, и у жбана длинные уши».

Опасаясь, как бы за таким предисловием не последовала длинная речь, я прервал мистера Джарви, сказав, что мы с Оуэном будем держать в строгой тайне все, что будет сообщено нам доверительно.

— Не в том дело, — ответил бэйли, — я никого не боюсь. Чего мне бояться? В моих словах нет крамолы. Но у горцев цепкие руки, а я иногда заезжаю в их горные долины проведать кого-нибудь из родни, и мне не хотелось бы ссориться ни с одним кланом. Да, на чем же мы остановились? Я, вы понимаете, основываю свои замечания на цифрах, а цифры, как хорошо известно и мистеру Оуэну, — единственный подлинный и осязательный корень человеческого знания.

Оуэн охотно подтвердил высказанное положение, столь согласное с его собственными взглядами, и наш оратор продолжал:

— Горная Страна, как зовется у нас этот край, дорогие джентльмены, представляет собой совсем особенный, дикий мир: лощины, леса, пещеры, озера, реки, горы такие высокие, что самому дьяволу не долететь до их вершины в один перелет. В той стране и на островах, которые немногим лучше, а по совести сказать, даже хуже материка, имеется около двухсот тридцати приходов, включая оркнейский, где говорят, я сам не знаю, по-гэльски ли или на другом каком языке, но жители его совершенно нецивилизованный народ. Так вот, сэр, я кладу на каждый приход по самому умеренному счету восемьсот человек, не считая детей до девятилетнего возраста, а затем прикинем одну пятую на ребятишек девяти лет и моложе. Итого имеем население круглым счетом… восемь разделить на четыре пятых, это будет у нас множимое, двести тридцать — множитель…

— Произведение, — подсказал мистер Оуэн, с восхищением следивший за статистикой мистера Джарви, — составит двести тридцать тысяч.

— Правильно, сэр, совершенно правильно. А войсковое ополчение по Горной Стране, где призывается каждый мужчина, способный носить оружие, от восемнадцати до пятидесяти шести лет, должно составлять без малого пятьдесят семь тысяч пятьсот человек. Так вот, сэр, печальная и страшная истина: половина этих несчастных ходит без работы, без всякой работы, иными словами — земледелие, скотоводство, рыболовство и все другие виды честного промысла в стране не могут охватить и половины населения, дать людям возможность работать хотя бы так лениво, как они сами пожелали бы, — а они работают обычно так, точно плуг или заступ обжигает им руки. Прекрасно, сэр! Значит, безработная половина населения достигает…

— … ста пятнадцати тысяч душ, — подсказал Оуэн, — половины найденного нами произведения.

— Правильно, мистер Оуэн, правильно… Из которых имеем двадцать восемь тысяч семьсот здоровяков, способных носить оружие, — они его носят и палец о палец не ударят, чтоб заработать на пропитание честной работой, даже если б она у них и была; сейчас у них ее нет и не предвидится.

— Но возможно ли, мистер Джарви! — сказал я. — Неужели такова подлинная картина жизни столь значительной части острова Великобритания?

— Сэр, вам это сейчас покажется простым и очевидным, как палка Питера Пейсли. Допустим, что в каждом приходе занято в среднем пятьдесят плугов, — это совсем немало, если вспомнить, на какой жалкой почве приходится работать этим беднякам, — и что в нем хватает пастбищ на соответственное количество упряжных лошадей и быков и на сорок — пятьдесят коров. Так вот, положим на обслуживание этих плугов и скота семьдесят пять семей, по шесть душ в каждой, да накинем для круглого счета еще пятьдесят: итого получим пятьсот человек на приход — ровно половина населения! — занятых трудом и получающих возможность кое-как прокормиться коркой хлеба да кислым молоком. Но хотел бы я знать, что должны делать остальные пятьсот?

— Боже милостивый! — вскричал я. — Но что же они все-таки делают, мистер Джарви? Меня бросает в дрожь, когда я подумаю, в каком они положении!

— Сэр, — ответил бэйли, — вас и не так бы еще зазнобило, доведись вам пожить с ними бок о бок. Допустим даже, что половина из них может честно заработать кое-что в Нижней Шотландии, нанимаясь в пастухи, помогая при уборке сена и хлеба, на разных промыслах, — все же остается еще много сотен и тысяч долгоногих горцев, которые не находят работы и слоняются, побираясь note 73 по своим знакомым, или живут, выполняя повеление лэрда, правые и неправые. А кроме того, многие сотни горцев спускаются к границе Низины, где есть что взять, и живут воровством, разбоем, уводом скота, всяческим хищничеством, — обстоятельство весьма прискорбное для христианской страны. И, что хуже всего, — они этим гордятся! На их взгляд, угнать стадо чужого скота — доблестный подвиг, который больше подобает «порядочному человеку», как величают себя эти разбойники, нежели честный поденный труд ради куска хлеба. А лэрды ничуть не лучше этих голодранцев; они, правда, не приказывают им воровать и разбойничать, но и не запрещают. Черта с два — запретишь! После любой проделки они укрывают их или разрешают укрываться в своих лесах, и горах, и замках. Каждый лэрд содержит при себе столько бездельников одного с ним имени, или, как мы говорим, клана, сколько он может навербовать и прокормить, — или, что одно и то же, всех, кто может каким бы то ни было способом, честным или бесчестным, сам промыслить себе хлеб около него. И вот они бродят с ружьем и пистолетом, с ножом и дурлахом (Кожаной сумкой.), готовые по первому слову лэрда нарушить мир в стране. И в этом — несчастье Горной Страны, которая и сейчас и тысячу лет назад — всегда была гнездом самых отъявленных, самых нечестивых беззаконников, постоянно тревоживших благонравное население долин по соседству, таких, как наш западный Лоуленд.