Проклятие виселицы (ЛП) - Мейтленд Карен (читать полную версию книги TXT) 📗
Потом она подходит к девушке на земле, закрывает левой рукой молящие тёмные глаза. А правой вынимает кинжал и вонзает девушке в горло.
Тучи выстраивались весь день, и теперь огромная фиолетовая стена возвышалась над свинцово-серым морем. Завывал ветер, и белые волны яростно мчались к суше, вздымаясь и обрушиваясь на берег, засасывая огромные массы песка, чтобы выплюнуть его снова, накатывая всё дальше и дальше на берег. Чайки давно покинули остров Ярмут и улетели вглубь суши, пророча криками гибель, как небесные ведьмы.
Люди вытягивали из воды мелкие судёнышки и тащили как можно дальше от берега. Большие корабли, которые не вытянуть на сушу, уводили подальше от берега, туда, где поглубже. Как только корабли были надёжно закреплены якорями и верёвками к берегу, чтобы не поворачивались бортом к ветру, люди бросились в воду, выбираясь с помощью швартовных канатов на берег.
Ветер как в трубе завывал в Рядах, словно проклятый а аду, поднимал в воздух и кружил сухие серебряные чешуйки, колющие лица людей, спешащих поскорее вернуться по домам. На верхних этажах замерцали масляные лампы на рыбьем жире, деревянные домишки затаились и приготовились к тому, что может принести ночь.
Раф вернулся в "Серебряную сокровищницу". Ветер был слишком порывистым, во дворике никого, жаровня потушена. Крохотная пивная тоже пустовала, за исключением одинокого старика с красными веками, который сидел в углу, склонившись над кожаной кружкой.
Он поднял водянистые глаза на Рафа, который боролся с ветром, пытаясь закрыть дверь.
— Мертвецы идут, — мрачно произнёс старик.
Раф непонимающе кивнул. Открылась другая дверь, и вошла хозяйка пивной с небольшим кувшином эля и кружкой. Она поставила выпивку перед Рафом и подбоченилась в ожидании монеты. Её лицо было таким же пустым, как и прежде. Затем она подошла к старику, чтобы наполнить его кружку.
— Это последняя, и ступай домой. Твоя дочь ждёт тебя, чтобы запереть дверь, пока ее не сорвал ветер.
— Куда он собрался? — спросил старик.
Оба повернули головы, чтобы посмотреть на Рафа выцветшими от моря глазами.
Женщина пожала плечами.
— Он просто ждёт, — сказала она, как будто знала о деле Рафа.
Снаружи потемнело, ветер гнал щепки и куски тростника с крыш — всё, что мог унести, словно непослушный ребёнок, проверяющий, можно ли стащить что-нибудь.
Раф подошёл к двери и чуть приоткрыл, крепко удерживая её под напором ветра. Ряды опустели. Тут и там в тусклых лужах жёлтого света масляных ламп, укрытых за оконными створками, ветер швырял мелкую гальку вдоль по переулку, а далеко, в самом конце Рядов, Раф мельком заметил белые гребни на чёрных как смоль волнах.
Его разрывали сомнения. Может, они не придут этой ночью. Ну разве захочет кто-то вверять свою жизнь утлому судёнышку на таких волнах? Однако Раф не решался уйти — ведь они, без сомнения, способны осуществить свою угрозу, если явятся, а его не застанут.
Он с трудом закрыл дверь и снова плюхнулся на скамью. Старик осушил остатки эля и поковылял к двери, тяжело опираясь на палку.
— Не забудь, отдай морю его оброк, пока оно само за ним не явилось, — пробормотал он.
Едва дверь за ним захлопнулась, как тут же с грохотом распахнулась снова. Но пороге стоял моряк с "Духа дракона", вытирая рукавом забрызганное водой лицо и всматриваясь в тускло освещённую комнату. Увидев Рафа, он проворчал что-то и втолкнул в дверь человека.
— Твой груз, — не здороваясь произнёс он. — Мой кошелёк.
Он протянул к Рафу руку. Ладонь была грубее подошвы и от холода и соли покрыта глубокими трещинами, которые не заживут, пока он не осядет на суше. И непохоже было, что это случится в ближайшем будущем, ведь если солёная вода проникла в кровь мужчины, а морской ветер — в его дыхание, тогда ни жена, ни дом не удержат его на суше.
Не обращая внимания на протянутую руку, Раф рассматривал незнакомца. Хрупкий и низенький, он казался ещё меньше рядом с мускулистым моряком. Плащ по прежнему плотно запахнут, болезненное зеленовато-бледное лицо, как будто его вот-вот стошнит. Он стоял, чуть пошатываясь. Потом спотыкаясь подошёл к скамье и опустился на неё.
Моряк всё тянул к руку, но Раф отмахнулся от него, жестом приказывая подождать. Француз наклонился над столом, обхватив руками голову, как будто боялся, что она скатится с шеи. Его руки походили на ладони писца, которому долго пришлось работать на холоде — тонкие пальцы, опухшие суставы, но левая рука скрючена и покрыта сморщенной кожей, как птичья лапа, немного неповоротлива, однако он явно мог ею пользоваться.
— Откуда мне знать, что это тот самый человек? — спросил Раф, не сводя глаз с француза.
Тот, не поднимая головы, распахнул рубаху. Внутри был приколот знак святой Катарины.
Моряк хлопнул тяжёлой рукой Рафа по плечу, заставив обернуться.
— А теперь давай мой кошелёк! Шторм надвигается.
Словно в подтверждение его слов, ветер снаружи яростно взвыл и швырнул в стену пивной горсть мелкого гравия. Раф протянул моряку кошелёк. Тот открыл его, пересчитал монеты и сунул под рубаху. У двери он ухмыльнулся, показывая широкую щель между передними зубами, и ткнул в сторону сгорбившегося у стола человека.
— Он думает, что спасся от моря. Оно ему не по нраву. Но море, оно ещё хочет с ним поиграть. Прямо как женщины, верно? Вечно пристают со своей любовью, как раз когда до смерти надоели.
Моряк уже собирался захлопнуть дверь, когда под его рукой прошмыгнула хозяйка пивной с маленьким узелком из мешковины в руках. Она развернула ткань на столе — там оказалось немного грубого хлеба и две маленьких варёных селёдки.
— Мы не можем остаться поесть, — объяснил Раф. Чтобы попасть на материк, нужно идти прямо сейчас. Меня уже ждёт лодка.
Не обращая на него внимания, женщина вернулась к двери, подняла тяжёлую деревянную задвижку и сунула в железные скобы засова, чтобы дверь оставалась закрытой..
Раф кинулся к ней.
— Нет, ты не поняла, мы должны уйти.
Женщина, подбоченившись, обернулась, перекрывая выход.
— Этой ночью никто не захочет везти вас на сушу. Прилив гонит воду против течения рек, но реки отступят ненадолго, а после ринутся обратно. Сегодня вам лучше остаться здесь, если не хотите поиграть с морем, как сказал тот моряк.
Она вскарабкалась по шаткой лестнице в верхнюю комнату, а через минуту из люка в потолке вывалились два толстых матраса и кучей шлёпнулись на пол. Женщина наклонилась, глядя на Рафа через люк.
— И помни, до рассвета дверь не открывать, кто бы ни просился войти. Тут такие чужаки бродят, что перережут вам горло за пару селёдочных голов.
Она сердито посмотрела на обоих, как будто подозревала в сговоре с бандой убийц. Потом втянула в люк лестницу и громко хлопнула крышкой. Раф услышал, как поверх дверцы протащили деревянную балку, чтобы закрыть понадёжнее.
Раф тихо выругался. Ему нужно было только доставить этого француза в Норвич и поскорее сбыть с рук. Он нашёл для него жильё на севере города, у кожевников, где всё решал их собственный совет — они так же сильно ненавидели шерифа, как тот их презирал. А то, что эта часть города для других была самой неприятной и вредной для жизни, для Рафа являлось преимуществом. Но он понимал — этой ночью и с таким ветром с острова не выбраться. А уж раз пришлось проводить ночь рядом с этим шпионом, то остров Ярмут — лучшее убежище, если они хотят избежать встречи с людьми Иоанна.
Пару лет назад король Иоанн сделал Ярмут свободным торговым городом, конечно, не в порыве внезапной щедрости, а чтобы получить больше золота для своей казны, поскольку горожане за эту привилегию должны платить пятьдесят пять фунтов в год, гораздо больше, чем удавалось вытрясти из них в виде налогов. Но это означало, что теперь они сами вершили королевское правосудие и собирали пошлину, и официально здесь не было ни одного чиновника Иоанна. Разумеется, у Иоанна в городе есть люди, которым он платит за регулярные доносы. Раф был в этом уверен, и потому в Ярмуте, куда заходят иностранные торговые суда, никому не доверял. Но если люди Иоанна и пронюхали про француза, этой ночью возможностей отправить с острова сообщение у них не больше, чем у самого Рафа. Так что, пока бушует шторм, они со шпионом в безопасности. В конце концов, оставалось только молиться.
