Самурай - Эндо Сюсаку (бесплатные серии книг txt) 📗
— Я думал, что стал христианином лишь для видимости. Чувство это не изменилось и сейчас. Но, поняв, что такое государственная мудрость, я стал временами думать о том человеке. Мне даже кажется, что я понял, почему его изображение в каждом доме в тех странах. Любой человек в глубине души хочет, чтобы рядом с ним всегда был кто-то, кто не предаст, не покинет — будь это даже приблудная собака. Тот человек для каждого — вроде такой собаки. — Точно говоря сам с собой, Самурай повторил: — Да, тот человек вроде такой собаки, которая всегда с тобой. Это написал на своих листках японец из Текали. Он всю жизнь говорил это своим друзьям. Говорил, что Сын Человеческий пришел, чтобы служить людям.
Ёдзо наконец поднял голову и задумчиво посмотрел на озеро, стараясь понять слова хозяина.
— Ты веришь в Христа? — тихо спросил Самурай.
— Да, — ответил Ёдзо.
— Никому не говори. Ёдзо кивнул.
— С наступлением весны перелетные птицы покинут наши места, а нам до конца жизни оставаться в Ято, — сказал Самурай веселым тоном, чтобы сменить тему разговора. — Ято — наш родной дом.
Побывал он во многих странах. Пересекал безбрежное море. И вот вернулся к себе, где все те же нищие деревни и скудные земли, — это чувство все сильнее овладевало им. Так и должно быть. Бескрайний мир, множество стран, безбрежное море. Но люди везде одинаковые. Повсюду воюют, ловчат, хитрят. И в замке Его светлости, и в мире, в котором живет Веласко, — везде одно и то же. Самурай не просто увидел множество земель, множество стран, множество городов — он убедился, что над всеми властвует карма. Но над кармой возвышается тот худой, жалкий человек с пригвожденными к кресту руками и упавшей на грудь головой. «Мы плачем в долине скорби и припадаем к Твоим стопам» — этими словами заканчивались записки монаха из Текали.
Чем отличается наша жалкая Ято от бескрайнего мира? Ято — это весь мир, так хотел сказать Самурай Ёдзо, но не нашел нужных слов.
Япония. Япония, где свирепствует буря гонений, где живет лишь вражда к Богу. Почему же мое сердце привязано к тебе? Почему же я мечтаю вернуться к тебе?
Двенадцатого июня. Я сел в китайскую джонку и покинул Лусон, где прожил год. Сосланные в Манилу японские верующие тайно собрали для меня деньги. На них я смог купить изъеденную термитами джонку и нанять матросов.
Мне неведомо, что Господь наш Иисус подумает о моем безрассудстве. Я не могу понять, какова воля Господа: чтобы я до конца своих дней прожил в тихой Маниле или снова отправился в Японию вести сражение? Но я уверен, что рано или поздно он даст мне знак. И да свершится воля Его.
Мой поступок безрассуден. Я решил вернуться в Японию, где преследуют христиан. В глазах людей это действительно может показаться безрассудством. Даже сосланные в Манилу японцы, узнав о моем плане, качали головами и говорили, что это безрассудство. Говорили, что это глупо, потому что не успею я высадиться, как меня схватят. Но если я веду себя безрассудно и глупо, то разве не столь же безрассудно поступил Господь наш Иисус, отправившись в Иерусалим? Зная, что его убьют, он вместе со своими учениками отправился в Иерусалим. Господь знал, что умрет, но знал также, что смерть Его послужит людям. Нет большей любви, чем та, когда человек отдает жизнь за ближнего.
Я все время думаю об этом. Ближние, за которых я должен отдать свою жизнь, — не монахи, которые спокойно молятся в манильском монастыре, а японские верующие и тот человек в лохмотьях, просивший в Огацу отпущения грехов. «Успокойся. Настанет день, когда уже никто не будет смеяться над твоей верой», — поучал я его. Где он сейчас? Я обманул его. В Японии так и не настал день, когда верующие могли бы с гордостью говорить: я христианин. Но я не забыл этого человека. Из-за него я не смог остаться в Маниле.
Плавание продолжается. Море спокойное. Я каждый день молюсь о Японии. Молюсь о японских посланниках, с которыми расстаются на Лусоне. Молюсь о том человеке в лохмотьях. Я полжизни был связан с этой бесплодной страной. Я пытался посадить там Божью лозу, но она не прижилась. Все равно эта земля — моя. Земля, которую я обязан покорить во имя Бога. Мое сердце приковано к Японии именно потому, что земля ее бесплодна.
На востоке показался скалистый остров. Крушась о скалы, волны, взбивая пену, рассыпаются мелкими брызгами. Я здесь уже плыл когда-то. Это южная оконечность Формозы. Вскоре мы минуем острова Рюкю, пройдем архипелаг Ситито, известный как самое гиблое место, и подойдем к южному побережью провинции Сацума.
Плавание по-прежнему проходит спокойно. Уже несколько дней думаю о последнем плавании святого Павла, описанном в «Деяниях святых апостолов». Павел во время последнего путешествия предвидел свои муки, но, даже зная о неминуемой гибели, все же направился в страну, где правил деспот Нерон. В «Деяниях» об этом сказано туманно, но между строчек можно понять, что Павел предвидел свою ужасную смерть.
С молодости меня почему-то больше всех апостолов, даже Петра, которого возлюбил Господь, влечет к себе Павел. Потому что он так же, как я, жаждал покорять. Мне даже кажется, у него были точно такие же недостатки, как у меня. Из-за своей пылкости он мог обидеть других, в том числе и Петра. Защищая свою веру, он спорил с остальными апостолами. По-моему, я чем-то похож на него. Павел отвергал бездеятельность, нерешительность апостолов. Так же как я не могу простить иезуитам недопустимое малодушие, проявленное в распространении веры в Японии. Павла пытались оклеветать, очернить — и этим тоже моя судьба похожа на его. Только благодаря неустанным трудам Павла, его стремлению обращать в христианство язычников вера Христова распространялась среди других народов. Вот и я: как бы ни клеветали на меня иезуиты, осмелятся ли они утверждать, что я ничего не сделал для распространения веры в Японии? Сегодня, стоя на палубе, пронизываемой ветром, я много раз повторял поучения Павла, приведенные в конце «Деяний апостолов», особенно прекрасные слова из «Книги пророка Исайи», которые он цитировал:
