Пропавшее войско - Манфреди Валерио Массимо (книга жизни .txt) 📗

— Хорошо, подавайте покончим с этим. Больше не будем разделяться. Дождемся Тимасия-дарданца с тяжелой пехотой, а потом двинемся к берегу. Местные больше нас не побеспокоят.

Мы разбили лагерь у Кальпы — это оказалось красивейшее место: полуостров, уходящий в море, с великолепной естественной бухтой, — и я с огромной радостью вновь обняла Мелиссу. Она по-прежнему была с Клеанором, и я осталась очень довольна этим обстоятельством. Также снова увидела Аристонима из Метидреи — одного из самых сильных воинов в армии; едва заметив меня, он воскликнул:

— Знаешь, девочка, на этот раз летописец действительно спас наши шкуры! Без него нас всех перебили бы!

Kсен был бы счастлив это услышать, но в тот момент он отправился исследовать окрестности: оглядывал тучные, плодородные земли, источник с чистейшей водой и перешеек, соединявший большой, почти круглый полуострове материком.

Я знала, о чем он думает: это идеальное место для колонии. Расположенная на полпути между Гераклеей и Византием, она вскоре достигла бы процветания. Когда солнце стало клониться к закату, Ксен собрал отряд воинов и небольшую конную группу, так как назавтра собирался вернуться и похоронить павших.

Я услышала, как Тимасий-дарданец спросил:

— А где главнокомандующий Хирисоф?

— Сейчас, вероятно, в Хрисополе, — ответил Ксен. Как я узнала впоследствии, Хрисополь — это город на азиатском берегу пролива, расположенный напротив Византия.

— В Хрисополе? Поверить не могу, — возразил Тимасий. — Это слишком далеко.

К ним подошел Клеанор:

— Один из наших разведчиков сказал, что он находится в здешних краях.

— Здесь? Где именно? — поинтересовался Ксен.

— Вон там, — ответил Клеанор, указывая куда-то на запад. — Примерно в тридцати стадиях отсюда.

— Почему он к нам не присоединится? — снова спросил Ксен.

— Не знаю, — произнес Клеанор и ушел. Этот вопрос его не интересовал, или он просто не хотел продолжать разговор.

Ксен велел снарядить себе коня и уехал в направлении, указанном Клеанором.

Я некоторое время стояла одна посреди лагеря, а потом вдруг мной овладела столь навязчивая мысль, что поняла: нужно действовать немедленно. Мне было необходимо знать, что происходит с главнокомандующим Софосом, где он и почему не дождался нас в бухте Кальпа. Я чувствовала, что моя судьба в определенном смысле слишком тесно связана с его судьбой, с ним, который спас мне жизнь, пытался погубить нас всех, а потом все же вывел к морю.

Войдя в палатку, надела одну из туник Ксена, завернулась в плащ до самых пят, скрыла лицо под шлемом, потом вскочила на одну из лошадей, привязанных к коновязи, и отправилась по дороге, уходящей на запад. Я не умела ездить верхом, но много раз наблюдала за Ксеном, лошадь мне попалась покладистая, и я довольно быстро добралась до лагеря Софоса. Остановив первого же воина, сказала ему:

— Я помощница Ксенофонта. Мне нужно срочно с ним поговорить.

— Он в палатке Хирисофа, — ответил тот. — Вон та, темная, в дальнем конце лагеря. — Воин произнес это со странным выражением во взгляде, словно на душе у него было тяжело от мрачных мыслей. Потом добавил: — Хирисоф очень плохо себя чувствует.

Я кивнула в знак понимания, привязала коня и двинулась к палатке. По дороге заметила небольшой военный корабль, рассчитанный на двадцать гребцов, стоявший на якоре, носом к берегу, с красным флагом и странным знаком на корме: две линии соединялись вверху, а внизу расходились. Он походил на одну из букв греческого алфавита.

У палатки стоял часовой, я подошла к нему и сказала тихонько:

— Я помощница Ксенофонта. Знаю, что он внутри. Подожду его тут: у меня для него послание.

Часовой кивнул, соглашаясь.

Я услышала два знакомых голоса: они звучали отчетливо, так как мы находились далеко от остального лагеря.

Ксен спрашивал:

— Но как это могло случиться?

Софос проговорил устало:

— Не знаю. Мне уже несколько дней нездоровилось, я принимал лекарство. Это не в первый раз. Оно всегда мне помогало. А сегодня утром я почувствовал себя плохо. Очень плохо.

Представила себе его залитое потом лицо, прилипшие ко лбу волосы, тяжело вздымавшуюся грудь.

— Чей корабль стоит на якоре?

— Клеандра. Это спартанский военачальник, правитель Византия.

— Ты встречался с ними? Чего они хотят?

— Да, встречался, вчера… Меня ждали… Задавали много вопросов… о битве, о нашем долгом походе.

— Чего они добивались? — не унимался Ксен, словно ответ его не удовлетворил.

— Тебе хорошо это известно, — произнес Софос; голос главнокомандующего звучал теперь еще слабее. — Они спросили, почему… почему мы здесь.

Последовала длительная пауза. Я слышала дыхание Софоса.

Потом он снова заговорил:

— Я ведь сказал тебе, что никогда больше не увижу Спарту. Никогда…

— Ты выиграл столько битв… эту тоже выиграешь. Армия нуждается в тебе.

— Ты возглавишь ее… Их хотят уничтожить… но ты отведешь парией домой, Ксенофонт… отведи их домой.

А потом настала тишина. Тишина смерти.

Я пошла прочь. Часовой спросил:

— Эй, а разве ты не собирался…

— Скоро вернусь, — ответила я и двинулась туда, где оставила коня. Вскочив на него, съехала в сторону от дороги, в прибрежные кусты.

Ксена я увидела лишь час спустя, когда солнце уже закатилось.

Сидела у палатки и готовила ужин на углях из сосновых дров. Летописец подошел ко мне и примостился рядом с огнем, словно ему было холодно.

— Хирисоф умер, — произнес он бесцветным голосом.

— Софос… умер? Погиб в сражении?

— Нет. Его отравили.

Я больше ничего не стала спрашивать. Мы слишком хорошо знали, что нам ничего не нужно друг другу объяснять.

Ксен стал молча есть, но вскоре отодвинул тарелку. Вдруг ветер донес с запада мелодию флейт — тех самых, что сопровождали нас во время похода долгие месяцы, в пустыне и в горах. На сей раз музыка была протяжной, скорбной, безнадежной. Ксен напряг слух и стал внимать ей, погруженный в свои мысли. Вскоре к флейтам присоединился хор голосов.

В нашем лагере постепенно стихли все звуки. Люди, один за другим, поворачивали головы туда, откуда раздавалась музыка, и вставали. Ксен посмотрел на меня, потом прокричал воинам:

— Хирисоф умер!

Потом он схватил копье и устремился к своему коню.

— Подожди! — воскликнула я. — Хочу с тобой.

Ксен уже сидел верхом; он протянул мне руку, помог забраться на коня, усадил позади себя и поскакал на запад.

По мере нашего приближения флейты звучали все отчетливее; вскоре мы увидели, как несколько воинов несут на плечах носилки с телом своего командира: Софоса облачили в доспехи, а рядом положили шлем с большим гребнем, знак его высокого ранга. На восточном краю лагеря возвели костер из сосновых стволов и ветвей, рядом стояли четыре воина с факелами в руках. Но когда один из военачальников подошел с приказом поджечь дерево, заиграли флейты, вдалеке послышался бой барабана, и в такт ему — звук шагов приближающейся армии.

Ксен повернулся в ту сторону и увидел длинную вереницу воинов с факелами, движущуюся к нам по берегу. Пламя отражалось в водной глади залива, его красноватый отблеск протянулся до самого киля стоявшего на якоре корабля.

— Это наши, — бросил Ксен; в глазах его стояли слезы.

Воины продолжали прибывать: аркадийцы, ахейцы, фессалийцы, мессенцы, лаконцы — в доспехах, с копьями в руках, — и молча строились рядом со своими товарищами, окружавшими погребальный одр.

Вся армия собралась вместе — все, кто выжил в долгом походе, — и когда под телом Хирисофа занялось пламя, а огонь, раздуваемый ветром с моря, заполыхал, освещая берег, Агасий-стимфалиец издал спартанский боевой клич. Потом вынул меч из ножен и начал бить им о щит. В тот же миг его поддержали тысячи воинов, тысячи обнаженных мечей сверкнули в красноватом сиянии костра и с грохотом ударили о бронзу, и продолжали неустанно стучать, пока костер не прогорел.