Карнавальная ночь - Феваль Поль Анри (библиотека электронных книг .TXT) 📗
В Раймоне было больше от воина, в Гийоме – от вельможи; генерал-роялист всем видом своим как бы молча попрекал Терезу ее деревенским воспитанием и низким происхождением.
У жителей Дофине горячая кровь и упрямые головы. Политические страсти там быстро вспыхивают и с трудом унимаются. Со дня возвращения Наполеона царило глухое брожение: два переворота один за одним на протяжении двух месяцев подпитали личные разлады яростной политической распрей.
К середине второго месяца Ста Дней начали появляться вооруженные шайки; для одних это были банды головорезов, для других – авангарды верных батальонов; в политике также нередки двойные крестины. Сперва стычки происходили то в одной, то в другой деревушке, потом понеслись слухи о жандармах, убитых из засады в ущелье, а один отряд новобранцев, маршировавший ночью в сторону Высоких Альп, был почти начисто перебит в конце апреля на левом берегу Изера.
В одну из первых майских ночей, это очень важное событие моей истории, многочисленный отряд перешел савойскую границу, якобы преследуя контрабандистов, и напал на склад пехотного полка, стоявшего в Поншара. Там завязался кровопролитный бой и полегло великое множество солдат. Эти так называемые «контрабандисты» были отброшены, но они подожгли городок с четырех концов, и он пылал потом целую неделю. Лишь несколько домов остались стоять тут и там вокруг закопченной церкви; мэрия и все муниципальные реестры были уничтожены.
Генерал Раймон, герцог де Клар, отмечал свою женитьбу именно в мэрии Поншара. Там же был в свое время занесен в метрическую книгу его сын.
А так как утрата книг встревожила Терезу, Раймон сказал ей, держа за руку Гийома:
– У нас в замке есть выписки, дорогая моя жена, и нет ничего проще уладить подобную неприятность. Как только поправлюсь, съезжу ради этого в Гренобль.
– Кроме того, – добавил, улыбаясь, Гийом, – здесь сейчас присутствуют все последние представители дома де Клар: Раймон, моя тетка Роланда и я. Ни тетка, ни я не отнимем наследства у моего племянника, госпожа сестрица!
Улыбка генерала-роялиста согрела душу Терезы, но леди Стюарт еще подбодрила ее, добавив:
– Я отвечаю за моего племянника Гийома как за самое себя, но надо, чтобы дела велись строго по закону. Неровен час, и неисповедимы пути Господни. Герцог, мы все поедем в Гренобль, как только наступит благоприятное время, и выступим свидетелями.
Но благоприятному времени так и не суждено было наступить.
К концу все того же мая месяца братья распрощались. Гийом де Клар поправился; фортуна, казалось, вновь поворачивалась лицом к Бурбонам, а Гийом вовсе не хотел оставаться в бездействии, когда решался исход борьбы. Он уехал. За ним последовала и леди Стюарт.
Когда герцог и его молодая жена снова оказались одни в большой гостиной замка, Тереза заплакала.
– Ты за них переживаешь? – спросил Раймон.
– Они отправились воевать с нами… – отвечала Тереза.
– Это беда всех гражданских войн, – сказал герцог, – но прошу тебя, Тереза, скажи мне, что ты их любишь.
– Я люблю леди Стюарт, – совсем тихо сказала молодая герцогиня, – и она меня любит.
– А разве брат мой Гийом тебя не любит?
– Не знаю… – сказала она после долгого молчания. Потом добавила, закрыв лицо руками:
– Если б нашего маленького Ролана не было в живых, господин Гийом (она сделала ударение на слово «господин») унаследовал бы все владения и титулы дома де Клар!
Ударили и умолкли пушки Ватерлоо. Император стал пленником Англии.
В последние дни сражений герцог Раймон, столь слабый после ранения, что едва мог держаться в седле, надел ратный мундир, чтобы возглавить отряд добровольцев. Он был захвачен с оружием в руках и доставлен в Гренобль, где заседал военный трибунал.
Тереза была в городе вместе с сыном, но так и не удостоилась разрешения навестить мужа в тюрьме.
Чрезвычайные трибуналы везде и всегда ведут себя одинаково. Герцог Раймон, как и многие другие, присягнул королю Людовику Восемнадцатому перед Ста Днями. Он был приведен к полевому суду по обвинению в государственной измене.
Накануне дня, когда его должны были судить, тот же крестьянин, что давеча стучался в ворота замка Но-Фаба, пришел к нему в камеру. Как бы ни были суровы законы, нет таких замков, которые не открывало бы золото.
Братья оставались наедине полчаса. Гийом де Клар унес бумажник Раймона, где лежали все фамильные грамоты.
Это было частью плана, который должен был если и не спасти обвиняемого, то хотя бы отсрочить приговор.
– Итак, у нас в запасе несколько дней, – сказал генерал-роялист. – За несколько дней много чего можно сделать!
Герцог Раймон отвечал:
– Брат, если потребуется, то ради моей дорогой Терезы и моего ребенка я согласен даже на побег. Сделай, что сможешь, я вверяю тебе мое спасение!
Гийом, уже собравшийся уходить, вернулся и добавил:
– Даже если ты найдешь способ связаться с герцогиней, ни слова о нашем проекте! Ее страх и унижение весьма помогут нам перед лицом суда. Если же возникнет подозрение, что мы с тобой в сговоре, ты пропал.
Это была сущая правда, но план был слишком хитроумен, а такие вещи опасны.
На другой день генерал Раймон де Клар предстал перед судьями. В углу залы сидела несчастная женщина с закрытым вуалью лицом и ребенком на руках.
Не прошло и часа с начала слушания, когда судебный пристав передал председателю письмо. Тотчас среди судей произошло движение, и по залу пробежал шепот: «Генерал де Клар».
На английский манер Гийом, как младший брат, никаких титулов не носил.
Все подумали, что он пришел на выручку брату.
Был лишь один человек, у которого при имени генерала-роялиста в сердце, вместо проблеска надежды, проник леденящий ужас. То была молодая женщина с ребенком на руках.
Первое впечатление Терезы все еще жило. Она опасалась своего деверя, опасалась за себя и за сына.
И потому совершенно не удивилась, а лишь ужаснулась, когда ее деверь ответил на вопрос председателя о своем имени и звании:
– Генерал-лейтенант Гийом Клар Фиц-Рой Жерси, герцог де Клар.
Она молча прижимала сына к груди, ей казалось, что он отнимает наследство у живого.
Новый герцог, однако, занял позицию, которая очень удивила трибунал и присутствующих.
– Я пришел, – сказал он, – протестовать против процедуры в этой форме и просить, с согласия нашего государя короля, чтобы вынесение приговора было отсрочено. Есть лишь один герцог де Клар, это я, ибо у меня больше нет брата. Человек, которого вы видите здесь перед собой на скамье подсудимых, являлся ли генералом на службе у упраздненной империи, или нет, не имеет никаких прав носить имя де Клар, и я объявляю его самозванцем.
Герцог Раймон поднялся, бледный как полотно, и сел, не проронив ни слова: это было частью плана, оговоренного братьями в тюрьме.
Раздался слабый крик. Унесли женщину в обмороке и плачущего ребенка; все шло согласно этому чрезвычайно замысловатому плану…
– Сестра, обрати на это обстоятельство самое пристальное внимание, – прервался на этом месте Леон де Мальвуа, – ибо тут ключ к удивительной загадке. Тереза исчезает, пораженная жуткой мыслью: от человека, который должен был стать ее сыну защитником, теперь исходит смертельная угроза его жизни!
Все было разыграно ради того, чтобы сменить состав суда. Но сама Тереза попалась на удочку куда скорее, нежели судьи. Ведь ее ни во что не посвятили. Она была простой сельской девушкой, и высокий титул, обретенный ею на миг, не помог ей обрести знание света – ведь в замке Но-Фаба она жила в одиночестве. Ее ужаснуло и потрясло, что человек, за которым она ходила, когда тот был ранен, этот неблагодарный гость, этот отрекшийся брат, вернулся из Парижа употребить все свое влияние вовсе не на помощь попавшему в беду брату, но чтобы отнять у него все, свидетельствуя на стороне обвинения!
Теперь у нее на уме осталось лишь одно: спрятать сына. Жизнь сына ставила последнее препятствие устремлениям этого человека, жалкое и немощное препятствие, которое так легко устранить. Надо было бежать, скрыться во что бы то ни стало, ибо сопротивляться после всего случившегося бесполезно.
