Гайдзин - Клавелл Джеймс (читаем книги онлайн бесплатно без регистрации TXT) 📗
— Почему сердица? Нет проха думать. Я моритвы в храм Синто как доктор говорить, много тэйров давать монах, я кэсать... — её лицо весело сморщилось, — кусать бяка рикар'ство. Немнозка недери потом все проходить.
— Это не прошло. И не пройдет. Лекарства нет! Она странно посмотрела на него.
— Все проходить, ты смотреть меня, мой без одезды, весь, скор'ка раз, neh? Конечно, все уходить совсем.
— Ради Христа, да не прошло это!
Она опять на секунду нахмурилась, потом пожала плечами.
— Карма, neh?
Он взорвался. Это потрясло её , она тут же уткнулась головой в татами и принялась жалобно просить у него прощения:
— Нет прахой, Фурансу-сан, все уходить, доктор говорить, все уходить. Васа видеть этот доктор скора мозна, все уходить...
Снаружи, за стенами-сёдзи он слышал шепот и чьи-то шаги.
— Ты должна показаться английскому доктору! — Сердце, как молот, стучало в ушах. Он старался говорить внятно, понимая, что идти к врачу, любому врачу, бесполезно и что хотя иногда проявления болезни удавалось остановить, иногда удавалось, так же неотвратимо, как завтрашний рассвет, болезнь рано или поздно брала своё. — Ты что, не понимаешь? — пронзительно закричал он. — Лекарства нет!
Она лишь замерла, не отрывая лба от татами, дрожа, как покалеченный щенок, и повторяя монотонно:
— Нет проха, Фурансу-сан, нет проха, все уходить... Сделав над собой усилие, он вернулся к действительности и
вновь посмотрел на Сератара.
— Когда я расспросил её об этом, она сказала, что её вылечили год назад. Она поверила, конечно же, она поверила и считала, что излечилась. Я, о да, я кричал на неё, спрашивал, почему она не сказала ничего Райко-сан, а она пробормотала что-то вроде, чего было рассказывать, доктор сказал, что все прошло, и её мама-сан сама сказала бы Райко-сан, если бы это было важно.
— Но это же ужасно, Андре. Бебкотт осмотрел её ?
— Нет. — Ещё глоток коньяка, но он не ощутил его привычной крепости, потом заговорил торопливо, спеша наконец излить душу кому-нибудь: — Бебкотт сказал мне, что болезнь... он сказал, что на ранней стадии заразившаяся женщина может оказаться без всяких признаков совершенно, что она не всегда будет передавать тебе болезнь, не всякий раз, когда ты с нею спишь, один Господь знает, почему это так; но рано или поздно это неизбежно произойдет, если продолжать жить с ней, и как только появляется язва, тебе конец, хотя через месяц или около того язва, их может быть и несколько, пропадает и тебе кажется, что ты выздоровел, но ты не выздоравливаешь! — Вена, прочерчивавшая лоб Андре посередине, вздулась, пульсируя, и почернела. — Недели или месяцы спустя появляется сыпь, это вторая стадия. Она проявляется сильно или слабо, в зависимости бог знает от чего, и иногда вызывает гепатит или менингит, иногда остается, иногда проходит, сыпь, а почему, никто, кроме Христа, тебе не ответит. Последняя стадия, самая ужасная, наступает когда захочет, в любой момент, от нескольких месяцев до... до тридцати лет после заражения.
Сератар достал платок и промокнул лоб, молясь про себя, чтобы его миновал этот кошмар, думая о своих частых визитах в Ёсивару, о своей собственной мусуме, которую он теперь держал для себя одного, но никак не мог гарантировать, что никого больше у неё не было. Как можно доказать или опровергнуть это, если у неё существует тайная договоренность с мамой-сан, ведь их интересует только то, как содрать с тебя побольше?
— Ты имел полное право убить её , — угрюмо произнес он. — И маму-сан.
— Райко тут не виновата. Я сказал ей, что ни одна из девушек здесь, во всей Ёсиваре, мне не подходит. Мне была нужна юная, не похожая на других, девственница или почти девственница. Я умолял её найти мне цветок, объяснив в точности, что мне было нужно, и она исполнила мою просьбу: Хана-тян была всем, чего я только мог желать, — самим совершенством; она пришла из одного из самых дорогих домов в Эдо. Ты даже представить себе не можешь, как она прекрасна, была прекрасна...
Он вспомнил, как подпрыгнуло его сердце, когда Райко в первый раз показала ему Хану, весело болтавшую с другими девушками в соседней комнате.
— Вон та, Райко, в бледно-голубом кимоно.
— Я советую выбрать Фудзико, или Акико, или одну из других моих дам, — сказала Райко. Когда ей было нужно, она хорошо говорила по-английски. — Со временем я найду вам ещё кого-нибудь. Есть маленькая Сайко. Через год или два...
— Вон та, Райко. Она совершенна. Кто она?
— Её зовут Хана, Цветок. Её мама-сан говорит, что маленькая красавица родилась недалеко от Киото, её дом купил её , когда ей было три или четыре года, чтобы обучить её как гейшу. — Райко улыбнулась. — По счастью, она не гейша — если бы гейша, её бы вам не предложили, прошу прощения.
— Потому что я гайдзин?
— Потому что гейши служат для развлечения, а не для забавы на подушках, и, Фурансу-сан, прошу прощения, их по-настоящему трудно оценить, если не быть японцем. Учителя Ханы были терпеливы, но она не смогла развить необходимые умения, поэтому её обучили для жизни на подушках.
— Я хочу её , Райко.
— Год назад она стала достаточно взрослой, чтобы начать. Её мама-сан устанавливала наилучшие цены — разумеется, только после того, как Хана соглашалась взять данного клиента. Только три клиента наслаждались ею. Её мама-сан говорит, что она очень способная ученица, она разрешала ей опрокидываться на подушки только дважды в неделю. Одно лишь говорит против неё: она родилась в год Огненной Лошади.
— Что это означает?
— Вы знаете, мы измеряем время циклами по двенадцать лет, как и китайцы, каждый год носит имя какого-нибудь животного, Дракона, Змеи, Петуха, Быка, Лошади и так далее. Но каждый относится также к одной из пяти стихий: огню, воде, земле, железу и дереву, которые меняются цикл за циклом. Считается, что девушки, рожденные в Год Лошади и со знаком огня бывают... несчастливыми.
— Я не верю в предрассудки. Пожалуйста, говорите цену.
— Она Цветок наслаждения, не имеющий цены.
— Цена, Райко.
— Для того, другого дома, десять коку, Фурансу-сан. Для этого дома, два коку в год, а также стоимость её собственного дома внутри моей ограды, оплата двух прислужниц и любых нарядов, какие она пожелает, и прощальный дар в пять коку, когда вам больше не понадобятся её услуги — вся сумма должна быть положена на счет у нашего банкира-торговца рисом в Гъёкояме, под процент, который, до времени, когда вы расстанетесь, будет вашим — все это должно быть на бумаге, подписано и зарегистрировано у бакуфу.
По японским меркам сумма была просто огромна, на взгляд европейца — граничила с расточительством, даже с учетом крайне благоприятного курса обмена валют. Целую неделю он торговался, но сумел снизить цену лишь на несколько су. Каждую ночь сны о ней не давали ему покоя. Поэтому он согласился. Семь месяцев назад с соблюдением всех необходимых церемоний её официально представили ему. Она официально согласилась принять его. Они оба поставили свои подписи под контрактом. Следующую ночь он провел с ней, и она оказалась всем, о чем он мечтал, что видел во сне. Смеющейся, веселой, не знающей устали, нежной, любящей.
— Она была подарена мне Богом, Анри.
— Дьяволом. Как и мама-сан.
— Нет, это не её вина. За день перед тем, как я получил Хану, Райко сказала мне, официально — я как раз оформлял выплату денег, — что прошлое — это прошлое, она обещала лелеять Хану лишь как одну из своих девушек и следить за тем, чтобы Хану никогда не посещали другие мужчины и она оставалась только моей, начиная с того дня.
— Значит, это она убила её ?
Андре налил себе ещё коньяку.
— Я... я попросил Хану назвать мне тех трех мужчин, ведь один из них мой убийца, но она сказала, что не знает их имен, а может, просто не захотела говорить. Я... я ударил её по лицу, чтобы силой заставить её , но она лишь всхлипнула, даже не закричала. Я был готов убить её , да, но я любил её и... тогда я ушел. Я был как бешеный пес, брел, ничего не соображая и ничего не видя перед собой, времени, наверное, было часа три или четыре ночи. Я забрел прямо в море. Может быть, я хотел утопиться, не знаю, точно не помню, но холодная вода отрезвила меня. Когда я вернулся в дом Трех Карпов, Райко и все остальные были в шоке, я ничего от них не добился. Хана лежала там, где я её оставил. Только теперь она плавала в луже крови, в горле торчал мой нож.
