Закон парности - Соротокина Нина Матвеевна (читать бесплатно полные книги TXT) 📗
— И все?
— Все.
— Что ж ты не узнал, что это за время такое?
Почкин только пожал плечами.
Лядащев каждый день пенял себе, что не идет с визитом к Оленевым. Неделя прошла, как фрегат Корсака стоит в Кронштадтской гавани, а он не может выкроить вечера, чтобы повидать Мелитрису и ее важного мужа. Последний разговор с Почкиным решил дело. Лядащев послал с казачком записку к Оленевым, а сам с помощью лакея начал приводить себя в порядок. Наряды его явно устарели и вышли из моды, а в заграницах заниматься покупками не было времени. Но если из темно-серого парика выбить пыль, а на голубом камзоле серебро мелом почистить, то оно и сойдет.
Видимо, Мелитриса видела из окна, как подъехала карета Лядащева, потому что лакей только успел снять с него епанчу, как она, презрев все условности светской дамы, бросилась ему на шею и закружила по прихожей, огромной, как зала, приговаривая на все лады:
— Ах, Василий Федорович! Неужели Василий Федорович к нам пожаловали? А я вас все жду, жду! Никита, иди сюда скорее! К нам Василий Федорович пожаловали!
Князь Никита уже спускался по лестнице. Лядащев с удовольствием отметил, что на лице его не было выражения обычной кислой вежливости, на нем сияла только голая радость. Последние ступеньки он пробежал бегом, потом туго пожал руку гостя.
— Спасибо вам, Василий Федорович. Мелитриса мне все рассказала, — он повернулся к жене: — Ангел мой…
Мелитриса тут же нырнула ему под крыло, изогнулась в нежном порыве, потерлась носом о бархат камзола. «Тут, слава Богу, все на своих местах», — подумал Лядащев.
Это был замечательный вечер. Радость встречи была не просто сложением, но умножением, даже возведением в степень. Когда горестные и жестокие приключения прожиты и стали воспоминанием, говорить о них не страшно, а весело и… тревожно, по-хорошему тревожно. Словно черное окно открывается в мир и упругим сквозняком втягивает в тишину натопленной гостиной дыхание той жизни. И теперь сама комната и ее обиходные предметы — съемы для нагара со свечей, серебряный молочник, медные щипцы у камина, чашки с дымящимся кофеем — тоже становятся свидетелями тех событий, чтобы при случае напомнить хозяевам: ничего не ушло, не кануло в Лету, пока вы живы, пока живы ваши потомки, реальностью будут и Цорндорфская бойня, и сожженный Кистрин, и лазарет в подвале, и побег в тайном чреве кареты.
— Василий Федорович, главный мой вопрос к вам — как пастор Тесин? — этим вопросом Никита сразу вернул жизнь в сегодняшнее русло.
— Да, да, мы только об этом и думаем, — подхватила Мелитриса.
— Завтра у меня назначена встреча, — продолжал Никита. — Я иду к их сиятельству графу Ивану Ивановичу Шувалову. Мне хотелось бы как можно точнее сформулировать свою просьбу.
— Мой вам совет, Никита Григорьевич, расскажите всю правду, то есть то, чему вы были свидетелем. Вспомните об участии Тесина в Цорндорфской битве, а также о той роли, которую пастор сыграл в освобождении вашей жены. Я думаю, уже можно рассказать и об обвинении, предъявленном Мелитрисе Николаевне. У нас есть все доказательства ее невиновности.
— Кто ж сыграл с ней эту страшную шутку?
— Это нам еще предстоит узнать. Я в свою очередь имею к вам вопрос, — теперь тон Лядащева стал деловит и четок. — Неделю назад в Кронштадте вы обмолвились, что встречались ранее с неким бароном Блюмом. Сейчас он арестован. Не могли бы вы сказать, при каких обстоятельствах вы встречались с этим господином?
Неожиданно Никита смутился. Он быстро скосил глаза на Мелитрису, потом сделал неопределенный жест рукой, мол, скажу, но не сейчас. Лядащев решил, что рассказ князя может вызвать у Мелитрисы нежелательные воспоминания, и тут же умолк.
Вернуться к этому разговору им удалось только в карете, Никита поехал провожать гостя.
— Значит, фамилия мелкого господина Блюм? Я видел его дважды, и оба раза у лютеранского собора. Вот собственно и весь рассказ, но я не хотел говорить об этом при жене, потому что оба раза встречался с девицей, в судьбе которой принимал участие. Девица эта очень мила, и можно сказать, что я был увлечен ею. Она немка. Приехала в Россию без гроша в кармане, но сделала головокружительную .карьеру.
— А при чем здесь Блюм? Он тоже лютеранин. Почему бы ему не прийти в свой храм?
— Конечно… Но сейчас, оглядывая те события издалека, я со всей очевидностью могу сказать, что они были знакомы друг с другом, но почему-то скрывали от меня это знакомство. А может быть, и от всех прочих. Я и тогда это понимал, но гнал от себя подобные мысли. Понимаете, Анна…
— Так зовут девицу?
— Да, Анна Фросс… Так вот, девица по недоразумению угодила в Калинкинское подворье, и я ее оттуда вызволил с помощью Шуваловых. А потом, видя, как она переглядывается с невзрачным господином, я ловил себя на мысли, уж не воздыхатель ли он… платный воздыхатель. Понимаете? Эта мысль столь отвратительна, что мне и сейчас не по себе.
— Где вы познакомились с Анной?
— Есть такой художник в Петербурге, некто Мюллер, я покупал у него полотна. Сейчас он, говорят, спился и уже ничем не торгует. Этот самый Мюллер и призрел Анну, когда та осталась в Петербурге совсем без средств.
Лядащев выглядел очень заинтересованным.
— Вы не могли бы мне показать, где живет этот Мюллер?
— Ничего нет проще.
— Вам говорит что-нибудь фамилия — Диц, барон Диц?
— Помнится, у Фермера в армии служил генерал-майор Диц.
— Нет. Это другой Диц. А где сейчас Анна Фросс?
— Я думаю, там же, где и была. Она камеристка их высочества великой княгини и ее доверенное лицо.
Лядащев протяжно присвистнул, потом помрачнел и надолго задумался.
— Никита Григорьевич, не рассказывайте никому о нашем разговоре, — сказал он наконец. — Если мне понадобится ваша помощь, я могу на нее рассчитывать?
— Я в вашем распоряжении.
— И еще… Ваша жена знакома с Анной Фросс?
— Не думаю, — быстро сказал Никита и внимательно посмотрел на собеседника, тот в ответ наградил его таким тяжелым взглядом, что князь вскричал испуганно: — Уж не думаете ли вы?..
— Оставим пока догадки. Но мне кажется, что я нашел то, что искал. Дама пик оказалась девицей.
Встречи деловые и светские
Утром Лядащев еще умыться не успел, а вставал он поздно, как слуга доложил о раннем визитере — князе Никите Оленеве. Никогда раньше он не бывал в доме Василия Федоровича.
— Зови…
«Видно, разобрало князюшку это дело… Ишь, прелетел!»— подумал Лядащев не без внутреннего зубоскальства.
Оленев сразу приступил .к делу.
— Василий Федорович, сознаюсь, я не спал всю ночь. Наш вчерашний разговор принял странный и неожиданный оборот. Я ставил перед собой вопросмогла ли Анна Фросс быть отравительницей государыни? К сожалению, я не могу ответить отрицательно. Эта девица загадочна. Я ничего не знаю ни о ее прошлом, ни об истинных ее намерениях. Но боюсь, если дело получит огласку, не будут ли сюда вовлечены другие особы, то есть самые высокие в нашем государстве.
— Вы имеете в виду великую княгиню?
— Язык не поворачивается произнести это имя вслух. Одно могу сказать с уверенностью: ее высочество не позволит себе ввязаться в столь гнусную историю.
— Я тоже так думаю, — согласился Лядащев. Он смотрел на взволнованное лицо князя и думал, почему меж ними столько лет были натянутые отношения? Правду сказать, и отношений-то особых не было, но уж если сталкивались они в одной гостиной, то непременно говорили друг другу колкости, а сейчас, видно, пришло время приязни, Мелитриса их подружила. Во всяком случае, этот князь ему чертовски симпатичен.
— Дело это деликатнейшее, — продолжал Никита, — и я думаю, чем меньше людей в него будут посвящены, тем лучше.
— Из стен секретного отдела тайны редко выходят.
— Безусловно, с вами согласен, но я стал невольным свидетелем ареста Бестужева. Я знаю, как в государстве нашем умеют извращать правду. А в истории с отравлением есть большой соблазн для корыстных. Главное, чтоб ничего не дошло до ушей государыни.
