Розеттский ключ - Дитрих Уильям (читаем книги онлайн TXT) 📗

ГЛАВА 23

Я вернулся в Египет 14 июля 1799 года, через год и две недели после того, как первый раз высадился на его берегах с Наполеоном. На сей раз я прибыл с турецкой армией, а не с французской. Смит увлекся идеей нового контрнаступления, заявляя, что оно окончательно подорвет силы Бони. Я невольно заметил, однако, что он со своей эскадрой встал на якорь довольно далеко от берега. И трудно сказать, кто имел меньше уверенности в завершающем успехе этого вторжения: я или пожилой, белобородый военачальник турок, Мустафа-паша, который ограничился в своем наступлении тем, что захватил крошечный участок полуострова с одной стороны Абукирского залива. Его войска высадились, захватили французский редут к востоку от селения Абукир, уничтожили три сотни его защитников, заставили сдаться еще одну сторожевую заставу на другом конце полуострова и на том остановились. Там, где перешеек полуострова переходил в материк, Мустафа начал возводить три ряда укреплений, ожидая неизбежного контрудара французов. Несмотря неуспех защитников Акры, турки по-прежнему опасались встречи с Наполеоном в открытом сражении. После победы смехотворно малых сил Бонапарта над огромной турецкой армией у горы Табор паши (то бишь турецкие военачальники) пришли к выводу, что любые их смелые начинания обречены на провал. Поэтому они заняли прибрежную полосу и начали спешно окапываться, надеясь, что боевой дух французов иссякнет при виде вырытых траншей.

Мы видели, что первые французские разведывательные отряды Бонапарта быстро собирают защитные силы, поглядывая за нашими действиями из-за ближайших дюн.

Улучив удобный момент, я по собственной инициативе тактично посоветовал Мустафе двинуться на юг и связаться с мамелюками, к которым присоединился мой друг Ашраф, к маневренной коннице под командованием Мурад-бея. Прошел слух, что Мурад осмелился дойти до самой Великой пирамиды, забрался на ее вершину и с помощью зеркала послал сигнал своей жене, содержавшейся пленницей в Каире. Такой поступок характеризовал его как смелого и даже лихого командира, и, на мой взгляд, турки добились бы гораздо большего под командованием хитроумного Мурада, а не осторожного Мустафы. Но турецкий паша не доверял заносчивым мамелюкам, не хотел делить командование и боялся выйти из-под защиты земляных укреплений и военных кораблей. Если Бонапарт слишком поспешил, пытаясь завоевать Акру, то турки слишком поспешно высадились в Египте, собрав лишь малые силы.

Однако стремительно меняющийся ход жизни вносил свои коррективы в расстановку сил. Более того, оригинальные и великолепные стратегические расчеты Наполеона перестали быть загадкой. Год назад его флот уничтожил адмирал Нельсон, его наступление на Азию захлебнулось в Акре, а, согласно полученному Смитом донесению, Типу Султан, индийский падишах, с силами которого мечтал в итоге объединиться Бонапарт, погиб в Индии при осаде Серингапатама английским генералом Уэлсли. [25] К тому времени, когда войска Мустафы высадились на берег, в Средиземное море вошел объединенный франко-испанский флот, намереваясь оспорить морское превосходство англичан. Расклад противостояний все больше осложнялся.

Я решил, что мне лучше всего как можно скорее провернуть дельце с Силано в Розетте, портовом городке в устье Нила.

Если я сумею вернуться в турецкий анклав до того, как прекратит существование их береговой плацдарм, то смогу наконец убраться подальше из этой страны. При удачном раскладе со мной поедет и Астиза. А в лучшем случае и мудреная книга.

Бонапарт и Силано не обманулись в расчетах. Я ощущал себя владельцем книги, и простое любопытство побуждало меня выяснить, что же в действительности открывают эти таинственные письмена. Даже старина Бен вряд ли устоял бы перед таким искушением. Как он сам мудро писал: «Легче подавить в себе первое желание, чем удовлетворить все последующие». Мне любыми путями хотелось выяснить, какой «ключ» известен Силано, в очередной раз освободить Астизу, а потом решить для себя, что же делать с этими тайными знаниями. Но единственное, в чем я не сомневался, так это в том, что мне совершенно не хочется обрести бессмертие, если в свитке Тота сокрыта тайна вечной жизни. Жизнь подкидывает слишком много трудностей, чтобы терпеть их вечно.

Пока турки окапывались в гнетущей летней жаре, углубляя траншеи перед их ярмарочными палатками, я нанял фелюгу, чтобы пройти на ней на запад к устью Нила и к Розетте. Мы проплывали мимо этого местечка в прошлом году, когда впервые приближались к берегам Египта, но я не помню, чтобы сей городок удостоился особого внимания. Местоположение придавало ему некоторую стратегическую ценность, но оставалось загадкой, почему Силано захотел встретиться именно там; естественно, мысль о том, удобно ли мне будет добираться туда, не пришла бы в голову этому колдуну. Самым вероятным объяснением казалось то, что его сообщение скрывало какой-то обман и ловушку, но приманки выглядели на редкость соблазнительно — любимая женщина и перевод, — чтобы я сунул голову в этот капкан.

Таким образом я оказался на судне капитана Абдула, и мы пристали к берегу на полпути в Розетту, поскольку мне понадобилось внести оригинальные усовершенствования в его парус, хотя он счел их веским доказательством глупости всех иноземцев. За пару дополнительных монет он обещал никому не выдавать секрет моей модернизации. А потом мы вновь направились по синему морю к бурому языку великой африканской реки.

Вскоре нас остановил французский патрульный корабль, но Силано организовал для меня пропуск. Лейтенант этой шебеки знал мое имя — очевидно, рискованные приключения и непостоянство в выборе союзников снискали мне определенную известность — и пригласил меня на борт. Я вежливо отказался, сказав, что предпочитаю остаться в нанятой лодке.

Он сверился с документом.

— Мне приказано, месье, конфисковать ваш багаж до вашей встречи с графом Алессандро Силано. Здесь говорится, что это необходимо для государственной безопасности.

— Мой багаж состоит из того, что вы видите на мне, учитывая, что мои подвиги оставили меня без денег и без союзников. Уверен, вы не захотите, чтобы я высадился на берег голым.

— Однако у вас за плечами висит ранец.

— Верно. И он весьма тяжел, ведь там лежит увесистый камень. — Я вытянул руку с ранцем так, что он повис над водой. — И если вы, капитан, попытаетесь отобрать у меня и эту жалкую собственность, то я выброшу ее в Нил. Если такое случится, я уверен, что граф Силано в лучшем случае подведет вас под трибунал, а в худшем — напустит какую-нибудь на редкость вредоносную древнюю порчу. Поэтому лучше попросту пропустите меня. Я одинокий американец в вашей французской колонии и прибыл сюда по собственному желанию.

— Но у вас есть еще винтовка, — возразил он.

— Которой я не собираюсь пользоваться, если никто не попытается забрать ее. Последний человек, пытавшийся сделать это, уже умер. Поверьте мне, Силано будет вам признателен.

Недовольно ворча, он еще несколько раз сверился с доставленным ему приказом, но поскольку я стоял у борта, с винтовкой на изготовку, а ранец угрожающе покачивался над речной водой, то настаивать на изъятии этих вещей было бесполезно. И вскоре мы, продолжив плавание под охраной шебеки, словно курицы, защищающей своих цыплят, высадились на пристани Розетты. Дома в этом затененном пальмами и богатом водными источниками сельском городке понастроили в основном из буроватого саманного кирпича, за исключением мечети с ее единственным минаретом. Я оставил особые указания капитану нанятой мной фелюги и отправился по извилистым дорожкам к французскому форту, названному Юлианским, еще незаконченному, но уже украшенному триколором, собрав по пути стайку любопытных уличных мальчишек. У ворот форта меня остановили стражники в черных треуголках, топорщившие внушительные усы. Мою печальную известность подтвердил явно неприязненный взгляд этих стражей, сразу узнавших меня. Совершенно невинный исследователь электричества стал кем-то средним между вечным нарушителем порядка и опасным преступником, и они поглядывали на меня как на зловредного колдуна. Вести из Акры, должно быть, уже долетели сюда.