Слепой секундант - Плещеева Дарья (лучшие книги читать онлайн бесплатно .txt) 📗
— Василиса приезжала меня учить, кому чего сказывать, когда старшенький, Ванюшка, в колыбельке лежал. А я вчера ездила к крестной. Я-то на сносях, рожу — дома засяду, а пока лед стоит, нужно всюду побывать, крестная мне перину обещала, опять же — к Пресветлой Пасхе того-другого, стол накрыть, как же без этого?
— Ты дело говори, — призвал к порядку Еремей.
— Тотчас и скажу. Крестная живет в Рогачевом переулке. Вот там, в Рогачевом, я Василису и повстречала. Чуть ли у самого крестной дома. И с ней был кавалер. Я так и встала — ветрище до костей пробирает, а кавалер без шляпы, в одной епанче поверх кафтанишки. Василису-то ни с кем не спутаешь — баба дородная, как две меня, а кавалер — он… Не понравился он мне… при: шилась Наська. — Она его, видать, из дому вызвала и какую-то бумажку ему принесла. Он в ту бумажку глядит и ей что-то втолковывает, а сам — злой, ух! В дом вошел, а она за домом в калиточку шасть, а была в шубе внакидку — стало, выбежала из дому, бежать недалеко. Ну, думаю, вот ты где со своим полюбовником гнездо свила… И больше я ее не видела.
— Крестная в каком доме живет? Как идти к рынку — справа или слева? — поинтересовался Андрей.
— Слева, поди. Да крестную все там знают! Спроси, где стоит Матрена Попова, и всяк покажет.
— А теперь слушай меня, Настасья Воробьева. Я дам тебе деньги, для тебя немалые. Больше тебе про младенцев врать не придется. Да с мазуриками вперед не дружись — доиграешься, в часть сведут. И с Патрикеевой тебе приятельствовать незачем, она — дура, а ты — умна, — сказал Андрей. — Вот, отпразднуй Светлую Пасху.
Увидев золотой империал, Наська онемела.
— Это мне? — без голоса спросила она.
— Тебе. И чтоб больше в грязные истории не путалась. Идем, Еремей Павлович.
Они вышли на улицу.
— Уф! Справились! — сказал Андрей. — Удачная была ловушка. Прямо тебе волчья яма. Едем в Рогачев переулок!
Когда переправились по опасному льду через Неву, Авдей-кучер сказал:
— Ф-фу, пронесло! Ну, теперь туда — уж только по мосту!
— Покойный царь Петр не хотел ставить мосты совсем — считал, что всякий столичный житель должен уметь управляться с лодкой, и с веслами, и с парусом, — напомнил Андрей. — Но без мостов тяжко. Была бы Нева поуже — ставили бы каменные.
И вспомнилась та ночь, когда посреди Невы молился загадочный Андрей Федорович, вспомнился «царь на коне». Видно, настало время, когда подарок стал приносить удачу в поиске. Главное — не отступать, двигаться стремительно, наносить удар решительно — и менее всего беспокоиться о страданиях вымогателей.
В Рогачевом переулке Андрей разослал своего дядьку и проявившего сообразительность Савку с портретами по окрестным дворам. Сам остался в санях, держа под шубой наготове заряженные пистолеты. Идя по следу, следовало готовиться к самым скверным сюрпризам.
Василиса показывала Евгении записку, которую ей принесли от Феклы. До чего-то же они договорились? Знать бы, до чего! Или не договорились? Мусью Аноним пользовался услугами мазуриков с Сенного рынка — но это не означало, что только они ему служили. Может, избавившись от них, он еще вздохнет с облегчением.
К саням подошел Савка.
— Барин, ваша милость, про этого кавалера на картинке сказывают — две комнаты в том доме нанимает уже четвертый год. И, сказывают, к нему туда постоянно парнишки с Сенной площади бегают — палец в рот им не клади, по локоть оттяпают. А он их привечает.
— Курьеры, выходит, — сказал Андрей. — А как узнать, сейчас этот кавалер дома? Или его куда-то нелегкая понесла?
— В том доме сапожник подвал нанимает, я узнавал, он пьянюшка, а детишек много. Может, с его бабой уговориться?
— Найди-ка Еремея Павловича.
Еремей подтвердил — да, Евгению знают тут под именем Бехера, фамилия немецкая, должно быть, удалось раздобыть документы какого-нибудь забулдыжного немца, сгинувшего в просторах Российской империи.
— Что она здесь поселилась — это славно, — Андрей усмехнулся. — Это — чтобы удобнее распоряжаться Дедкой, Василисой и всем их воровским легионом. Плохо другое — мы знаем только про то вымогательство, что связано с ее амурными подвигами. А других случаев не знаем. Может, есть еще человек, который имеет под началом другую шайку мерзавцев, и все они подчиняются некому хозяину — тому, что подобрал и обучил безобразиям Евгению.
— А ты, сударик мой ненаглядный, не сочинительством ли занимаешься?
— Может, и сочиняю… Едем к Казанской. Я чай, скоро служба начнется; наша красавица Фекла появится; может, в суете Василисин курьер прибежит к ней с запиской. И мы из записки поймем, до чего они там договорились… И тогда — к доктору!
— А ежели нас выследят? Однажды ведь уже выследили, — напомнил Еремей. Он не представлял, как уйти от соглядатаев, которые могут караулить Феклу и иметь самый непредсказуемый вид.
Но питомец говорил уверенно — что-то у него было на уме…
Фекла действительно оказалась на паперти — сидела посреди ряда убогих и жалостным голоском причитала, что последние-де дни настали. Разноголосица нищих и впрямь на такие мысли наводила, и прихожане, спеша на службу, торопились положить в несколько протянутых ладоней по стертой полушке — и в храме, в тишине, настроиться на молитвенный лад. Вся столица собиралась исповедаться и причаститься — потому что в последние дни Великого поста будут невероятные очереди к исповедующим батюшкам, да и сами батюшки станут торопить, не дадут проникнуться святостью покаянной минуты.
Фекла получила десять копеек и быстро передала записку. Еремей с этой запиской вошел в церковь, поторчал там чуть ли не с четверть часа, потом вышел и неторопливо направился через Невский.
Когда он был уже на середине проспекта, подкатили сани, и Савка помог ему быстро встать на запятки. Авдей заорал «Ги-и-и-ись!» — и сани умчались, круто завернув влево, потом вправо — и влетели в распахнутые ворота Демутова трактира. Этот огромный трактир имел два выхода — парадные двери для господ глядели на Мойку, а хозяйственный двор выходил на Большую Конюшенную.
— Ловко, брат! — похвалил его Еремей. — Ну, Андрей Ильич, теперь нужно искать грамотного.
— В трактире половой за пятак прочитает, — ответил Андрей. — Они счета составляют, читать, писать и считать обучены.
И точно — высмотрели почтенного полового — из бойких ярославских мужичков, и он очень отчетливо прочитал:
«Господину Плутодору.
Напраслину возводишь. Рязанов и есть. Вели своим людям за ним следить — сам убедишься. А боле ничего не скажу, и записок мне не шли. Принеси знак от моего сожителя — тогда узнаешь, как Рязанова звать и что он затевает.
Твоей милости покорная слуга Василиса.
А писал убогий и побитый раб Божий Феофан».
— И что сие означает? — спросил Андрей. — А то означает, что Василисе велено тянуть время. Следить за Рязановым — это нам занятие дня на три, а то и на пять. А тут тебе и Пасха, и Светлая седмица. Пока мы будем за призраком гоняться, негодяи непременно опять князю Копьеву напишут. Они не дураки — понимают, что сразу после Светлой седмицы госпожа Позднякова постарается устроить венчание.
— Меня особо порадовал «побитый Феофан». И любопытно, что там у них за «знак», — ответил Еремей. — Перстенек, поди, или тайное слово. Только почему она лишь теперь про знак вспомнила?
— Потому что Евгения ее научила Может, знака вовсе нет.
— У таких людишек — должен быть.
— Ну, едем к доктору. Пусть везет нас к Дедке. Будем надеяться, что сукин сын жив…
Граве сидел дома и читал ученую книгу.
— Я посылал Эрнеста к Гринману, — сказал он. — Пациент в скверном состоянии. Самое дикое — он порывается уйти. Гринман не знает по-русски, он из тех врачей, которые в России и родились, и женились, и детей завели, а знают только «сто рублей» и «пошел вон». Объясниться им помогает жена Гринмана, которая выучила с сотню русских слов. Гринман передает, что ежели пациент начнет буянить, то будет отпущен ко всем чертям.