Иафет в поисках отца - Марриет Фредерик (книги бесплатно полные версии TXT) 📗

— Благодарю вас, любезный батюшка, — сказал я, поставив костыль на прежнее место. — Очень благодарен вам, что вы позволили мне укротить дерзость этих негодяев, которых, я думаю, вы сейчас же прогоните со двора..

Я придвинул стул к нему еще ближе и опять сел.

В эту минуту генерал был до того взбешен, что весь посинел, глаза у него выкатились, и пена клубами валила у него изо рта. Он не мог говорить, но встал и, вероятно, для того, чтобы самому расправиться со мной; но от этого усилия он почувствовал сильную боль в ноге и в отчаянии бросился на софу.

— Дорогой батюшка, — сказал я, — вы, кажется, усилили боль, желая помочь мне.

— Сэр, — вскричал он, — если вы думаете этими средствами чего-нибудь добиться, то очень ошибаетесь! Вы могли выгнать двух трусов, но со мной я не позволю вам шутить Я вас не признаю, лишаю вас наследства.

Итак, выбирайте: или выйти из комнаты, или я сейчас позову полицию.

— Полицию? Да что может она мне сделать? Я скорее сам предам ей ваших двух наглецов. Надеюсь, притом, что вы никогда не решитесь поступить так бесчеловечно с вашим сыном.

— Уверяю вас, я это сделаю!

— Быть не может, де Беньонам не приличен такой поступок. Не лучше ли нам поговорить об этом предмете хладнокровнее? Неудовольствие ваше происходит, вероятно, от боли в ноге. Позвольте заметить, что если бы полиция вмешалась в наше дело, то нам обоим не миновать судилища в Боу-Стрит; были ли вы там когда-нибудь?

Генерал не ответил.

— Кроме того, — продолжал я, — подумайте, как бы смешно было, если бы вас заставили присягать и говорить сущую правду; и что бы вы тогда объявили?.. Что вы слишком рано женились и, найдя, что ваша супруга не имеет никакого состояния, уехали от нее на другой день вашей женитьбы? Что вы, почтенный капитан де Беньон, привесили своего сына к воротам воспитательного дома; что вы встретили после вашу супругу, которая уже принадлежала другому, и что, несмотря на все это, вы имели с ней тайные свидания, потому что вы должны были видеться с ней, чтобы поговорить на мой счет? Потом после ее смерти вы пожелали найти вашего сына, который не беспокоил вас около двадцати трех лет, и вот наконец вам доказали, что я точно ваш сын, и что же? Вы не только не предложили ему своей руки' хотя из простого приличия, но еще хотите выгнать его из дома и предать полиции; а за что? Вы и сами не знаете. Конечно, может быть, вы на это имеете особенные, неизвестные мне причины.

В продолжение этого разговора бешенство моего отца несколько уменьшилось; он выслушал все, что я ему сказал, и видел всю нелепость своего поведения. Но боль в ноге его все более и более усиливалась, она сильно вспухла. Он застонал ужаснейшим образом.

— Могу ли я вам помочь, батюшка?

— Позвоните, сэр.

— Вам не нужна ничья помощь, когда я здесь. Я доктор, сам могу услужить вам, если вы позволите, и надеюсь скоро унять вашу боль.

Он не ответил, но по его лицу видно было, что он ужасно мучился. Я подошел к нему и ослабил перевязку, отчего страдания значительно уменьшились. Потом я се опять скрепил, намочив примочкой, которая была на столе. Через несколько минут он почувствовал совершенное облегчение.

— Теперь, батюшка, вам не мешает уснуть немного, — сказал я. — Я возьму книгу и с величайшим удовольствием готов сидеть у вас.

Генерал оперся на спинку дивана и минут через пять уже храпел.

«Вот и победа», — думал я, и, подойдя потихоньку к двери, отворил ее и велел принести чашку бульона. Все это я сделал, не разбудив отца. Потом я опять сел, взял книгу и поставил бульон на край камина, чтобы он успел нагреться. Через час генерал проснулся и с удивлением осмотрелся.

— Не нужно ли вам чего-нибудь, любезный батюшка? — спросил я.

Он не знал, начать ли ему опять свои претензии, или нет, но наконец ответил:

— Мне нужна помощь моих слуг.

— Но слуга не может ходить за вами с таким рвением, как сын. Я для вас приготовил бульон, думая, что он вам будет нужен.

— Признаюсь, сударь, для того-то я и хотел спросить своих слуг, — сказал он гораздо тише прежнего, и видно было, что с удовольствием взял из моих рук бульон..

Потом я опять взял примочку и, сняв перевязки, вторично намочил их.

— Не могу ли я еще чем-нибудь служить? — спросил я.

— Нет, мне ничего не нужно, я чувствую себя очень хорошо.

— В таком случае, позвольте теперь с вами проститься. Вы желали навсегда расстаться со мной и хотели даже силой вывести меня из вашего дома. Я воспротивился этому, во-первых, для того, чтобы избавить вас от неприятной мысли, что вы обидели человека, который не только вас никогда не оскорблял, но еще имел сильное право на вашу благосклонность. Я доказал этим свое происхождение от фамилии де Беньонов, которая не терпит обид. Но если вы думаете, генерал, что я пришел сюда для того, чтобы каким-нибудь образом вкрасться в ваше доверие, то вы очень ошибаетесь. Я слишком горд для этого. По счастью, я имею средства к пропитанию и не прошу ничьей помощи. Если бы вы меня приняли, как прилично отцу, то, поверьте, вы бы нашли во мне сына, которого главной целью всей жизни было отыскать отца и который приходил в восторг от одних воспоминаний о нем, помогая этим своему горю и утешая себя в несчастьи одной этой мыслью. Несмотря па мое состояние, я смею вас уверить, что я не уронил бы вашей фамилии. Я сошлюсь в том на лорда Виндермира. Признайтесь, что ужасно быть брошенным в свете, без помощи, без друга, без родных, которые могли бы удержать своими советами от ошибок, облегчить нужды. Но еще ужаснее видеть, что лучшие мои желания разрушились, когда я почитал их исполненными, и причиной этого было сходство мое с матерью. Об одной только вещи, генерал, я хочу просить вас, и на которую, впрочем, я имею полное право, а именно: принять настоящую мою фамилию. Уверяю вас, я ее никогда не запятнаю. Теперь же позвольте мне навсегда проститься с вами и будьте уверены, что никакая бедность, никакие лишения не заставят меня опять прийти к вам.

Я поклонился ему очень низко и хотел выйти.

— Постойте, хоть одну минуту.

Я повиновался.

— Зачем вы вывели меня из терпения, сэр?

— Позвольте вам заметить, что я вовсе не был причиной вашего неудовольствия; напротив, я старался сохранять должное хладнокровие.

— Это-то меня и взбесило.

— Согласен, но, во всяком случае, я не виноват; хладнокровие — долг благовоспитанного человека.

— Вы хотите этим сказать, что отец ваш не имеет никакого воспитания? — сказал он сердито.

— Совсем нет; есть много весьма благовоспитанных людей, которые, по несчастью, не умеют владеть своим характером, но в таком случае они признают свою ошибку и извиняются.

— То есть вы ожидаете от меня извинений?

— Позвольте, генерал, спросить вас: вероятно, вы никогда не видели, чтобы кто-нибудь из де Беньонов спокойно перенес обиду?

— Никогда.

— И потому те, которые это знают, не должны по-настоящему обижать других. И если бы в минуту запальчивости они это сделали, то самая гордость, кажется, должна бы принудить их к извинению. Тут нет никакой низости — извиняться перед человеком униженным; напротив, это очень благородный поступок.

— Я вижу из этого, что вы настоятельно требуете извинения.

— Теперь оно, генерал, почти не нужно. Мы расстаемся и, вероятно, никогда более не встретимся. Если же вы полагаете, что извинение есть долг ваш, то я с удовольствием его приму.

— И вы не хотите остаться?

— Я никогда и не думал этого, генерал. Вы сами сказали, что не признаете меня и лишаете прав наследства. Кто носит в себе чувство благородного человека, тот не может оставаться, услышав такие слова.

— На каких же условиях могу я вас удержать и заставить забыть прошедшее?

— Мои условия весьма коротки. Скажите, что вы отпираетесь от сказанного вами и что очень сожалеете, что меня обидели.

— А если я этого не сделаю, то вы никогда сюда не покажетесь?

— Решительно, генерал. Впрочем, я всегда буду молить Бога о вашем счастьи и если узнаю о вашей смерти, то с истинной печалью в душе буду на ваших похоронах, хотя вы меня и отчуждаете. Это мой долг. Я пользуюсь вашим именем, и вы объявили, что я точно ваш сын. Но жить с вами, или даже изредка видеться, я не могу после того, что между нами произошло.